Сборник "След зомби" - Олег Дивов

Мастер остановил машину буквально на минуту – купить сигарет, но, вернувшись в салон и закурив, понял, что трогаться с места не хочет. «Устал. Что будет, если я не выдержу? Или меня действительно убьют… У Хунты хватит злобы поднять Школу. Вот будет картинка… Не могу себе представить. Они же все такие благоразумные, уравновешенные. Были… Теперь наблюдения ясно показывают – будет взрыв.

Начнется он, как водится, с бойни внутри Школы. И ею же скорее всего закончится, потому что для начала затравят собаками Саймона, с пещерной жестокостью. Первая кровь пущена, ребята сбросят пар и начнут думать: а чего же мы, собственно, натворили? Но Хунта им разобраться не даст, потому что бросит клич: на Штаб, едрёныть! Только охотники – не однородная масса. И, конечно, «Трешка», как самая задумчивая и озабоченная инстинктом самосохранения, выступит против. Мэкс резонно заметит, что за Саймона им ничего не будет, а вот дальше идти не след. Хунта влепит ему пулю между глаз, «Третья» спустит псов и ощетинится стволами. На нее навалится «Вторая» и рядовые из «Первой», которым в спины будет, в свою очередь, стрелять «Четвертая». Правда, «Четверке» придется сначала задавить свое руководство, а это ветераны, их убить трудно. И в тихом углу заляжет Батя с верхушкой «Первой». Будет ловить момент, ждать, чья возьмет, чтобы потом шлепнуть победителя и захватить власть в Школе. Но их из этого угла выкурят и тоже заставят стрелять. В этой драке – мама, мне подумать страшно! – «Третью» и «Четвертую» перебьют целиком, но и из прочих охотников уцелеет, дай бог, половина. Наверняка погибнут все собаки, кроме запертых на псарне. Да и тех прикончат. Рабочую кавказку, оставшуюся без проводника, убить дешевле, чем заново приручить».

Мастер выжал сцепление и включил задний ход, собираясь отъехать от тротуара. Машины шли мимо сплошным потоком, и в каждом стекле Мастер видел оскаленные черепа будущих тварей. Но раньше будет другое. Мастера передернуло – он почти физически ощутил, каково это будет: два десятка израненных полусумасшедших охотников шатаются по заваленному трупами двору, охрипшими голосами призывая своих собак, уже мертвых. Пороховая гарь во рту, озноб по спине, красный снег под ногами, чье-то тело свисает из окна будки КПП, ты совершенно не представляешь, что теперь делать, – и тут ворота таранным ударом раскрываются настежь, на тебя несется тупое рыло бронетранспортера, и стволы двух пулеметов смотрят прямо тебе в лоб…

«Их всех убьют!» Мастер до боли сжал челюсти и рывком бросил машину потоку навстречу, подставляя корму шикарной иномарке. Та пискнула неожиданно тонким голоском и начала яростно вытормаживаться, но Мастер уже улетел далеко вперед. «Хорошо ты машину сделал, Горец. Но и тебя убьют. Сам кинешься под пулю. В машинах ты понимаешь отлично, а в людях разбираться так и не научился. Вечно ты их пытаешься разнять во время драки. Нельзя тебе, брат, неумело ты это делаешь. Только мне удается раскидать дерущихся собак, ни разу не попавшись на зуб. То ли они меня не видят в этот момент, то ли считают высшей силой, на которой нельзя срывать злобу. Я, наверное, действительно Мастер собак. Наместник собачьего бога на Земле. А люди… Почему бы и им, собственно, меня не слушаться?»

Мастер остановился на красный. Слева пристроилась давешняя иномарка, не новый, но ухоженный «БМВ». «Ну, что ж, как говорит Батя, – «общнемся с людями». Два стекла одновременно пошли вниз на электрической тяге.

– Ты чё, урод, с ума сошел?! – заорала из «БМВ», распаляя себя, раскормленная харя. На заднем сиденье хищно оскалились еще две, третья что-то рычала неразборчиво из-за руля.

Мастер согласно кивнул.

– Ты чё мне киваешь, сучара?! – возмутилась харя, брызжа слюной.

– Я сошел с ума, – объяснил Мастер, опуская голос до хрипа.

Харя присмотрелась к Мастеру повнимательнее и, видимо, решила не связываться.

– Убить бы тебя на хер! Бля, попадись мне еще!

– Убить – нет проблем, – сказал Мастер, доставая из наплечной кобуры пистолет и демонстрируя его харе. Та от неожиданности уронила челюсть. Двое на заднем сиденье дружно упали, водитель благоразумно откинулся назад, скрываясь за пассажиром. Из соседних машин в Мастера тыкали пальцами. Деваться им было некуда, оставалось глазеть.

Харя подобрала челюсть и прищурилась на пистолет.

– Тэтэшка, – оценила она. – Китайский. Х…ня. Первый выстрел прицельный, остальные в молоко.

