Танго смерти - Юрий Винничук

– Это что за абракадабра?

– «MARTINUS ANCZEWSKI SECRETARIUS REGIS MEDICINAE DOCTOR CONSUL LEOPOLIENSIS». То есть «Мартин Анчевский, секретарь короля, доктор медицины, львовский ратман».

– Но здесь нет цифр.

– Ошибаетесь, есть. Эти буквы – одновременно и римские цифры. C – 100, L – 50, D – 500, M – 1000. В верхнем ряду есть номер стеллажа: М – 1000, в нижнем – номер полки. Поскольку сотой полки у нас нет, а есть пятидесятая, то получаем: 1000 и 50… Дальше – Рынок, 23… Здесь цитата из Библии «TURRIS FORTISSIMA NOMEN DOMINI» и цифра «PROVERBIA 18», то есть «имя Господа – крепкая башня. Притчи, 18», не указана только строка цитаты. Но строку легко найти. Смотрим в Библию… так… вот эта цитата… 10-я строка. Записываем: 18 и 10. Видите, как просто и как хитро? Дальше. Рынок, 36. «HIS DIE 1 MA IULY» и «MARIA ANNO DOMINI 1730». То есть «Иисус дня 1 июля» и «Мария года Божьего 1730». Выписываем 1730 и 1.

– А месяцы? – поинтересовался я. – Они ведь тоже имеют свои цифровые соответствия.

– Имеют. Но они нам не нужны. Везде должно быть по два числа, то из них, что больше, означает номер стеллажа, а что меньше – полку. Или я последняя дура, если это не так. Вы же не считаете меня дурой?

– Боже упаси. Я просто потрясен вашими глубокими познаниями.

– Э, когда-то учили… не то что сейчас…

– Но почему вы так уверены, что большее число – это номер именно стеллажа?

– А вы можете себе представить полку № 1730? Нет? И я не могу, потому что наша библиотека не небоскреб. Зато стеллажей у нас – о-го-го! Итак, что мы имеем? Стеллаж № 1739, полка 28. Стеллаж № 1000, полка 50. Стеллаж № 18, полка 10. И стеллаж № 1730, полка 1.

Она старательно выписала все цифры на бумажку и, вручив ее мне, сказала:

– А теперь отправляйтесь в увлекательное путешествие по неведомым тропам нашей библиотеки. Но только не в то крыло, куда вы до сих пор ходили, а в противоположное.

– Это какое же?

– А то, где на дверях красуется череп с костями.

– Господи! Там же написано «Вход строго воспрещен»!

– Так оно и есть. Там находятся закрытые фонды. Туда можно заходить только со специальным пропуском, который могут выдать исключительно пан директор, к сожалению, уже покойный, и я. Ведь это святая святых, заповедная зона, несусветные края… Не один уже ушел и не вернулся… Но только не вы. Я верю в вас. Вы вернетесь с победой.

– Над кем?

– Над собой. Над своими страхами, – она говорила так, словно провожала меня в бой, и я чем дальше, тем все меньше испытывал желание идти в те неизведанные края.

– И что я там должен искать? – спросил я.

– Не знаю. Просмотрите всю полку, книгу за книгой, пролистаете каждую страницу… Хотя постойте… Мы выпустили из внимания номера домов на Рынке – 2, 4, 23 и 36. Возможно, они нам точнее подскажут местоположение того, что мы ищем.

– А что мы ищем?

– Еще раз меня об этом спросите, и я превращу вас в куст герани. Не имею ни малейшего понятия. Возможно, это какая-то надпись – в книге или на самой полке, а возможно, лист бумаги, вложенный в книгу. Так вот – на 28-й полке стеллажа № 1739 сначала осматриваете вторую книгу с левого края. Если там ничего нет, тогда вторую книгу с правого края. Если и это тупик, тогда осматриваете все книги на этой полке. Что-нибудь вы все же должны найти. И так путешествуете себе от стеллажа к стеллажу. Номер дома на Рынке должен соответствовать положению книги с того или другого края. Ферштейн[65]?

– Вроде бы да. Именно в таком порядке, как вы написали?

– А как бы вы хотели?

– Ну, видите ли, мне сначала придется прошагать до стеллажа № 1739, потом вернуться к № 1000, потом идти назад к № 18 и снова тащиться аж до 1730. Не проще ли было бы, чтобы я начал с № 18 и так далее?

Пани Конопелька поправила очки и посмотрела на меня так пристально, как никогда до сих пор не смотрела.

– Молодой человек, – сказала она, – вы меня уже заморочили. Идите себе, как вам в голову взбредет, только принесите мне что-нибудь. Ага… вот вам документ. Держите его при себе. Это пропуск в закрытые фонды. А еще возьмите вот это… – Она порылась в ящике, достала какой-то сложенный вчетверо лист бумаги и протянула мне: – Это если захотите есть или пить… Тогда и развернете. Сейчас не рассматривайте, но берегите его, потому что если потеряете… не знаю, кто вам и поможет…

– Есть и пить? Но ведь я не иду так уж надолго, – удивился я.

