Хозяйка Империи - Раймонд Фейст

С тех пор как Аракаси поступил на службу к Маре, впервые его, казалось, поразила ее смелость. Его глаза расширились, а голос упал до шепота:

— Всемогущих?..

Мара кивнула Сарику, так как затронутая тема была предметом его тщательного изучения.

Не поднимаясь со своего места на дальней стороне круга, он начал так:

— В течение последних лет произошло несколько событий, которые заставили меня задуматься о побудительных мотивах черноризцев. По традиции мы считали само собой разумеющимся, что ими движет забота о благе нашей Империи. Но не предстанут ли многие факты совсем в другом свете, если в действительности это не так? — От парадоксального юмора, которым всегда отличались высказывания Сарика, не осталось и следа, когда он продолжил речь. — Вот самый важный вопрос: что, если мудрость Ассамблеи служит в первую очередь их собственным корыстным интересам? Они прикрываются высокими словами о необходимости поддержания спокойствия и равновесия между народами; но тогда с чего бы им опасаться такого развития событий, при котором Акома сокрушит Анасати во имя справедливой мести? — Первый советник Акомы подался вперед, опираясь локтями на скрещенные колени. — Эти маги отнюдь не глупцы. Трудно поверить, будто они не понимают, что ввергают Империю в хаос междоусобиц, если позволяют властителю, виновному в вероломном убийстве, остаться безнаказанным. Неотомщенная смерть — вопиющее нарушение законов чести. Прежде, во времена Высшего Совета, многие проблемы решались посредством закулисных политических интриг и бесконечных взаимных уступок между партиями. Теперь же Великая Игра не пронизывает своими токами всю нашу жизнь, и каждая семья оказывается покинутой на волю случая, а суждено ли ей уцелеть — зависит от доброй воли и обещаний других правителей.

Обратившись к Мастеру, Мара пояснила:

— В течение года не менее десятка семей исчезнут с лица земли только потому, что мне запрещено продолжать борьбу против тех, кто хотел бы вернуть времена правления Имперского Стратега. На политической арене я бессильна что-либо предпринять: у меня связаны руки. Мой клан не может поднять меч против традиционалистов, которые теперь используют Джиро, выдвигая его на передний край. Если я не могу с ними воевать, то у меня больше нет возможности выполнить свое обещание и защитить те дома, которые зависят от союза с Акомой.

Она на секунду закрыла глаза, как будто собиралась с силами.

Аракаси взглянул на госпожу с глубочайшим уважением. Она сумела совладать с горем утраты в достаточной мере, чтобы вновь обрести способность мыслить здраво. В глубине души Мара понимала: улика против Джиро была слишком уж явной, чтобы ее можно было принимать всерьез. Однако приходилось платить дорогой ценой за потерю самообладания на похоронах: поддавшись вспышке неукротимой ненависти, она опозорила родовое имя, а виноват Джиро или нет… вопрос оставался спорным. Если допустить, что он невиновен, то ей было необходимо публично признать свою ошибку. Она не могла с честью выпутаться из этого положения, если не хотела, чтобы возник еще более неприятный вопрос. Верила ли она тому, что ее враг не запятнал себя кровью Айяки, или просто отступила, отказавшись от возмездия? Не отомстить за убийство означало бы безвозвратно потерять честь.

Как бы Мара ни сожалела о своем постыдном срыве и о поспешности, с которой она тогда объявила Джиро виновным, — пути назад уже не было. Ей оставалось только одно: вести себя так, будто она все время верила в предательство Анасати. Поступить иначе было не в обычае цурани, и в этом усмотрели бы слабость, которой не замедлили бы воспользоваться враги.

Словно стараясь избавиться от гнетущих воспоминаний, Мара продолжила:

— Через два года многие из тех, кого мы привыкли считать союзниками, будут мертвы или покрыты позором, а другие — еще более многочисленные, пока еще сохраняющие нейтралитет — могут примкнуть к лагерю традиционалистов. Имперская партия, даже растеряв сторонников, будет держаться по мере сил, однако в таких условиях, когда мы выведены из игры, возрастает прискорбная вероятность того, что новый Имперский Стратег восстановит Совет. Если этот злополучный день настанет, то, возможно, белая с золотом мантия достанется властителю Джиро Анасати.

Аракаси потер щеку согнутым пальцем, напряженно размышляя:

— Итак, ты полагаешь, что Ассамблея может ввязаться в политические игры, преследуя собственные цели. Это правда, что черноризцы всегда ревностно оберегали свою обособленность. Я не знаю ни одного человека, который проник бы в их город и рассказал о том, что увидел. Госпожа Мара, сунуть нос в эту цитадель будет опасным и очень трудным делом — если не абсолютно невыполнимым. У них есть особые заклинания, которые никому не позволяют проникнуть в их среду. Я слышал рассказы… Хотя вряд ли я был первым разведчиком, который пытался к ним внедриться. Ни один из тех, кто когда-либо встал поперек дороги Всемогущим или просто затаил в душе обман, не умер своей смертью.

Мара стиснула кулаки:

— Мы должны найти способ, который позволит нам узнать их истинные побуждения. Более того, необходимо отыскать средство, чтобы прекратить их вмешательство, или на крайний случай получить четкое представление, ради каких целей они чинят нам препятствия. Мы должны понять, насколько далеко можем пойти в своих действиях, чтобы при этом не обозлить их еще больше. Может быть, со временем появится возможность вступить с ними в переговоры.

Смирившись с неизбежностью, Аракаси склонил голову, мысленно уже прикидывая, как подступиться к столь грандиозной задаче. Он никогда не рассчитывал дожить до старости; решение запутанных и даже опасных головоломок служило ему источником ни с чем не сравнимого восторга. Однако новое поручение госпожи, как можно было догадаться, сулило весьма скорый конец.

— Воля твоя, госпожа. Я немедленно начну перестраивать работу наших агентов на северо-западе.

Надежда на переговоры была заведомо эфемерной, и Аракаси отверг ее с самого начала. Для успешного торга нужно иметь в запасе либо силу, чтобы приказать, либо соблазнительную приманку, чтобы подкупить. Мара могла опереться на сильную армию и народную любовь, но, с другой стороны. Мастеру довелось собственными глазами увидать, что такое могущество одного-единственного мага, когда Миламбер сорвал Имперские Игры. Тысячи воинов властительницы Мары вместе с воинами всех ее друзей и союзников были ничем в сравнении с колдовскими силами, которыми располагала Ассамблея. Но у кого в целом мире нашлось бы что-то такое, что могло бы прельстить Всемогущего и чего он не получил бы по первому своему слову?