Мастер помотал головой и убрал пистолет на место.

– Обижаешь, – сказал он. – Ствол родной. Табельное оружие.

– Ну да, табельное! – рассмеялась харя. – Слушай, псих! Будет время – заходи в «Конец света». Спросишь Толика, побазарим. Ха! Во народ! – Харя высунулась из окна и посмотрела назад. – Нам же зеленый, а хоть бы кто погудел, шакалы! У всех очко на ноль. Поехали! Шакалы вы, бля! – крикнула водителям харя, чуть не выпадая из резво стартовавшей машины. – Бывай, псих!

– Пока, – сказал Мастер, уходя под «стрелку» на бульвар. – Я псих. Я сошел с ума. Я самый опасный в мире псих. Да! Еще у меня есть кавказская овчарка… – Он притормозил у обочины и долго изучал, как подрагивают руки, лежащие на руле. «Мне нельзя срываться, иначе все пропало. Я должен беречь себя. Но я больше не могу. Не могу. Это был не спектакль. Я действительно хотел достать оружие – и я его достал. Плохо дело. Так нельзя. Скорее в Школу. Увидеть Карму. И все будет хорошо».

– Бум! – скомандовал Китаец Джону, и тот легко вспрыгнул на наклонную доску. По буму школьные псы всегда ходили с охотой. Еще они неплохо ползали на брюхе, не боялись лестниц и резво носились по «лабиринту» из старых покрышек. А вот барьеры они терпеть не могли. Хотя легенда гласила, что Джареф однажды, преследуя вкусного пуделя, вскарабкался на двухметровый забор. Но мало ли в Школе легенд.

На полпути Джону бум надоел, и пес спрыгнул вниз. Китаец вздохнул. В такие моменты он часто ловил себя на желании завести к старости немецкую овчарку. «Чтобы пахала, как робот, и радовалась, что приказывают».

Оставив позади тренировочную площадку, Китаец углубился в зону выгула. Здесь росли чахлые деревца и облезлые кустики. Вдалеке пара молодых из «Трешки» орудовала лопатами, закапывая в снег отходы собачьей жизнедеятельности. Джон задрал лапу на перекошенную желтую березу. «Бредовая затея, – подумал Китаец. – Но чем черт не шутит». Он остановился в центре зоны.

– Джонни! – позвал Китаец. И подал команду: – Ищи!

Джон огляделся вокруг и поднял на Китайца глаза, полные насмешливого презрения: ты тронулся, папа? Что здесь искать? Я-то знаю, что здесь никогда не было ничего толкового. Кошки сюда не ходят, ворон мы разогнали. Мышей съели. Пусто здесь. Даже огрызка вонючего не прикопано.

– Где, Джонни? – спросил Китаец, изображая на лице волнение. – Где? Ищи!

Джон склонил голову набок, подумал и снова огляделся. Потом для порядка обнюхал снег у ног Китайца. Потом чуть правее, левее… Поднял голову и посмотрел на хозяина, словно вынося окончательный диагноз: кретин.

– У-у!!! – сказал Китаец, воздевая к небу сжатые кулаки. – Где, Джонни? Где? Куда пропало? Ищи, Джонни, где? Ищи, где? Где, ищи! А? – бормоча эту шаманскую скороговорку, он постепенно смещался назад, вынуждая Джона двигаться за собой. Наконец пса разобрало любопытство. Или он решил, что с него все равно не слезут, раз уж настолько серьезно взялись. Так или иначе, Джон ткнулся носом в снег и принялся его обследовать со свинячьим похрюкиванием. Китаец шел за собакой. Движение пса внешне казалось совершенно броуновским: вот он увлекся одним следом, прошел по нему, бросил, взял другой, потом битую минуту фыркал над чьей-то меткой. Но зоркий узкий глаз Китайца отмечал главное: если все шараханья собаки наложить на карту и вывести некую среднюю линию, получится расширяющаяся спираль. Кавказская овчарка, собака-акула, тупая машина убийства, работала нижним чутьем не хуже иного спаниеля.

Мастер заехал в Офис, пробыл там около часа, нежно распрощался с персоналом и вышел на улицу. Недельный снегопад кончился, подмораживало, на вечернем небе проступали звезды. Мастер добрел до машины, открыл незапертую дверь и растолкал сонного Ветра.

– Я тебя сто раз просил запираться изнутри, – сказал он неприязненно.

– Виноват, запамятовал, – промычал Ветер, протирая глаза. – Сморило меня. Роскошный тут отопитель.

– От него можно и угореть, между прочим!

– Он немецкий, – отмахнулся Ветер. – От него не угоришь. Это тебе не в самоходке…

– Ты-то откуда знаешь, что в самоходке?

– Ну… Лебедь рассказывал.

– Ох, горе луковое… Ладно. Я так понимаю, доложить нечего?

– Все чисто, – покачал головой Ветер. – Я вел тебя, Лебедь сел на твоего приятеля. Никому вы на хрен не нужны.