– Что? Ненадолго? А как вы себе представляете – где этот 1730-й стеллаж? Если вы думаете, что быстро с этим справитесь, то очень ошибаетесь. В закрытых фондах стеллажи нумеруются не только цифрами, но и буквами, то есть после № 1 идет № 1a, № 1b, № 1c, № 1d и так черт знает до каких пор. Но вы обращаете внимание только на стеллажи без букв. Поняли? Ой, чуть не забыла – матрасы и постельное белье лежат через каждые сто стеллажей. Как видите, администрация обо всем позаботилась.

– А если мне, извините, захочется в клозет?

– Там вдоль стен полно цветочных горшков… всякие фикусы, шмикусы, рододендроны, шмародендроны… Давненько их не поливали…

– А если я захочу…

– Да и не удобряли их давно… Так что с Богом…

– Тогда очень прошу вас сообщить моей маме…

– Хорошо-хорошо, не переживайте. Сейчас отправлю к ней кого-нибудь.

Так вот я и отправился в неизведанное, но перед этим, подойдя, не без волнения, к двери с черепом, костями и надписью «Wejście zabronione[66]», к двери, на которую я не раз обращал внимание, но приблизиться не решался, робко постучал, открылось окошко, и какая-то бородатая физиономия, сверкнув одним глазом, внимательно меня изучила, бурча себе под нос что-то невнятное, я протянул документ, физиономия прокашляла что-то, крякнула, вздохнула и открыла дверь. Я увидел небольшого горбатого человечка на худеньких ножках с большой лохматой головой, чтобы достать до окошка, ему пришлось подставить под ноги скамеечку, он махнул рукой, давая понять, что я могу идти, куда мне вздумается, и захлопнул дверь, не сказав ни слова, только кряхтя и постанывая, будто бы передвигал невесть какой тяжеленный груз, потом уселся в старое скрипучее кресло, накрылся клетчатым пледом по самую шею и задремал, с шумом втягивая воздух.

В ноздри мне ударил запах не только старых фолиантов, плесени и кожи, деревянных стеллажей, изъеденных шашелем, но и какой-то странный и невозможный в таком месте, фантастический запах копченостей, запах этот был настолько выразительным и недвусмысленным, что я поначалу растерялся, куда же это я попал, и начал озираться по сторонам и искать источник этого запаха, наконец, пришел к выводу, что шел он откуда-то сверху, но стеллажи высились, как отвесные скалы, верхние полки терялись в тумане, настоящем сизом тумане, пахнущем колбасами и ветчиной, за окнами моросил дождь, было пасмурно и холодно, в библиотеку проникало очень мало света, в целях безопасности здесь не было ни электричества и лампочек, ни свечей, оставалось только одно – дать возможность глазам привыкнуть к этому. Стеллаж № 18 я нашел, как и предполагал, быстро, приставил лесенку и, добравшись до десятой полки, взял двадцать третью с левого края книгу. Это была «De historia plantarum» Теофраста, изданная в 1620 году, – книга довольно объемная и тяжелая, листать ее на лестнице было неудобно, я спустился и, усевшись на подоконник, стал просматривать страницу за страницей, скоро я закончил эту чрезвычайно важную работу, но не нашел ни вложенного листа бумаги, ни надписи и уже собрался было лезть за книгой с правого края полки, как тут внимание мое привлекла задняя сторона переплета – она была несколько толще передней, я вынул из кармана нож, с которым никогда не расставался, и осторожно приподнял бумагу, которой переплет был оклеен изнутри. Я не ошибся, там был сложенный вдвое лист, вытащив его, я увидел латинский текст и изображения растений с пометками и латинскими подписями, спрятал лист в карман, положил книгу на место и отправился к однотысячному стеллажу. Дождь за окнами перешел в ливень, с особым рвением дождь колотил по жестяной крыше, просто в ушах стучало, а грохот и шум заглушали мои шаги, сумерки медленно сгущались, и туман с верхушек стеллажей опускался все ниже, я шел, поглядывая на номера стеллажей, и чувствовал, как мое хорошее настроение улетучивается, потому что стеллажи и в самом деле множились на глазах, иногда я спотыкался о какую-то книгу или стопку книг, поэтому мой первоначальный план не идти, а бежать оказался не таким уж простым, особенно после того, как я несколько раз упал и больно ударился головой, из-за этого я не шел, а плелся, вот и добрался до 1000-го стеллажа только к вечеру. Второй лист был спрятан в «Medicinae herbariae» Агриколы, книга была переплетена в оливкового цвета сафьян с рельефным орнаментом и содержала множество цветных иллюстраций, я не удержался, чтобы не полистать ее, и с сожалением положил обратно на полку, потому что нужно было где-то пристроиться на ночлег, и тут я уловил шорох, было похоже на то, что кто-то листал книгу, листал лихорадочно быстро, поплевывая при этом на пальцы, я замер и стал прислушиваться, а потом принялся красться на звук как можно осторожнее, хотя это и было излишним под такой грохот ливня, и вот наконец я наткнулся на девушку и узнал в ней панну Милю, которую на днях изнасиловал неизвестный. От неожиданности она резко захлопнула книжку и спрятала ее у себя за спиной.