Эра воды - Станислав Михайлов

— Нам пора.

Но как бы мне ни хотелось поскорее закончить с этим, выбраться, вернуться к любимой, к своему миру, дух исследователя, именуемый простым словом «любопытство», дух, сделавший человека из обезьяны, протестующе вскричал во мне, и я попросил Лиен задержаться еще на минуту, одну маленькую минуту, и объяснить хотя бы что-нибудь, хоть что-то…

— Ты и так поймешь, — пожала плечами она. — Мы все связаны, проявлены в разных личностях, но мы одно целое, одна сущность, рассеченная миром на отдельности. Мир смотан в спирали, в них есть параллельные ветви. Время… Оно только кажется. Существо, наша сущность, попав в мир, отражается как свет на стене. Время не двигает его, но нам кажется, что двигает. Оно преломляет. Много ярких пятен, но они суть проявление одного, в разных временах и единовременно, и через любое из них можно мгновенно достичь другого или всех сразу. Понимаешь?

Я почесал затылок. Лиен терпеливо вздохнула, и, вероятно, зашла с другой стороны:

— Возьми серую глину из крутого берега Алимы, разомни и раскатай между ладонями, сделай заготовку для бусин, но не спеши разделять на кусочки. Вместо этого сверни ее кольцом, положи на стол. Опусти тонкий острый нож, рассекающий без напряжения. Он разрежет кольцо в двух местах, на нем останутся два следа от мокрой глины. Тому, кто умеет ходить только по поверхности ножа, пришлось бы оторваться от одного пятна, чтобы достичь другого. Для него это были бы два разных, не связанных между собой мокрых пятна. Если бы он умел видеть только поверхность ножа, то узрел бы эти пятна лишь в тех местах, где кольцо соприкасалось с ножом. Эти пятна казались бы ему отдельными. Но они — суть одно, только это не видно тому, кто привык к плоскости. Тронь первое — отзовется во втором, коснись второго — откликнется в первом, хотя, вроде бы, связи не видно. Так со всеми вещами в мире, с предметами и существами, но нам трудно постичь это, потому что мы живем на лезвии ножа. Однако говорить можно долго, а времени нет, нам пора идти.

— Почему нет времени?

— Потому что я знаю это. Достаточно. — Впервые за наше знакомство она прозвучала если не резко, то настойчиво. — Я боюсь. Ты видел что-то, что угрожает мне. Оно приближается, нужно торопиться. Не говори ничего больше, не надо, я не хочу знать, скорее пойдем.

И я вновь промолчал о каменном лице Евы, о лице Лиен, теперь я знал это точно. И я знал, что ее ждет. Чего она боится. Темная комната, наполняемая водой. Посмертная маска. И слезы Ксенаты. Мне снилось это, я видел. В ту ночь в разбитом «Марсианском ястребе», когда Сильвия, проснувшись, криком перебудила всех. Когда она видела на моем месте призрак. Это был не призрак, теперь я знаю, это был Ксената.

Господи, как все запуталось…

Мы молча встали и покинули комнату. Двое одинаковых с лица ждали на выходе, снова один пошел впереди, другой — замыкал. Довольно скоро мы оказались в небольшой округлой комнатушке, где не было ничего, ни мебели, ни драпировок. Голый камень пола и полукруглый свод, в который плавно переходили стены.

— Ложись. — Глухо уронила Лиен.

Я лег прямо на пол, на спину.

— Зажги фонарик.

Я покорно потер его.

— Ешь. Мы откроем канал.

Словно останавливая вопрос, она вложила в мой рот горошину, по вкусу точь в точь как печально знакомые ягоды пустынника. Но, похоже, теперь это было не рвотное, а снотворное, потому что я сразу отключился. Болезненные, черные трубы сворачивались вокруг, выкручивали наизнанку. Эхом среди гулких стен метался голос, говорил мне о важном, но слова наезжали на слова — никак не удавалось разобрать их. Наконец, я очнулся на чем-то твердом. Голова страшно кружилась. В ушах, многократно повторяясь, звучали слова Лиен, напоследок догнавшие меня:

«Я пойду за тобой… Я пойду за тобой…».

— Пол? — Другой голос. Странно звучит. Странно? «Сэндвич, тарелка» — английские слова. Я вернулся?

— Пол?!

Меня трясут за плечи. Очень холодно рукам. На них натягивают перчатки, но руки все равно словно заморожены.

— Пол! Ты слышишь меня? Что с тобой?

Я открыл глаза. Надо мной склонилась Лиен… Нет, Катя. Конечно же, Катя, любимая, наконец-то, я так соскучился… Ужасно хочется спать. Я закрываю глаза и вижу Лиен. Открываю — и вижу Катю. У миледи очень озабоченный вид.

— Ну-ка, кубик реанитона ему для стимуляции, и в медотсек. — Это уже Надир, кому еще может принадлежать такой уверенный мужской тембр, только нашему главному мачо.

