Русский Колокол. Журнал волевой идеи (сборник) - Иван Ильин

Пусть твердят нам, что черный вихрь истории будет еще долго бушевать над Россией… Мы отвечаем уверенно и спокойно: он будет бушевать лишь до тех пор, пока не проснутся в душе нашего народа благодатные силы его духа. Но пусть не пугают нас сроками: что есть срок, когда смерть всегда сторожит каждого из нас у порога? что есть срок, когда подлинная победа религиозной и национальной России уже обеспечена нашей верностью, нашей идеей, нашим служением, – нашим знаменем, не нами воздвигнутым и не нами освященным? и что есть срок десяти лет в тысячелетней жизни великого народа?

Прежде всего и больше всего мы должны искать правоты; в ней – сила; и сила соберется под ее знамя. Надо служить делу Божиему, не кривя, не торгуясь и не исчисляя Божиих сроков. И верить: проснется здоровая духовная глубина России, умолкшая от военного утомления, замутившаяся в революции и засыпанная мусором пропаганды. Проснется, и застонет, и замолится о том, о чем стонут и молятся наши души уже десять лет. И тогда наш народ поймет, что мы не враги его и не изгои, но и не льстецы и не растлители: что мы – его старшие братья, насмерть борющиеся за его душу и за его разум, непоколебимо верящие в его Православием взращенную совесть и в его исконный государственный смысл.

И тогда правое дело победит.

Армия

Существует мнение, – в наше время оно стало очень распространенным, – будто после великой войны, когда «народы устали», достаточно собрать молодых людей (мужчин или женщин, все равно), дать им оружие, обучить их, как им владеть, – и армия готова.

В наши дни военная техника стала весьма совершенна. Изобретено множество машин для истребления людей: пулеметы, дальнобойные тяжелые пушки, аэропланы, газы, танки… Но (хотя это и кажется неправдоподобным) научить солдата владеть сложными современными орудиями войны – легче и скорее, чем грошовым орудием далекой старины.

Это не парадокс. Пулемет состоит из сотни мелких частей, гаек, винтов, пружин и колец; а шашка – из рукоятки, клинка и ножен. Но управлять пулеметом легче, чем рубить шашкой. Чтобы хорошо рубить, горцы и казаки с детства обучаются этому искусству: рубят лозу, глину, солому; рубят по водяной струе – по воде, так, чтобы она не давала всплесков; по бараньей туше, по свободно повешенному арбузу… И точно так же – научиться управлять мудреным танком или броневиком легче, чем научиться ездить верхом на самой немудреной лошади.

Машина упростила и облегчила участие в войне. Отсюда соблазн – сократить сроки службы. Отсюда соблазн – учить солдата, но не воспитывать его. Отсюда соблазн – делать солдатом всякого (и антимилитариста, и врага нации и родины – коммуниста)…

Армию называют великой молчальницей – «le grande muette». Ибо армия есть только покорное орудие в руках правительства, слепо и безоговорочно исполняющее все его предписания. Но эта великая молчальница говорит самым громовым голосом: голосом пушек и пулеметов; самым страшным языком – языком смерти. Она убеждает самым жестоким способом – способом крови.

Как же высоко должно быть воспитание армии, из каких рыцарственных элементов она должна состоять – для того, чтобы иметь право переступать через кровь; для того, чтобы быть готовой отдать все – покой и уют, семейное счастье, силы, здоровье, и самую жизнь во имя Родины, во имя ее спасения и блага.

Армия должна защищать Родину от врагов, от всяких врагов – «внешних и внутренних». Она должна отстаивать неприкосновенность границ государства, обеспечивать в стране мирную жизнь, оборонять Родину от порабощения извне и от унижения и разорения изнутри. Если минувшая война была сурова – если она поставила под удар миллионы людей, никогда не готовившихся к войне, то грядущая война (а она придет, рано или поздно!) будет еще более жестока…

Сильно развившаяся военная техника даст неприятелю возможность перенести войну за войсковой фронт, – глубоко в тыл, через «позицию», устроенную армией. Соблазн поколебать умы, вызвать у враждебного народа «пораженческую психологию» и тем принудить его к сдаче – вызовет попытки разрушить жизненные, питающие армию центры. Дальнобойные пушки будут направлены на города с мирным населением. Аэропланы будут сбрасывать бомбы с удушливыми газами и микробами, будут стремиться достигнуть центров управления страной – столиц, промышленных и фабричных районов, чтобы внести панику среди служащих, разрушить чиновничий, бюрократический аппарат страны, прекратить работу заводов, разогнать рабочих. Специальные армии агитаторов и пропагандистов заблаговременно направятся в тыл, чтобы сеять смуту. Забастовки, рабочие беспорядки, митинги протеста против войны, пораженческая литература, – все это будет мутить и отравлять внутреннюю жизнь страны.

