Исцеление от эмоциональных травм – путь к сотрудничеству, партнерству и гармонии - Кристин Коннелли

Выделяются три типа нарушенной привязанности: избегающая, резистентная (или амбивалентная) и дезорганизованная. Любопытно, что в распределении этих типов по культурам есть существенные различия, в зависимости от традиций воспитания[333]. Избегающий ребенок малоэмоционален, игнорирует свою мать, не тяготится ее отсутствием и отворачивается при ее появлении. Такое поведение у младенца возникает, если мать не в состоянии справиться со своим дурным настроением, которое выражается в отрицательных эмоциях, бесчувственности или, наоборот, чрезмерной навязчивости. В ответ на это дети учатся подавлять свою злость и избегать проявления чувств вообще, становятся эмоционально глухими. По словам Сью Герхардт, они натягивают на себя эмоциональную узду, чтобы избежать чувств, которых им все равно не дают испытывать. Дети подавляют собственные чувства, чтобы защитить от них матерей, ведь те не учат их, что делать с этими чувствами.

Амбивалентные дети, напротив, стараются держаться поближе к матерям, в их отсутствие неактивны и подавлены. Когда мать рядом, они проявляют смешанные чувства (и радость, и раздражение) и избегают физического контакта. Они – этакие «звезды сцены» и проявляют эмоции без оглядки на окружающих. Амбивалентную привязанность провоцируют непоследовательные родители, которые сами то нежны и заботливы, то холодны и недоступны. Ребенок в таких условиях становится пугливым и требовательным и использует любую возможность, чтобы привлечь к себе внимание[334].

Дети, травмированные более серьезно, проявляют дезорганизованную привязанность, таких в среднем пять-десять процентов. Они растеряны и не знают, можно ли доверять родителям или опекунам, которые временами пугают или ранят их. При приближении матери такой ребенок может начать биться головой о стену; радостно подбежать, но затем растеряться и уклониться от контакта; или просто сесть на пол и завизжать. Сью Герхардт полагает, что родители этих детей в свое время столь сильно были травмированы насилием или тяжелой утратой, что теперь не в состоянии дать своим детям чувство защищенности, чтобы те могли безбоязненно исследовать окружающий мир. В результате ребенок не учится адекватно реагировать на происходящее и управлять своими чувствами, поэтому его мелкие стрессы разрастаются в одно большое несчастье[335].

Сенсорная стимуляция и визуальное взаимодействие

Все органы чувств новорожденного немного недоразвиты и поэтому нуждаются в стимуляции. Кроме того, сенсорная информация необходима для развития мозга, нервной и гормональной систем, а в дальнейшем – для управления эмоциями и поведением. Без нее соответствующие мозговые центры просто-напросто атрофируются, что усложняет жизнь не только самому человеку, но и его потомкам – эти недостатки передаются им либо через общение, либо эпигенетически[336].

В первые два месяца после рождения доминирующими чувствами у младенца являются обоняние и вкус, затем – осязание. Визуальные раздражители приобретают значимость лишь в десять-двенадцать месяцев, а слуховые – еще позже. В ходе этого процесса включения чувств более развитые помогают остальным (например, информация органов вкуса и осязания способствует развитию зрения). Роль матери в этом процессе – в предоставлении ребенку новых стимулов, которые бы направляли и удерживали внимание малыша на тех или иных предметах, чтобы данные его чувств складывались в целостную картину мира. Поэтому прикосновение к радостному лицу матери, ее улыбка и смех не менее важны для развития ребенка, чем его радость и благополучие[337].

Новорожденный вполне способен фокусировать взгляд на лицах и быстро учится распознавать их выражения, несмотря на то, что зрение станет основным чувством только через год. Благодаря этой врожденной способности устанавливается и крепнет связь между матерью и ребенком, когда они глядят друг на друга спустя несколько минут после родов. Впрочем, слишком часто лица в медицинских повязках прерывают этот зрительный контакт и уносят младенца от матери, если роды происходят в больнице. Ребенок ощупывает взглядом лицо матери, особенно ее глаза, его зрачки расширены от возбуждения, интереса и удовольствия. Так действуют гормоны, вырабатывающиеся в мозгу и стимулирующие его развитие. В женщине же при виде малыша и движений его глаз просыпаются материнские инстинкты. Поэтому зрительный контакт между матерью и ребенком – это общение на совершенно особом уровне. Контролирует это общение сам ребенок: в определенный момент он отводит взгляд, показывая тем самым, что ему уже достаточно, и что матери тоже пора перестать любоваться и приступить к другим обязанностям[338]. Милая история о рождении Этана, рассказанная Дороти Роу, свидетельствует о том, что младенцы реагируют на лица и других людей[339].

