Долгая дорога домой - Дайни Костелоу

— Мсье необходимо знать, что вы и дети в безопасности.

— Дети здесь в безопасности независимо от того, буду я с ними или нет. Мадемуазель Корбин вполне способна за ними присмотреть… — Ее голос пресекся от непрошеной мысли: то же самое она думала про Мари-Жанну и Элен. Тряхнув головой, она постаралась отогнать эту ассоциацию как назойливую муху. На глазах выступили слезы, Розали их смахнула. Сейчас надо быть сильной. — Кроме того, я их уже оставила с нею и на станцию пришла, направляясь в Париж, — узнать, что там происходит. Поезд будет с минуты на минуту.

Пьер еще раз попытался ее отговорить, но она была непреклонна:

— Пьер, я твердо решила.

На авеню Сент-Анн они приехали затемно. Дом стоял без огней, как и многие по соседству.

— У меня есть ключ от въездных ворот, мадам, — сообщил Пьер, когда помог Розали слезть с фиакра, доставившего их с вокзала.

Они обошли дом, и Пьер неожиданно увидел, что ворота не заперты.

— Значит, Эмиль вернулся, — решила Розали, проходя мимо него во двор.

— Постойте, мадам, — шепнул Пьер. — Это может быть не он. Я войду и посмотрю, кто там. Пожалуйста, подождите здесь.

Спрятав ее в конюшне, Пьер пересек двор и бесшумно открыл заднюю дверь. Нащупал огарок свечи, всегда стоявший за дверью, зажег его. Когда огонек разгорелся, вокруг заплясали тени, Пьер остановился. У него не было оружия, но, проходя через кухню, он прихватил длинный нож. С ножом в одной руке и свечой в другой Пьер стал бесшумно двигаться дальше.

Эмиль, одиноко сидевший в темной гостиной, услышал, как открылась дверь, чиркнула спичка, а потом послышались осторожные шаги. Взяв пистолет, лежащий под рукой, он вышел в коридор навстречу пришельцу.

Свет уличного фонаря, лившийся в окошко над дверью, тускло освещал прихожую, и в этом жутковатом свете Эмилю был виден вход в кухню. Там мелькал свет, и Эмиль поднял пистолет:

— Стой! Или я стреляю!

— Мсье! — раздался испуганный крик. — Не стреляйте, это я, Пьер!

Эмиль опустил пистолет.

— Что вы здесь делаете, Пьер? — спросил он сурово. — Вы должны быть в Сент-Этьене с мадам и детьми!

— Мадам вернулась вместе со мной… — начал Пьер.

— Сюда? — возмущенно перебил его Эмиль. — Я же ясно сказал, что ей надо оставаться в Сент-Этьене!

— А я не осталась! — Розали пошла вслед за Пьером в дом, и сейчас ее голос из-за его спины для обоих мужчин прозвучал неожиданно.

— Розали! — Эмиль шагнул вперед и взял ее за руки. — Тебе не следовало приезжать, здесь опасно. Я же передал через Пьера, что тебе необходимо остаться там.

— Пьер все сделал, как ты велел, — ответила жена. — Его вины тут нет. Он не мог помешать мне приехать.

Не желая быть свидетелем разборки между хозяевами, Пьер спросил:

— Мне зажечь лампу, мсье?

— Нет, — качнул головой Эмиль. — Пусть будет темно. Вдруг, вернувшись, они подумают, что в доме никого нет, и я их встречу. Идите к себе, если понадобитесь, я вас позову.

Пьер с облегчением удалился на свой конюшенный чердак, и как только он скрылся, Розали свирепо налетела на мужа.

— Как ты мог?! Как ты мог допустить, чтобы ее увели?!

— Розали, будь разумной, — возразил Эмиль. — Меня не было дома, когда…

— Да, тебя не было дома! — перебила жена. — Тебя не было там, где ты обязан был быть! Нет! — поправилась она. — Тут никого не должно было быть! Нам вообще не следовало возвращаться в Париж, мы были в совершенной безопасности в Сент-Этьене. Война кончилась, заключили перемирие, но в городе все равно было опасно, и ты это знал! Нельзя было нам приезжать!

— Это лишь часть правды! — огрызнулся Эмиль. — Да, война закончилась, перемирие заключили, и я должен был вернуться, чтобы спасти то, что еще осталось от моего дела. Без него нам не на что будет жить. Денег не будет, Розали!

— Но зачем же ты привез сюда всю семью?! — Голос жены сорвался на всхлипывание. — Девочек надо было оставить в Сент-Этьене!

Эмиль сгорбился. Она была права, и он это знал. Если уж ему необходимо было быть в Париже, следовало ехать одному.

— Знаю, — тихо отозвался он. — Теперь знаю.

— Пьер мне сказал, что ты в то утро ушел в бюро.

— Я должен был…

— Эмиль, нет! Если бы вы уехали сразу, мы все были бы сейчас вместе в Сент-Этьене. Из-за тебя пропала моя дочь!

— Она и моя дочь тоже.

— А Мари-Жанна? — Розали проигнорировала его ответ. — Уехали бы сразу, Элен была бы с нами, а Мари-Жанна жива.

И тут наконец у нее прорвались безудержные слезы. Эмиль с выражением отчаяния на лице подошел к жене, чтобы обнять, но она его оттолкнула:

— Не трогай меня!

Еды в доме не было, так что каждый из них ушел в свою спальню голодным, но перед тем, как подняться наверх, Эмиль проверил, хорошо ли заперты ворота, и они с Пьером загородили входную дверь тяжелым книжным шкафом.

Никто из них не спал крепко в эту ночь, и в холодном свете утра ситуация была столь же мрачна, как и накануне. Что делать дальше, никто из родителей Элен не знал. Пьер выходил добыть провизию, так что хоть еда в доме появилась, но, кроме как есть принесенные хлеб и сыр, а потом сидеть и смотреть друг на друга, они мало что могли сделать.

Дальнейшие упреки были бессмысленны, и между супругами было заключено напряженное перемирие. Элен исчезла, ее похитили вломившиеся громилы, но не было записки с требованием выкупа и указаниями, как его передать. Не было ничего, что давало бы надежду.

Уже за полдень раздался стук в ворота, и Пьер, спросивший, кто там, услышал тихий ответ:

— Это я, Жорж. Впустите меня быстрее.

Пьер отпер ворота, и Жорж проскользнул внутрь. Он был не в мундире, а, как и раньше, в одежде простого рабочего. И широкополую шляпу надвинул на глаза, закрывая лицо.

— Слава богу, вы пришли, господин лейтенант! — обрадовался Пьер, запирая за ним ворота.

— Приехал с отцом повидаться, — ответил Жорж и через кухонную дверь поспешно прошел в дом.

Родители услышали голос сына, и Эмиль, испытав колоссальное облегчение, вышел ему навстречу.

— Жорж! Слава богу, ты приехал! — вцепившись в руку сына, эхом повторил он слова Пьера.

— Вы передали, что я вам очень нужен, — отозвался Жорж и добавил, оглядевшись и увидев загороженную дверь: — Отец, что произошло?

Тут из гостиной вышла Розали, и Жорж уставился на нее в тревоге и растерянности:

— Мама, что