Хозяйка Империи - Раймонд Фейст

Раймонд Фейст

Хозяйка Империи

ЧАСТЬ 1

Глава 1. ТРАГЕДИЯ

Сияло утреннее солнце.

Трава у берега озера переливалась алмазными каплями росы, легкий ветерок доносил издалека мелодичный клекот вьющих гнезда птиц шетра. Сидя в паланкине, властительница Мара наслаждалась свежестью воздуха, которая вскоре должна была уступить место полуденной жаре; двухлетний сын Джастин дремал у нее на коленях. Прикрыв глаза, она блаженно вздохнула.

Пальцы Мары скользнули в ладонь мужа. Хокану улыбнулся. Этот прославленный воин был бесспорно красив, и годы спокойной жизни не наложили никакого отпечатка на его атлетический облик. Он по-хозяйски сжал ее руку — за нежностью пожатия ощущалась сила.

Прошедшие три года были счастливым временем. Впервые с детских лет Мара чувствовала, что она в безопасности, защищена от бесконечных смертоносных политических интриг Игры Совета. Враг, убивший ее отца и брата, более не мог ей угрожать: теперь от него остались лишь прах и воспоминания. Его семья погибла вместе с ним; земля его предков и великолепно обустроенное родовое поместье по императорскому указу отошли к Маре.

Бытовало суеверие, что владения погибшей семьи отмечены печатью злого рока, но в дивное утро, подобное этому, никакое горе-злосчастье, казалось, ни в чем не обнаруживало своего присутствия. Пока носилки неторопливо продвигались вдоль берега, супружеская чета в полном согласии вкушала покой мгновения.

Укрывшаяся между крутыми холмами долина, изначально принадлежавшая роду Минванаби, была не только самой природой ограждена от возможных нападений, но и так прекрасна, словно на ней почила длань богов. В озере отражались безмятежные небеса; спокойствие вод нарушалось лишь ударами быстрых весел почтовых суденышек, доставляющих депеши управляющим факториями Акомы в Священный Город. Это пели рабы. Они ритмично, в такт мелодии, отталкивались длинными шестами, приводя в движение баржи, нагруженные зерном нового урожая. Нужно было переправить его в закрома близ реки. Там оно будет храниться до весеннего паводка, который позволит глубоко сидящим судам спускаться вниз по течению.

Сухой осенний ветер колыхал пожелтевшую траву; стены особняка в лучах утреннего солнца отливали алебастром. Позади дома, в ущелье между холмами, военачальники Люджан и Зандайя муштровали объединенный отряд Акомы и Шиндзаваи. Поскольку Хокану предстояло со временем унаследовать титул отца, его брак с Марой не привел к слиянию двух семей. Воины Акомы в зеленом маршировали в ногу с солдатами Шиндзаваи в синем; черными вкраплениями в строю тут и там выделялись группы воинов из расы чо-джайнов — разумных насекомоподобных существ Келевана. Помимо земель Минванаби властительница Мара обогатилась союзом еще с двумя ульями, усилив таким образом свою армию тремя ротами воинов, специально выведенных королевами этих ульев и незаменимых в сражении.

Врага, которому достало бы глупости напасть на поместье, принадлежащее теперь Акоме, ждал неминуемый и скорый разгром. Постоянное войско Мары и Хокану, да еще укрепленное отрядами преданных вассалов и союзников, по мощи не знало равных себе во всей стране. С двумя их армиями могли бы потягаться разве что Имперские Белые, собравшие под своими знаменами рекрутов из всех родов, находящихся под властью императора. Но мало этого: титул Слуги Империи, дарованный Маре за заслуги перед Цурануани, закреплял за ней почетное право считаться членом императорской семьи. А это значило, что Имперские Белые не преминули бы выступить на ее защиту, ибо по закону чести

— высшему закону цуранской морали — оскорбление или угроза по отношению к Маре расценивались как преступление против кровного родича Света Небес.

— Сегодня утром, женушка, ты выглядишь так, словно вполне довольна жизнью. И это очень тебе идет! — шепнул Хокану на ухо Маре.

Мара откинула голову на плечо мужа, приоткрыв губы для поцелуя. Даже если в глубине души ей и недоставало той неистовой страсти, которую она познала с рыжеволосым рабом-варваром, ставшим отцом Джастина, Мара примирилась с этой потерей. Хокану сродни ей по духу, он разделяет ее интерес к политике и склонность к новшествам. Он проницателен, добр, предан Маре и проявляет такую терпимость к ее своевольному нраву, на какую мало кто из мужчин-цурани был бы способен. С ним Мара говорила на равных. В замужестве она обрела душевный покой и умиротворение.

Поцелуй Хокану согревал, как вино, но вдруг тишину разорвал пронзительный крик.

Мара высвободилась из объятий мужа; ее улыбка отразилась в темных глазах Хокану.

— Айяки, — одновременно сообразили супруги.

В следующий момент грохот копыт скачущей галопом лошади разнесся на тропе, идущей вдоль озера.

Хокану крепче сжал плечо жены, когда оба потянулись, чтобы выглянуть из паланкина и полюбоваться на фокусы старшего сына и наследника Мары.

Угольно-черный конь с развевающимися по ветру хвостом и гривой летел в просвете между деревьями. Поводья коня были украшены зелеными кисточками; расшитый жемчугом нагрудник удерживал седло, не давая ему сползти назад по длинному поджарому туловищу. Привстав в лакированных стременах, к холке коня пригнулся двенадцатилетний подросток, с шевелюрой столь же черной, как масть его скакуна.

Натянув поводья, он заставил жеребца повернуться и направил его к паланкину. Лицо мальчика, возбужденного быстрой скачкой, разгорелось; богатый, расшитый блестками короткий плащ реял за спиной подобно знамени.

— Он становится дерзким наездником, — с восхищением заметил Хокану.

— Похоже, подарок на день рождения пришелся ему по вкусу.

Сияя от удовольствия, Мара наблюдала, как мальчик управляется с норовистым созданием. Айяки был светом ее очей, его она любила больше всего в жизни.

Вороной протестующе вскидывал голову: он был горяч и рвался перейти вскачь. Еще не вполне привыкнув к виду огромных животных, доставляемых из варварского мира, Мара от страха затаила дыхание. Айяки унаследовал отцовскую необузданность, а после того, как он чудом избежал ножа убийцы, в него порой словно бес вселялся. Временами казалось, что он насмехается над смертью; пренебрегая опасностью, он как будто снова и снова доказывал самому себе, что полон жизни.

Но сегодняшний день не был отмечен подобной вспышкой отчаянного удальства, и вороного жеребца выбрали столь же за послушание, сколь и за резвость. Тяжело всхрапывая, конь уступил узде и пошел крупным шагом рядом с носильщиками паланкина, которые с трудом побороли желание отойти подальше от такого громадного зверя.