«Внутренний враг» не всегда различаем, плохо осязаем, трудно уловим. Он искусно прячется в лукавых сердцах. Он ходит в овечьей шкуре социализма. Он соблазняет ложными посулами. Бороться с ним тогда, когда он уже развернул красные флаги мятежа и вышел на улицу – поздно. Жертвы в столкновениях вызывают жалость и смутное сочувствие к бунтовщикам, и не ослабляют, но разжигают и расширяют мятежное движение. Бороться с погромами, когда они уже начались и пошли, какие бы они ни были, – погромы ли усадеб, торговых лавок и рядов, или еврейских предместий, – есть очень трудная задача. Поэтому армия должна уметь предупреждать эти болезненные вспышки: она должна иметь такое влияние на народ, чтобы одна мысль о существовании армии – не допускала в душах и желания беспорядков.

И вот, во время войны армия будет защищать страну своею грудью от вторжения врагов; она близко подойдет к гражданскому населению, и от ее поведения и настроения, от ее духа будет зависеть успех или неуспех, победа или поражение.

А в мирные годы, не угрожаемые внешним врагом, на армию ляжет тяжелый и ответственный труд такого воспитания народа, чтобы никакие беспорядки, никакие погромы не были возможны. Это будет делом не только армии, но прежде всего армии, как живого средоточия волевой дисциплины.

Может ли армия, при таком своем назначении, быть только толпой, обученной владеть орудиями войны? Может ли она представлять из себя только вооруженную массу, не объединенную общими, великими, религиозными и государственными идеями?

Чем лучше будет вооружена такая толпа, и чем она лучше будет владеть своим оружием, тем опаснее она будет для самого государства. Не воспитанная заранее в духе самоотречения и жертвы, – в пору войны, ее опасностей и страхов она дрогнет перед врагом. В ней встанет свое, личное. Она до ужаса осознает силу военного оружия, – не своего для неприятеля, а неприятельского для себя, – и побежит, все разрушая на своем пути. В пору мирной жизни не воспитанная в духе дисциплины и повиновения, она забудет свое призвание к «великому молчанию», и, отдаваясь различным течениям, сама внесет в государство кровавый бунт – военный мятеж…

Армия есть как бы лицо государства. Армия есть то открытое, по чему соседи судят о его силе, мощи и значении. Воспитана армия, дисциплинирована, отлично вооружена, хорошо одеты ее солдаты, сыты, здоровы и сильны, – и сдержаннее язык ее соседей, скромнее их притязания.

Армия есть школа для народа. Не только потому, что через ее ряды при всеобщей воинской повинности проходит почти все мужское население нации и учится в ней долгу, мужеству и патриотизму, но еще и потому, что армия проникает во все слои общества и по ее поведению на маневрах, ученьях, смотрах, по виду ее офицеров и солдат, по их поступкам, по их разговорам все судят о духовной силе своего государства, все учатся уважать и любить свое отечество.

Но армия – не вооруженный народ; и вооруженный народ – не армия. Нельзя воспитать весь народ, как армию; но надо выделить из народа некоторую часть его, сделать из этой части офицеров, унтер-офицеров и кадровый состав, и сказать про них – это армия! И все, что вольется в нее, должно быть во всем им подобно.

Эта кадровая армия должна блюсти и разуметь религиозный смысл своего бытия; она должна быть армией христианской, христолюбивым воинством, ибо только заповедью Христовой – возлюбить ближнего своего так, чтобы положить за него свою душу – могут быть обоснованы и приятие оружия, и своя и чужая кровь, и муки ранения, и самая смерть.

«Воины благочестивые, славою и честию венчанные!»