Она моя (СИ) - Тодорова Елена

— Ждала, Катенька, — улыбается и… целует.

Это просто сон. Я сплю. Во сне можно все.

Я дрожу. Он напирает. И я распахиваю губы. Принимаю его вкус и тепло. Безумный коктейль. Настоящий дурман. В груди что-то взрывается и осыпается жгучими искрами. Решетит плоть. Задевает самые чувствительные точки. Внизу живота безумный вихрь закручивается.

Гордей не торопится. Он, словно так же, как и я, мечтает насладиться каждым мгновением долгожданной близости. Страстно и сладко целует. Бесконечно… Бесконечно целует. Наверное, мы оба боимся остановиться. Тогда могут прозвучать слова — плохие и жестокие. Они способны все разрушить.

Лишь когда первый голод стихает, начинаю замечать другие, казалось бы, более чем очевидные вещи. Его жадные руки по всему моему телу. Каменный член, вжимающийся в шов моих джинсов и заставляющий на каждом движении содрогаться.

— Замерзла? — спрашивает между поцелуями.

Нет, мне не холодно. Мне очень жарко. И я не хочу, чтобы он останавливался, поэтому просто мотаю головой.

— Поехали со мной, — шепчет таким тоном, от которого меня еще сильнее дрожь пробирает. — Катя? Поехали.

— Я не могу…

— Катя… Катенька… Поехали…

— Я… Я не знаю… — боюсь, но вопреки всему желаю этого больше всего на свете. Закрыться от всего мира. Ощутить его всем своим телом, каждым сантиметром голой кожи. И внутри его почувствовать. До боли. До хрипа. До одуряющей дрожи. Хочу настолько сильно, что плоть пульсирует и пропитывает жаркой влагой белье. — Только если ты не примешь это за любовь… Просто секс… — сама в шоке от того, что говорю.

Точно схожу с ума. И кажется, Тарскому снова хочется меня убить. Руки до боли сжимают плечи. Губы прекращают ласкать. Слышу скрип его зубов.

— Хорошо. Будь по-твоему, Катерина. Просто секс.

— Едем? — все еще не верю.

Но он заключает уверенно:

— Едем.

Глава 39

Практически всю дорогу сижу с закрытыми глазами. Со стороны, наверное, кажется, что расслабилась или даже уснула. На самом деле, попросту не хочу запоминать дорогу. Мне это ни к чему. То, что я еду к Тарскому, ничего не значит. Иногда люди идут на поводу у своей слабости. Я тоже имею на это право. Главное, не забывать, что это лишь физическое удовлетворение.

Труднее всего не оглядываться на парковке. Боюсь узнать район. Не говоря уже о точном расположении. Идем в тишине. Тарский, потому что привык молчать, а я, потому что сдерживаюсь. Но чем ближе мы подходим к черной глянцевой двери в конце просторного коридора, тем яснее я осознаю, что не смогу просто переспать с ним. Чувства вырываются, как ни блокирую их. От этого душу вновь разбивает страх.

Таир пропускает меня внутрь первой и закрывает за собой дверь. Дважды щелкает замок. Меня бросает в жар. Реально ощущаю, как спина мокнет. Не раздеваясь и не снимая обувь, прислоняюсь к стене.

— Это твоя квартира? — спрашиваю зачем-то.

— Моя.

— Для себя или для дела?

— Это важно? — делая шаг в сторону, становится напротив.

Смотрит в глаза. Разбирает на части, пытаясь понять, что лежит в основе этого вопроса. А я и сама не до конца понимаю. Мне ведь должно быть все равно.

— Просто интересно, почему я раньше тут не бывала.

— Наверное, потому что до Европы я не планировал тебя трахать.

— Исчерпывающий ответ, — стараюсь, чтобы голос звучал так же ровно, как у него.

— Думаю, да.

— А знаешь… — где-то в комнате раздражающе тикают часы. И выдох мой слышится бесяче громким. — Зря я приехала. Не подумала, — улыбаюсь. Мать вашу, сколько сил это отнимает! — Прости. Я пойду.

Делаю шаг в сторону, смыкаю пальцы на ключе, но провернуть его не удается. Тарский толкает меня к двери. Припечатывает своим телом к массивному деревянному полотну и застывает.

— Стой. Не двигайся, — грубоватую команду завершает хриплый выдох.

Жесткая щетина царапает щеку. Губы касаются шеи, после чего сильные руки стягивают с моих плеч пальто. Пару секунд спустя отшвыривают его куда-то в сторону, задирают свитер и находят пояс моих джинсов.

