На крутом перевале (сборник) - Марин Ионице

Дым, жар. И никаких следов Гицэ на ковре. У меня еще есть несколько секунд. Запаса воздуха хватит. Ищу повсюду. Где ты, Гицэ? Люди снаружи подсказывают, где искать и что искать, но этого Гицэ здесь нет. Высох от жара шарф. Терпеть больше не могу. Бросаюсь к выходу. Ныряю головой вперед, чтобы скорее глотнуть свежего воздуха. Люди меня подхватывают. Не могу отдышаться. Глаза слезятся, кашляю. На руках старой дамы нежится кот с опаленными усами и шерстью, а она плачет, может, от счастья. А если бы заклинило дверь? А если бы дом обрушился на меня? Смешно и глупо… И самое главное, что я бы никогда не узнал, из-за кого…

Старик методично складывает зонтик и, используя его как трость, направляется размеренным шагом к горящему дому. Пока до них доходит, что у него на уме, он уже преодолел три ступеньки у входа и проник в прихожую, которая похожа сейчас на отверстие пылающей печи.

Я срываюсь с места, догоняю, разворачиваю его лицом к выходу и без церемоний вышвыриваю на улицу. Как раз вовремя, потому что его едва не накрывает горящая балка.

Горящая балка. Падает мне на грудь… Высокие тополя, ясное небо…

Люди склоняются надо мной. Даже старая дама отпустила своего кота и пытается быть полезной.

— Держите крепче… Не опускайте… Не опускайте… Еще раз. Выше… Еще… Не опускайте… Не опускайте… Не опускайте…

Шипит кожа на ладонях, поднимающих горящую балку.

— Выше… Еще. Не опускайте…

Девушки, и они здесь. Распущенные волосы, красивые колени, бронзовые от загара икры ног… Небо… Тополя, уносящиеся ввысь…

Все, надо кончать с развлечениями. Время моего увольнения в город истекает в 19 часов. Возвращаюсь в часть… Солдат может проводить время в увольнении как угодно, но с одним условием — не позорить военную форму.

Надеюсь, что я не уронил чести своего мундира. Правда, он как будто измят. Вроде прожжен. Похоже, что я в саже, может, немного в крови… Ничего, очистим… Выстираю…

Солдат как солдат… Кино… Можно сфотографироваться на деревянной лошади, или рядом с пирамидами и пальмами, или с храмом Испании. Может, повезет познакомиться и с девушкой. У каждого свое счастье…

— Выше, выше, не опускайте…

Еще остаётся время до девятнадцати. Но я, видимо, вернусь сегодня пораньше. Чего они все собрались здесь, почему у них такие испуганные лица?

Девушки… Небо… Ну хватит, в другой раз… Все еще держит меня эта проклятая балка… Немедленно выберись из-под нее! Рядовой Вишан Михаил Рэзван, присутствую на поверке, на вечерней поверке. «Как девушка?» — «Не знаю. Я смотрел на нее снизу вверх».

Девушки… Тополя… Воет сирена пожарной машины… Что случилось, почему постоянно воет сирена? И зачем санитары несут носилки?

Много раз меня навещал капитан, но ни разу он не заговаривал о несчастном случае, который вывел из строя на неопределенное время его солдата. Многие воинские части, которые были брошены на борьбу с наводнением, вернулись в места дислокации в полном составе. Наша же батарея прибыла без одного человека. Как мог себе простить такое старый капитан, который за тридцать лет командования всегда, из любых ситуаций выводил своих солдат живыми и здоровыми? Но он ни словом об этом не обмолвился.

Бывший наш сержант-верзила, сельский парень, и тот приехал меня навестить. Аж откуда-то из Дрэгэнешт, из Олта, загнал свой старый мопед, проехав на нем более трехсот километров. Он перепрыгнул через забор, подхватил на руки вахтера, прошел в корпус, неся в охапке не пускавшую его медсестру. И вот он здесь, у моей постели, растерянно мнет своими здоровенными пальцами вылинявший на солнце, в масляных пятнах, берет. Слова застревают у него в горле:

— Ах, мальчишка… Мальчишка ты мой…

Триста километров ради пяти слов… Но как они много значат! Словно камень плавится у меня в груди и приятным теплом растекается по всему телу.

Да кто только не приходил!

Рядовой Стан Д. Стан. И он здесь.

— Достаточно наигрался. Пора уже становиться на ноги. Стоять прочно на ногах и уметь понимать, что тебе положено.

— Значит, играл?

— И предостаточно. Сначала с прошлым, с любовью, с комплексами, с водой, с огнем, с жизнью и смертью. Последний раз игра могла иметь фатальный исход. Спасся чудом.