Минуту спустя он уже лежит на руках своей матери Джулии, спокойный и расслабленный. Он открывает глаза и смотрит прямо на нее. Его взгляд очень пристальный, он изучает черты ее лица. Джулия заговаривает с ним, и в ответ его личико оживает и становится более выразительным. Через несколько минут Этана передают Джону, его отцу. На отца он тоже смотрит очень пристально и, кажется, полностью поглощен открывшимся зрелищем. Тогда Джон медленно высовывает язык, и Этан тянется к нему поближе. Похоже, он сильно увлечен, он хмурит брови, закрывает глаза, потом снова поднимает взгляд на Джона и показывает свой язычок. Ему всего лишь пятнадцать минут от роду.

Длительный зрительный контакт с матерью крайне важен для развивающегося мозга младенца. Когда ребенок видит, что мать довольна, в его мозге вырабатываются допамин и эндорфины, которые не только вызывают чувство радости, но и стимулируют рост нейронов в коре больших полушарий. И наоборот: если на лице матери отражаются отрицательные эмоции, его вид запускает в мозгу стрессовые реакции, блокирующие действие эндорфинов. Иными словами, побольше взглядов, наполненных радостью и любовью – и мозг младенца превратится в сплошную нейронную сеть. Значение визуального контакта меняется, когда ребенок начинает ползать, а затем ходить. Он исследует мир вокруг, и в этом ему нужна поддержка. Часто нескольких секунд обмена взглядами с матерью ребенку бывает достаточно, чтобы понять: то, что он делает, делать разрешается. А его взгляд рассказывает матери о том, что он чувствует, чтобы она могла правильно отреагировать. Такая тонкая сонастроенность вызывает эмоциональный резонанс, совместные переживания и включает в работу одни и те же участки в каждом мозге. Зрительный контакт с матерью может остаться с ребенком и влиять на его эмоциональный фон всю последующую жизнь[340].

С развитием речевых навыков все большее место в жизни занимает вербальная коммуникация, но выражение лица при этом продолжает оставаться одним из могучих средств общения. В голове каждого из нас складывается мимический каталог, где отражены боль, радость, гнев, страх, сомнение, доверие, угроза и многие другие эмоции. Сами мы используем те или иные черты мимики – улыбку, нахмуренные брови, зажмуренные глаза – в целях социальной коммуникации[341]. Выражения лица, соответствующие базовым эмоциям, едины для всех народов и культур, что, по-видимому, говорит об их генетической закрепленности и, следовательно, высокой важности для человеческого вида[342].

Важность прикосновений

Впервые важность прикосновений была продемонстрирована в экспериментах с обезьянами в пятидесятых годах двадцатого века[343]. Детеныши становились эмоционально неуравновешенными, если их отлучали от матерей, а взамен предоставляли только манекены из мягкой материи. Те детеныши, кому приходилось «общаться» с чучелами из металлической проволоки, вырастали еще более травмированными. Без настоящих матерей, которые могли бы покачать их, отшлепать и поиграть с ними, обезьяны вырастали жестокими и агрессивными, с девиантным сексуальным поведением; они не испытывали привязанностей и не позволяли дотрагиваться до себя. Из них получались бесчувственные матери, которые не реагировали на плач собственных детенышей. Так их травма передавалась через поколения. Среди человеческих детей, выросших в сиротских приютах, наблюдается похожая картина.

В другом эксперименте детенышей первые шесть месяцев растили так, что они могли видеть и слышать других обезьян, чувствовать их запах, но прямого физического контакта не было. Такие детеныши вырастали пугливыми, могли обнимать сами себя, сосать пальцы, издавать разные звуки и совершать повторяющиеся действия. Когда в подростковом возрасте или зрелости их объединяли с группой других обезьян, они оказывались агрессивными, не шли на контакт и не могли нормально спариваться. Самки не умели заботиться о собственных детях, около трети из них истязали своих детенышей. Однако если первые полгода детенышей растили нормально и лишь потом изолировали еще на полгода, нарушений помимо агрессии у них почти не проявлялось. Когда рядом с детенышами находились только матери, а сверстников не было, они вырастали пугливыми, агрессивными и антисоциальными. Детеныши, росшие в группах сверстников без матерей, также были пугливы, держались кучками, мало играли и почти не интересовались окружающим миром. Вырастали они социально и сексуально неполноценными и не умели обращаться со своим потомством[344].