— Да все в порядке, сам пойду… — Шепчу едва слышно и отключаюсь.

Пришел я в себя под мерное тиканье. Хорошо знакомый звук. Им отмечает время автомат медицинской установки. Подолгу лежать внутри раньше не приходилось, а вот смотреть за другими — да. Когда мы разбились на «Марсианском Аисте», Рупи, мой пилот, много дней провел в стабилизированном сне под прозрачной крышкой саркофага.

Теперь там я. Не думаю, что это серьезно. Перестраховываются. Ну, потерял сознание, упал. Галлюцинации, слабость. Странно, что не пришел в себя сразу — плановое обследование, обязательное для всех внепланетников, которое я прошел назадолго перед экспедицией, не выявило никаких отклонений, так что я здоров, иного и быть не может.

— Пол, привет, очнулся? — Знакомый голос. Ах, ну да, Сильвия. Я разочарован, ожидал Катю, но у нее, видимо, дела, все-таки хлопотно работать лидер-инспектором КК.

— Ага, — в горле хрипит, не проснулся еще окончательно. — Чего у нас хорошего? И что я тут делаю-то?

— Ничего-ничего, — как-то немного суетливо Сильвия поправила темную челку. — Сейчас я тебя открою.

Зашипел газ, крышка уехала в сторону, появились запахи. Что-то медицинское. Любопытно, под крышкой их не было.

— Ты грохнулся в обморок, Пол. Как настоящая девчонка, — Сильвия хихикнула, я покраснел. — Попросил выключить свет, я и не подумала, что ты влюблен в Еву, так романтичненько… А потом слышу вскрик, лидер-инспектор кричит: «Пол, что с тобой?!» Ни разу не слышала, чтоб Катя Старофф кричала. Дали свет, ты на полу, перчатки рядом. Такая драматичненькая сцена, Надир был в восторге. Зачем перчатки-то снял? Мы решили, что ты хотел потрогать ее голыми руками, Еву свою. При свете постеснялся? Инспектор, небось, тебя теперь ревнует. Ее, такую всю из себя, променял на каменную бабу, даже не на целую, а на полголовы, торчащие из стены… Живую — на фетиш. Я бы ревновала.

Сильвия снова прыснула. Несносная. Лучше бы меня оставили с Юн Хо, ей-богу, поговорили бы о роботах…

— Мы беспокоились, Пол. — Серьезные нотки проступили в ее голосе. — Ты четвертый день тут. Не дергайся!

Я попытался приподняться, но закружилась голова. Пришлось покорно улечься обратно. Перед глазами поплыли желтые круги с белой рябью внутри. И черными колечками вокруг.

— У тебя ненормальные какие-то ритмы мозга. Собирали консилиум, важные дяди и тети с Земли и парочка с Луны. Поцокали языками, прям как Юн Хо. Знаешь, если ему показать педальную лошадку с анизотропным киберсознанием? Вот точно так. Прям, хотели потрогать, сетовали, что в проекциях, и ну никак. Сказали, что это может быть то и это, много умных слов. Я поняла, что они ничего не поняли. Но сказали, что все образуется. Вот, очнулся, значит, были правы. Только не пытайся встать! Полежи еще чуточку, я вызову доктора.

— А ты что здесь делаешь, Сильвия? — Вопрос прозвучал грубовато, но уж таким вырвался, слово не воробей.

— За тобой смотрю, глупенький. Ты мне как братик.

Я снова ужасно покраснел, а она, расхохотавшись, удалилась.

— Да, лидер-инспектор, он очнулся. — Донеслось издалека. — В порядке, осознает. Нет, ритмы не изменились. Хорошо.

Сильвия вернулась и потянулась, как сонная кошка. С видом полнейшего безразличия сообщила:

— Она занята. Совещание какое-то. Потом спроецируется, я перетащила сюда коммуникатор, примешь вызов. А я пойду посплю, если ты не против. Поиграйся с новостями, там есть про тебя.

Послав мне воздушный поцелуй, она ушла.

Я включил трансляцию и поставил случайный перебор каналов. Показывали разную ерунду, но мне нужно было зацепиться за реальность. Обухом по голове накрыло воспоминание: голубое, невозможное марсианское небо, сухая трава, море плещется под ногами. Плавучий остров, Лиен. Ее звали Лиен. Конечно же, она мертва, поэтому на стене барельеф. Посмертная маска или что-то в этом роде. Что-то, несшее в себе заряд. Выстрелившее в меня, а перед тем притягивавшее. Заползавшее в сны. Боже, уж не оно ли уронило наш турболет в тот роковой день? Иначе как бы мне попасть в странный грот, на стене которого, под толстым слоем льда, было лицо Лиен? Лицо Евы, как ее назвал доктор Фогель.

Значит, это было вовсе не будущее Марса, а его прошлое? Далекое прошлое, когда на планете еще была вода и атмосфера, была полнокровная жизнь?