— Счастье мое, что балка не упала мне на голову, что сломала мне всего пять ребер, и все с правой стороны, что только три ребра из пяти вошли в легкое, что… ты меня извини, но целая серия счастий получается, включая счастье выслушивать твои нравоучения.

— Ты до сих пор даже не подумал, как оправдаться перед самим собой за то, что ты сделал?

— А что я сделал такого? Спас человека, предотвратил несчастный случай. И все.

— Ни много ни мало, а почти ценою своей жизни.

— Так, видимо, суждено.

— Ты вдумайся: «ценою жизни солдата…» Может, ты надеялся, что мы тебя провозгласим героем?

— Знаешь что, не строй из себя идиота. Как тебе в голову пришло, что в тот момент я мог думать о чем-то подобном?

— А о чем ты думал?

— Только о том, что надо вытащить человека из огня.

— Я так и предполагал. Но зачем это надо было делать тебе, ведь там было много народу.

— Послушай, а если бы ты был на моем месте?

— Так нельзя ставить вопрос. В любом случае я бы там не оказался по той простой причине, что мне незачем околачиваться по окраинам города.

— У меня было увольнение в город, и я имел право сам распоряжаться по своему усмотрению предоставленным мне временем.

— Твое время, твоя свобода, твоя жизнь! Но кто ты такой? Что ты такое? Где ты есть? Даже примитивный человек из джунглей не мог располагать, как хотел, своим временем, свободой, своей жизнью. У него тоже были обязанности перед племенем, семьей, перед самим собой.

— А я не мог поступить иначе.

— Кто тебе дал право рисковать жизнью обученного солдата?

— Я сделал это ради человека, который мог сгореть заживо…

— Это было во второй раз.

— А первый раз я думал, что речь идет о ребенке или что-то в этом роде.

— «Что-то в этом роде» был полосатый кот.

— Но я же не знал.

— Ну теперь-то знаешь? Ты не имел права действовать, не зная цели.

— Но в первый раз со мной ничего и не случилось.

— А могло случиться. И ты мог сгореть заживо из-за кота. Абсурд, не правда ли?

— Ну, что еще там у тебя?

— И даже история со стариком. Если ты был рядом, то почему позволил ему войти в горящий дом, а лишь затем бросился спасать его?

— Я не сразу понял, что у него на уме…

— Многого ты не понимаешь… И видишь, как странно получается в подобных ситуациях, когда ты хочешь себя утвердить. Это действительно нелепость!

— И как я должен за все это ответить?

— Что касается меня, то я думаю, что жизнь тебя и так проучила достаточно, правда, извлечешь ли ты из этого урок?

— Спасибо, дружище…

— Нечего иронизировать…

— Я и не иронизирую.

— Главное, знай, ты не должен купаться в славе, словно герой, совершивший подвиг. Принимай вещи такими, какие они есть. Чтобы стать мужчиной, нужно трезво смотреть на вещи.

Он едет в часть, солдат, который знает, что ему делать со своей увольнительной.

Я изнурен. Но чувствую себя хорошо, как после успешной операции.

Подходит медсестра с успокоительными лекарствами.

— Спасибо, барышня, спасибо, но сегодня меня снотворное не возьмет!

— Но вам же его прописали!

— Не могу больше. Понимаете? Не могу!

— Вам надо спать…

— Не хочу, не могу спать больше положенного, больше, чем должен спать обычный человек.

В первые дни меня навещали люди, которые получили ожоги, вытаскивая меня из-под горящей балки. Одних положили в больницу, другие приходили сюда только на перевязки. Они не могли даже открыть дверь самостоятельно. А двое или трое даже не могли поднести ложку ко рту.

«Держите крепче… Не опускайте… Выше… Еще…» И шипела, лопаясь, на ладонях кожа.

Каждый день приходила меня навещать Ева. Я потерял несколько ребер, зато приобрел девушку. И какую! Не упусти ее, солдат!

— Правда, что мы с тобой никогда не расстанемся? — спрашивает она.

Что ответить ей? Пока мое единственное желание на будущее — поступить в институт. Я должен получить специальность. И я вернусь в мой родной город во что бы то ни стало. Именно туда, откуда я ушел, чтобы никогда не вернуться. Только так я смогу доказать, что стал настоящим мужчиной.

— Не расстанемся, — решает девушка за меня и во имя меня.

Какое счастье иметь такую девушку! Да, друзья, она красива. Все музыканты в городе знают романс, который мне нравится, и непременно его сыграют.

Поцеловал тебя однажды, Прошу, меня ты не забудь…

И только сейчас я подумал, что еще ни разу, даже нечаянно, не коснулся ее губ — губ, которые были готовы дать самую большую клятву.