Натуральным образом задыхаюсь. В глазах на мгновение темнеет. Хватая ртом воздух, позволяю ему… Разрешаю себя раздевать прямо у проклятой двери. Все происходит в суматохе, очень быстро. Резко скрипит молния, и вот Таир уже сдергивает с меня штаны вместе с колготками и трусами.

Зажмуриваюсь, когда разворачивает к себе лицом.

— Открой глаза, — не просит. Как обычно, требует. — Катя?

Как только я их распахиваю, подхватывает меня на руки и несет вглубь квартиры. Да, это не вежливый визит… Все, что мне удается увидеть — потолок. Все, что почувствовать — колючее покрывало. Морщусь, когда Тарский, стягивая скатанные на лодыжках вещи, бесцеремонно протаскивает меня по нему. Спину и ягодицы жжет, будто от укусов муравьев.

— Ладно, ладно… — бормочу самой себе и широко раскрываю согнутые в коленях ноги.

Все правильно. Ничего личного.

— Твою мать…

Когда Таир нависает надо мной, замечаю, что на нем тоже больше нет одежды. Смотрит в глаза. Вжимает в жутко кусачий плед, от которого мне уже хочется чесаться. Он что, связал его из чьих-то волос?

— Катя, — ведет ладонью по щеке.

Слишком нежно прикасается. Слишком…

— Не надо так… — вцепляюсь пальцами в крепкое запястье, но Таир не дает отстранить.

— Как?

Мои глаза наполняются слезами. В груди зреет что-то непонятное. Тот самый вулкан… Вот-вот извержение произойдет. Ненавижу это.

Не понимаю, почему он еще не во мне. Чувствую ведь, насколько желает. Его тяжелый и горячий член трется между моих ног.

Пора начинать. И заканчивать.

— Мне нравится, когда ты причиняешь боль, — лгу ему. А лгу ли… — Будь грубым. Жестко хочу.

Слеза выкатывается и быстро стекает по виску в волосы.

— Нет, не хочешь. Сейчас не хочешь.

Я вздергиваю подбородок и перевожу взгляд на потолок, чтобы какое-то время не видеть его лицо. Громко выдыхаю. Гордей сжимает мой подбородок и мягко возвращает в предыдущее положение.

И снова эта пытка — глаза в глаза.

Затем трогает ладонями грудь. Едва не вою, настолько чувствительной она, оказывается, стала. Удовольствие прошивает тело, даже ступни дергаются. Низ живота наполняется ноющей тяжестью. Между ног снова мокро и горячо становится. И я уже дышу, как большая мохнатая собака в адски жаркий день.

— Твоя грудь… — замечает вдруг Тарский, а я замираю. — Забыл, какая она красивая.

Облегчение быстро трансформируется в злость.

— Я здесь не для того, чтобы ты меня разглядывал, — сердито выпаливаю.

Не прекращая ласкать ладонями, прижимается лицом к моему лицу. До боли давит лбом в переносицу. Думает, меня это сломает? Да хоть череп мне раскрои.

Только и я забываю. Забываю, что Таир чрезвычайно хорошо меня знает. И как пробить броню, осведомлен лучше, чем я сама.

— Дурилка ты… Красивая… — и целует, срывая стоны и дрожащие выдохи.

Не собиралась сама его трогать. Верила, что выдержу все на механике, но не могу. В меня проникает его вкус, его тепло, его запах… И я жадно хватаю все, что можно. Сама лезу к нему руками. Оглаживаю мускулистые плечи, тяну ближе к себе, вынуждая вжаться всем весом. Черт с ним, с изуверским покрывалом… Тарский толкается в мой рот языком — охотно облизываю и посасываю, пока его слюны в моем рту не становится больше, чем моей собственной.

Он ведь сходу меня пьянит. Так, что голова кружится и в ушах возникает звон. Кровь по венам бешеными потоками несется, раскаляя и утяжеляя тело.

Когда Таир приподнимается, чтобы толкнуть мои колени выше и придвинуть член к промежности, лихорадочно ищу его глаза. Он уже смотрит мне в лицо. Смотрит и давит во влагалище разбухшей головкой.

— Ты моя.

Сильным и плавным ударом загоняет в меня член. Я дергаюсь. Из губ срывается крик безмерного удовольствия. Спрятав на мощной груди лицо, руками и ногами в него вцепляюсь. По-своему пытаюсь обездвижить, потому что сейчас не переживу взрыва чувств. Украдкой слезы роняю. Тарский, конечно же, понимает, поэтому не спешит двигаться. Постепенно начинает, чутко улавливая, когда я к этому оказываюсь готовой.