Клюква со вкусом смерти - Наталья Хабибулина

Следом отправились и остальные.

Приближался вечер, следовало готовить лагерь для ночлега.

Пока Поленников и Кобяков ставили палатку и разжигали костёр, Дубовик с Герасюком осматривали лежащие на земле осколки восковых масок, которые эксперт нашел в самом углу под скамьёй в старом рогожном мешке.

– Смотри, тут и деревянное клише, – Петр Леонидович вынул деревянную маску, которую скорее можно было отнести к антуражу какого-то африканского шамана, нежели обыкновенного человека. Даже рубцы от ножа, оставленные, видимо, при соскабливании остатков воска, имели устрашающий вид.

– Н-да, даже в дереве она не очень приятна, – пробормотал Андрей Ефимович, разглядывая эту вещь.

– Не то слово! Ужасающа! А если в воске? С красной краской? Да-а, не завидую тем, кто наяву видел это, да ещё на живом человеке! Брр! – Герасюк передёрнул плечами.

– Да уж, не скульптор ваял, далеко не скульптор…– подполковник повертел в руках большой кусок маски с прорезью для глаз. – Что скажешь, Петр Леонидович, обо всем этом?

– Так, давай по порядку, – Герасюк присел на небольшой пенек у входа в скит.

– Хорошо, давай по порядку. С сундука?

– С него самого. Снаружи… На самой крышке есть отпечатки, но немного стёртые, будто по ним потом прошлись тканью, не до конца стерев, возможно, просто брались за неё перчатками. Внутри… Стояла там квадратная вещица, предположительно, коробка. Судя по следам пыли, было что-то ещё, бесформенное.

– Мешок мог быть?

– Вполне. И, судя по тем же следам, исчезло это совсем недавно, даже о-очень недавно, пару дней назад.

– Пару дней? – Дубовик всем телом повернулся к Герасюку. – Так-так… Ладно… Что ещё скажешь?

– Две могилы старые, но кресты на них лет пяти-шести, не более.

– Что это, по-твоему, значит?

– Или заменили ими старые, или впервые поставили, не знаю. А вот третья могила осенняя, земля ещё не осела, а судя по старой траве, так это октябрь месяц. И похоронен в ней, похоже, последний из обитателей острова. – Герасюк помолчал, потом осторожно произнес: – Знаешь, Андрей, я предлагаю эту могилу ковырнуть сейчас, пока мы здесь одни. Тебе ведь надо знать: убит ли этот человек, или умер своей смертью, ведь так? – он вопросительно посмотрел на Дубовика.

– Вот за это люблю тебя, – сказал тот просто, – ничего объяснять не надо. Ну, о масках не спрашиваю, и так всё ясно. Одна ломалась – делали другую, а обломки складывали – всё-таки запас воска. Относительно могилы абсолютно с тобой согласен, видно, что здесь больше никто не живет, а скит некто использовал в своих целях, для хранения… неких ценностей? – подполковник задумчиво грыз соломинку.

– На эксгумацию документик оформишь? – прервал его размышления Герасюк.

– Печатная машинка в городе осталась, и прокурорская печать там же, – не выходя из своей задумчивости, произнес Дубовик.

– А-а, ну, ладно, мы люди понятливые, так сковырнем могилки – не подкопаешься, – кивнул эксперт. – И обратно закидаем!

– Андрей Ефимович, а что тебе сказал Гаврилов, если это не служебная тайна? – спросил Поленников, ставя на огонь котелок с водой.

– Интересное рассказал. По его словам, здесь, на этом острове жил человек, по виду настоящее чудище, только очень добрый, как в сказке об аленьком цветочке. От всех прячет своё лицо и при этом делает добрые дела.

– Ну, Андрей Ефимович, я думал, что ты сухой прагматик. А ты, оказывается, романтик – сказки знаешь.

Дубовик невесело улыбнулся:

– Воспоминания детства, – он тяжело вздохнул.

– Значит, этот человек никак не мог убить Гребкову, – констатировал Поленников. – Да и остальных тоже.

– Да это было ясно, практически, сразу, – отозвался подполковник. – Уродливый с рождения мальчик живет с сумасшедшей матерью и добрым стариком-отшельником на болотах. Жизнь – не сахар, но, как мне представляется, душой он не зачерствел, старик его научил жизни. Но было самое страшное «но»!.. Из-за уродства его боялись люди. Тогда старик придумал ему маску, самую простейшую – восковую, с прорезями для носа, глаз и рта, чтобы парень мог хоть как-то появляться в лесу. Но и это его не спасло. Ну, вы видите сами, – он поднял с мешковины кусок воска с большой щелью, – маски эти были далеки от совершенства, красотой не блистали, скорее, наоборот… Но что делать, приходилось довольствоваться тем, что есть… А вот потом!.. Что-то произошло… Появился возле него некий человек… И ему нужен был этот островок, и уродец пришёлся кстати. Дальше… Тут мои размышления пока заходят в тупик, вернее, ни чем не подкрепляются. Будем ждать Ерохина.

– Андрей Ефимович, – задумчиво произнес Кобяков, – а я вот что думаю: если здесь ничего нет, зачем же за нами кто-то шел? Нигай ведь видел какого-то человека. И ночью мы с Петром Леонидовичем слышали крадущиеся шаги. Может быть, мы что-то упустили?

– А ведь верно – слышали, – подтвердил Герасюк. – Может быть, пройдёмся? Осмотримся? – повернулся он к Дубовику.

– Ну, что ж, не станем терять зря время. Идём!

Моршанский, сладко потянувшись, поднялся из-за стола, разминая затёкшие ноги.

Весь день он провел, допрашивая свидетелей.

Опергруппа давно уехала, так как следователь не видел необходимости в её пребывании в Потеряево. Убийство Кокошкиной считал самым заурядным бытовым преступлением. Остался лишь Воронцов: Кобяков отсутствовал, а Моршанский затребовал себе помощника.

– Вернётся Дубовик – ты ему всё доложишь, – отведя Костю в сторонку, наказал ему Калошин. – А то наш Герман Борисович наломает дров. Да и в этом расследовании ты с первого дня – сориентируешься.

По мнению судмедэксперта Карнаухова женщина была задушена руками, а Сурков, которого Моршанский подозревал в совершении этого убийства, при допросе постоянно прятал свои огромные кулаки.

Когда следователь попросил его показать руки, тот сильно растерялся, но был вынужден выполнить просьбу. Моршанский внимательно осмотрел кулаки парня: костяшки пальцев были разбиты.

– Что скажешь, гражданин Сурков? Откуда это? – он ткнул карандашом в ссадины на его руках.

– Так, я это… К Полинке пришел, а там у неё хахаль новый… Агроном наш… Ну, сцепились мы с ним… Вот и… – парень потер пальцы.

– Хорошо, проверим, – удовлетворенно сказал Моршанский. – Поговорим с вашим агрономом, но пока вам придётся посидеть в камере предварительного заключения.

Сурков онемел от этих слов следователя и молчал всё то время, пока его Воронцов препровождал в камеру.

Только когда Костя стал закрывать дверь, Сурков тихо обратился к нему:

– Ты это… Скажи моей матери… Пусть она… это… сходит к вашему главному… этому… ну, который в очках… скажет ему… Он, вроде, нормальный… А?.. Пусть разберётся… А?..

– Ладно, схожу, – кивнул, соглашаясь, Воронцов. – А ты точно не убивал эту женщину? – он посмотрел на парня с некоторым недоверием. – Мне ведь не хочется перед товарищем подполковником