Работа любви - Григорий Померанц

Идеи, создававшие Колыму и Освенцим, не умерли. Несмотря на «теологию после Освенцима». Несмотря на своего рода «этику после Освенцима», которую пытался создать Эммануэль Левинас. Возникают новые проблемы, не разрешимые в рамках либеральных порядков, и новые эксцессы. Ни учение Христа, ни этика Канта их не предотвратили, и нет надежды, что какие-то поправки в заповедях совершенно устранят опасность. И все же священник, учитель, писатель, ученый, философ обязаны сделать все, на что они способны, чтобы удержать от соблазна ничем не ограниченного насилия ради чего бы то ни было, ради выхода из любого кризиса, из любой беды. Надо, по крайней мере, знакомить с тем, чем это все кончалось, что об этом думали Гроссман, Айхенвальд, Левинас, ссылаясь на Достоевского или без ссылок: «Единственная абсолютная ценность – это человеческая способность отдавать Другому приоритет». «Мы все ответственны за всё и всех, и я ответствен более, чем все другие», – не дожидаясь взаимности от Другого, не требуя от него равенства ответственности. «Я ответствен за Другого, даже если он наводит на меня скуку или травит меня» (подробнее в книге: Левинас Э. Избранное. М.-СПб., 2000, с. 356–366). Все это и подобное много раз написано; однако сорняки тоталитарных идей будут расти вновь и вновь, если не изменится сама почва истории. Когда эта почва становится раскаленной лавой, истерика охватывает культуру и любая клетка может стать злокачественной. Коммунизм вырос из Просвещения, нацизм – из Романтизма. Сегодня экстремизм растет из ислама, из католической теологии освобождения[17], из традиций «Черной сотни», поддержанных Патриархией. Завтра он может вырасти из экологического активизма. Политическая мысль с ее проектами тотальных и окончательных решений – только следствие лихорадочного темпа научно-технических сдвигов, следствие Нового, ставшего разрушительной силой. Потеряна способность культуры осваивать Новое, приручать его, сохраняя равновесие. Сегодня Новое так стремительно нарастает, что культура разваливается и падает «ценностей незыблемая ска́ла». Разрушительная роль телевидения, о которой с тревогой писали Поппер, Гадамер и другие, – только частный случай.

Министр просвещения России Геннадий Ягодин писал об экологическом кризисе: «Дальше – только два варианта. Либо фашизм, диктатура, которая говорит: Ведите себя так, иначе погибнете»; либо такой уровень сознания, когда человек без диктатуры будет вести себя так, чтобы не погибнуть («Зачем нужны умные люди?» – «Педология», 2001, май, с. 16).

К сожалению, именно умные люди создали реальность, с которой умные люди не знают, что делать. И фашизм в глобальном масштабе – такая же головная вероятность, как и неожиданно выросший уровень сознания. Глобальная диктатура не может утвердиться мирным путем; а война – еще более конкретный путь к гибели, чем нынешнее сползание в пропасть под контролем НАТО. Мы должны быть благодарны англосаксам за то, что они не поддались соблазну безумных идей, завладевших Россией, Италией, Германией, Китаем, Вьетнамом, Кубой… Но порядок, который хранит Америка, – это порядок движения к катастрофе.

Одна из проблем, которую нельзя решить высокоточными ракетами, – миллиарды недорослей, недоучек, недоразвитков. Примитивные народы умели воспитывать своих мальчиков и девочек. Простая культура целиком влезала в одну голову, и в каждой голове были необходимые элементы этики и религии, а не только техническая информация. Культура была духовным и нравственным целым. Естественным примером этой цельности оставались отец с матерью. Сейчас они банкроты. Тинейджер, овладевший компьютером, считает себя намного умнее деда, пишущего авторучкой. Мир изменился, каждые пять лет он другой, и все старое сбрасывается с корабля современности. Растут миллиарды людей, для которых святыни, открывшиеся малограмотным пастухам, не стоят ломаного гроша. Полчища Смердяковых, грядущие гунны, тучей скопились над миром. И они в любой день готовы пойти за Бен Ладеном или Баркашовым. Записку Иконникова гунны не прочли (а если б и прочли – что им Иконников? Что им князь Мышкин?). Судьбу Другого они на себя не возьмут. Одно из бедствий современности – глобальная пошлость, извергаемая в эфир. Возникает иллюзия, что глобализм и пошлость – синонимы. И глобализм уже поэтому вызывает яростное сопротивление. Не только этническое. Не только конфессиональное. Культура (в понимании Шпенглера) противится цивилизации. В этом встречается достаточно много безумия, но есть и глубокий разум. Сопротивление американизации увеличивает шансы другого, старого, проверенного историей проекта глобализации – европейского. Европа (в отличие от всех империй, азиатских и старой Российской) – осуществленный проект культурного мира как концерта (или хора) самостоятельных голосов. Россия XIX в., войдя в этот хор, впервые открыла в себе самой возможность полифонии. Одни русские опирались на Францию, другие на Англию, третьи на Германию – и возникла перекличка голосов внутри русской культуры, создавшая условия для расцвета русского романа и русской философии.

