Долгая дорога домой - Дайни Костелоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она повернулась к отцу Тома, который растерянно стоял в проходе, ожидая, пока ему скажут, что делать.
— Идите сюда, отец мой, — позвала мадам Соз. — Бедная девочка совершенно обессилена. Вам придется отнести ее в дом.
Отец Тома посмотрел на грязную фигурку, сидящую рядом с домоправительницей, и неохотно шагнул вперед. Ему совершенно не хотелось брать на руки и нести уличную беспризорницу, даже на вид грязную и наверняка завшивевшую. Что скажет отец Ленуар, когда вернется и увидит у себя в доме подобное дитя? Одно дело — подать нищему кусок хлеба с сыром через черный ход, и совсем другое — посадить его за стол на своей кухне.
Почувствовав, что к ней кто-то приближается, Элен подняла голову, увидела мужчину — и вопрос решился сам собой. Вся сжавшись, она закричала, отпрянула и зарылась лицом в пышный бюст мадам Соз. Отец Тома отступил назад, не сумев скрыть гримасу отвращения на лице.
— Я не могу ее отнести, — сказал он. — Она этого не хочет.
Мадам Соз была вынуждена согласиться — страх девочки был слишком очевидным.
— Ничего, мы пойдем сами. — И, приобняв Элен за талию, произнесла: — Теперь, деточка, вставай и пойдем со мной. Я отведу тебя в дом притча, где ты получишь хлеб и молоко.
Ласково, но твердо мадам Соз поставила Элен на ноги и, поддерживая, повела к выходу из церкви. На безопасной дистанции за ними шел отец Тома. Все вместе они пересекли площадь и вошли в большой и старый дом причта. Домоправительница провела Элен в просторную теплую кухню, расположенную в глубине дома, и посадила в кресло-качалку возле печи.
— Ну вот, моя милая, — проворковала она, — посиди тут, пока я согрею молоко.
С полки в кладовой она взяла кувшин с молоком, налила в кастрюльку и поставила на плиту.
В этот момент на пороге кухни появился отец Тома.
— Когда отец Ленуар вернется, я его проинформирую, — сухо произнес он.
— Спасибо, отец мой, — не отрывая глаз от кастрюльки с молоком, откликнулась мадам Соз. — Но я и сама могу с ним поговорить.
Взяв кружку с подогретым молоком, Элен осушила ее залпом, а потом впилась в хлеб, который домоправительница поставила перед ней на тарелке. Видя, как проголодался ребенок, мадам Соз отрезала ей щедрый кусок сыра, исчезнувший так же быстро.
— А теперь, дитя мое, — сказала женщина, — ты должна сказать, как тебя зовут и что с тобой случилось.
Элен вскинула испуганные глаза, и мадам Соз подумала было, что она не ответит. Но девочка прошептала:
— Элен.
— Ну, хорошо, Элен. Сейчас я сделаю тебе ванну и поищу чистую одежду. — Она задумчиво посмотрела на девочку: — Ты знаешь, что такое ванна? Мылась в ней когда-нибудь?
К ее удивлению, Элен кивнула.
— Вот и молодец, — бодро произнесла мадам Соз. — Тебе самой приятней будет быть чистенькой.
Она взяла девочку за руку и повела по лестнице в тесную ванную, недавно переоборудованную из маленькой комнаты. Горячую воду надо было носить ведрами, но в ванне девочка вполне могла поместиться. Наполнив ванну, мадам Соз помогла Элен снять грязную одежду, при этом отметив, что одежда на ней хорошая — не как на обычной беспризорнице. «Где она такое взяла?» — подумала домоправительница, через голову стаскивая с Элен нижнюю рубашку.
Но тут же забыла про одежду, в ужасе ахнув, когда открылось тело девочки. Черные и лиловые синяки пестрели, сливаясь друг с другом, на бледной коже. Похожие на отпечатки пальцев синяки виднелись на шее, бедра опухли и тоже были покрыты синяками.
— Святая Мария, матерь Божия, — осевшим голосом проговорила домоправительница, — деточка, кто это тебе сделал?
Элен не ответила, но по щекам у нее потекли слезы. Крепко обняв девочку, мадам Соз почувствовала, что та дрожит.
— Сейчас это можно забыть, — сказала она ласково. — Давай-ка садись в воду и грейся.
Элен послушалась и, погрузившись в теплую воду, закрыла глаза, а мадам Соз еще раз осмотрела избитое тело. При всем ее жизненном опыте и знании, как порой жесток бывает этот мир, женщина не понимала, за что можно было так истязать ребенка.
Понимая, что девочке нужно остаться одной, она сказала:
— Теперь ты мойся, а я пойду подберу что-нибудь из одежды.
Домоправительница положила кусок мыла на край ванны и вышла. На лестничной площадке, возле двери черного хода она открыла старый гардероб, в котором хранились всякие ношеные, но чистые одежки, предназначенные для раздачи нищим. Среди разной мелочи, принесенной прихожанами, нашлось хлопчатобумажное платье, какое-то довольно серое белье, старая нижняя юбка, которую можно было использовать вместо ночной рубашки, и потрепанная шаль. «Не слишком-то все подходит, но сгодится, — решила мадам Соз, — пока я попробую отстирать и залатать ее одежду».
Прихватив полотенце, она вернулась в ванную, где помогла девочке вытереться и облачиться в нижнюю юбку, а потом отвела ее в маленькую свободную спальню.
— Пора тебе спать, — сказала мадам Соз, расстилая простыню на старом матрасе. — Сон — лучшее лекарство, а когда проснешься утром, мы поговорим. — Посмотрев в напряженное лицо Элен, она добавила: — Здесь тебе ничего не грозит. Никто, кроме меня, сюда не войдет, обещаю. А сейчас будь паинькой и ложись спать.
Элен вяло подчинилась, и домоправительница накрыла ее одеялом. Однако, когда женщина хотела выйти из комнаты, раздался истеричный вскрик:
— Темно!
— Я тебе оставлю лампу, — успокоила девочку мадам Соз. — Все будет хорошо.
Прикрутив фитиль масляной лампы, она поставила ее на подоконник, а потом тихо вышла.
Элен, свернувшись под одеялом, слушала удаляющиеся шаги доброй женщины. После ванны боль от ушибов и синяков несколько поутихла, стала тупой, но боль в душе продолжала оставаться сильной и неотступной. Хотя девочке оставили лампу и в комнате не было темно, закрыть глаза Элен не решалась. Сейчас она знала: ей ничего не грозит, но надолго ли? Что скажет главный священник, когда вернется? Вдруг он выбросит ее на улицу, как хотел отец Тома? И куда ей тогда идти? Она подумала о маме и сестрах, которые находились вместе в безопасном Сент-Этьене. Они обязательно будут за нее волноваться, гадать, что с ней сталось. А папа? Будет ли он сердиться за то, что она не убежала, когда вломились те люди? Он должен будет заплатить Гастону, чтобы ее выкупить, но сейчас она уже не у Гастона, и папа не будет знать, где ее