Можно быть радикалом, или либералом, или почвенником, но все согласятся, что Россия, став европейской, пережила взрыв духовных сил. Я думаю, что это достаточная проверка плодотворности европейского глобального проекта. И можно представить себе глобальную культуру как подобие сводного хора, куда отдельные культурные миры (Европа, ислам, Индия, Дальний Восток) войдут как отдельные хоровые группы. Музыкальное действо, в котором четыре ансамбля, разбросанные на десятки метров друг от друга, подчинились одной палочке дирижера, я слушал в Риме в 1992 г. И дело только за палочкой дирижера, за прислушиванием всех культурных миров к единству Святого Духа.

В этом направлении действовали зачинатели диалога вероисповеданий, начатого II Ватиканским собором – Томас Мертон, Джон Мейн, Д. Судзуки, Далай Лама XIV и другие. За поверхностным противостоянием Запад – Восток, Север – Юг стоит тенденция техногенной цивилизации покорить себе весь мир и разрушить его, а в борьбе с этим – силы, пока разбросанные, но способные соединиться. Пафос этого противостояния лучше всего выразил Рильке:

Древнюю дружбу богов – этих великих, незримои ненавязчиво сущих (мы их не слышим в азартегонки, в гуденье машин)… Что ж, их отринуть должны мы,или начать вдруг искать их поселенья на карте?

Властные эти друзья, те, что в безмолвные далимертвых берут, никогда не обнажат свои лики.Наши купальни, кафе, игрища наши и крикиих оглушили. Мы так давно обогнали

медлящих проводников в вечность, и так одинокирядом друг с другом, друг друга не зная.Путь наш не вьется, как тропки лесов и потоки,

дивным меандром. Он – краткость, прямая.Так лишь машины вершат взлет свой искуственнокрылый.Мы ж, как пловцы среди волн, тратим последние силы.

Спешкой задушены,Вздыблены, взвихрены…О, если б стихли мы!О, если б слушали!

Нет, не шумихоюМутною, пенною, —Музыкой тихоюВсходит Нетленное.

О, не теряйте сил!Что вам угар побед?Мальчики, мир глубок!

Крылья покой раскрыл:Ночь и внутри – рассвет,Книга и в ней – цветок.

Одна из особенностей великих культурных миров – способность к историческому повороту, переходу от расширения вовне к внутреннему росту, от захваченности центробежными процессами к созерцанию духовного центра и покаянию за отрыв от него. Соединенные Штаты пережили несколько движений аутсайдеров: волну, вызванную уходом Томаса Мертона в монастырь, дзэн, йогу. Но американская культура в целом, начавшаяся с высадки колонистов в Виргинии (XVII в.), не имеет способности к повороту в своей исторической памяти. Она очень односторонне воплощает дух Нового времени, дух Просвещения, поэтому я жду конца американского века. Последний подвиг Америки – укрощение тоталитаризма. Лидерами станут страны, которые лучше других сумеют создать новый стиль жизни, включить паузу созерцания в череду дел, избавиться от лихорадки деятельности, от «блуда труда, который у нас в крови» (Мандельштам). Пионерами могут быть и большие и маленькие страны, сильные и слабые. Мы не знаем, кто вырвется вперед. Но начинать должны все. Решающей становится не экономика, а педагогика, начиная с детского сада. Дети схватывают начатки нового быстрее взрослых. Я вспоминаю слова девочки четырех лет: «Мама, не говори громко, от этого засыхают деревья». И слова другой девочки, в детском саду, после разговора о Боге: «Это как чувствовать маму с закрытыми глазами». С самого раннего детства можно воспитывать понимание радости, которую дает созерцание. И это подготовит людей к переоценке ценностей, к переходу от инерции неограниченного расширения техногенного мира к цивилизации созерцания, духовного роста и равновесия с природой. Если мы будем просто звать людей ограничить свои потребности, ничего не выйдет, кроме раздора. Петр кивнет на Ивана, Европа на Америку, Азия на Европу. Поворот может дать только открытие ценности созерцания, паузы созерцания в делах, в диалогах и дискуссиях, в развитии мысли, в сближении влюбленных. Когда Моцарта спросили, что всего важнее в его музыке, он ответил: паузы! Паузы, в которых он слышал – мы услышим, если вслушаемся – божественное дыхание.