Черноногие - Э. Шевалье

— О! Маса индеец, спрячь свой ужасный нож. Агарь не может его выдержать. Не сжимай так больно мою руку; гляди, как она посинела, вся черная стала!..

— Замолчишь ты, или я отрежу тебе язык и зажарю на медленном огне!

Луч света сверкнул через щель двери темницы Сильвины. Заглянув в эту щель, она увидела Агарь в руках высокого индейца.

— Она тут, — сказала негритянка, — маса, отодвиньте камень и увидите дверь.

— Кто ищет меня? — спросила Сильвина с сильно бьющимся сердцем.

Агарь еще не закончила своих причитаний, как индеец отворил дверь — каменную плиту, вставленную в дубовую раму и так устроенную, что снизу ее нельзя было сдвинуть с места.

— О! Мисс-госпожа, пропали мы теперь! Ужасный индеец хочет похитить вас. Он убьет нас всех — как есть правда!

— Ну, полезай, черная язычница, да осторожнее, лампу не урони, — произнес индеец на этот раз на чистейшем английском языке.

С большим трудом толстая негритянка пробралась в тесный проход, за ней последовал ее краснокожий повелитель. Остановившись и выпрямившись во весь рост, когда высота свода дала ему эту возможность, он спокойно посмотрел на Сильвину, которая страшно волновалась, испытывая то надежду, то ужас.

— Чего вы хотите от меня? — спросила она.

— Великий Дух прислал краснокожего взять бледнолицую женщину. Плохое место! Нет солнца! Сыро, гадко, — снова заговорил индеец на ломаном наречии.

— Если вы пришли за тем, чтобы вывести меня из этого ужасного места, то верю, что Великий Дух прислал вас. Но эта весть так хороша, что трудно поверить. Повторите, вы точно пришли сюда затем, чтобы вывести меня из темницы?

— Краснокожий никогда не лжет. Великий Дух повелел ему освободить бледнолицую красотку из этого проклятого затруднения. Ну да, ей-ей! Ваш покорный…

— Ник Уинфлз! — воскликнула Сильвина радостно.

— Он и есть, ей-богу так!

На мгновение Сильвина лишилась дара речи. Потом, пожимая его руку с невыразимым чувством благодарности, сказала:

— Но как же это…

— Как видите, милый Розанчик. Мы с квакером обдумали план, который до сих пор действует. Мы с ним разыграли роли патера и индейца. Я настоящий индеец, хотя эти негодяи и уверяют, что я настоящий урод!

— Где же ваша верная Напасть?

— Сам не знаю, что искренне сокрушает меня. Боюсь, не приключилось ли с ней какой напасти. Разлука с ней печально действует на меня. Что за благородное животное! На все была готова для меня моя Напасть! Надо бы написать историю Напасти, и она была бы гораздо интереснее историй многих людей. Но где найти историографа, способного воздать должную справедливость верности и смышлености этого создания, которое мы называем собакой? Иногда мне и самому хотелось бы превратиться в собаку. Ей-ей! Право слово.

Ник Уинфлз провел рукой по лбу и глубоко вздохнул, озираясь вокруг, как бы в надежде, что вот-вот появится его верный друг.

— Не поспешить ли нам отсюда? — спросила Сильвина с живостью.

— Конечно, Розанчик, надеюсь, что так… Подумаем и попробуем.

— Попробуем немедленно, эта темница наводит на меня ужас. Меня так и тянет на воздух, на свободу.

— Зачем торопиться? Надо хорошенько осмотреться, как дела. У нас было немало препятствий, а там еще стоит один бездельник, который не прочь наделать нам хлопот. Все остальные спят мертвым сном, благодаря снотворному порошку. Но тот окаянный часовой строго исполнял приказ не пить и караулить нас, как лютых зверей! Вот если бы еще от него отделаться, ну, тогда хоть на все четыре стороны! Сейчас надо решить вопрос с ним.

— Только не оставляйте меня здесь, заклинаю вас! Еще час во мраке, и я сойду с ума.

Агарь, присев на корточки, проявляла свое отчаяние самым нелепым образом. Ник, подняв с пола лампу, посмотрел на негритянку и пробормотал:

— Ну, что теперь делать с этим черным чурбаном?

— Оставьте ее в покое, — попросила Сильвина.

— Но она может наделать нам хлопот своим хныканьем… Ну, полно голосить, чернавка, а не то я искрошу тебя в куски. Понимаешь?.. Поспешим же, Розанчик, я проведу вас в такое место, где не так пахнет могилой.

Они вышли из подземной камеры, и Ник тщательно заложил отверстие, с угрозой повторив Агари приказание молчать.

— Я проведу вас в кухню, — сказал он Сильвине, — там разведен огонь, и вы в большей безопасности подождете нас несколько минут.

Когда они пришли в кулинарную лабораторию Агари, он сказал своей спутнице:

— Спрячьтесь в темный уголок и ничего не бойтесь. Мне давно пора перекинуться словечком с чересчур бдительным разбойником…

— О, ради Бога, не подвергайте себя опасности! Я никогда себе не прощу, если стану причиной…

— Тс! Довольно об этом, Розанчик. Ничего не может быть приятнее, как попасть в затруднительные обстоятельства, защищая вас. Вы такая интересная… Ну, довольно! Простак Ник никогда не оставит вас, пока у вас будет хоть один враг. Ей-ей! Право слово! — воскликнул он решительно, протягивая руку в том направлении, где стоял часовой.

Глава XXIV

ДЕЛА ПРИНИМАЮТ ДРУГОЙ ОБОРОТ

Оставшись одна, Сильвина затаилась в самом темном уголке пещеры. Яркий огонь горел в углублении скалы, и дым с трудом пробирался сквозь узкое отверстие, служившее дымоходом. На стенах висели кухонные принадлежности, кусок дичи, который Агарь готовила для мнимого патера, лежал на углях и распространял страшное зловоние. Волей-неволей Сильвина рассмотрела все детали окружавшей ее обстановки.

Понятно, что бедная девушка вздохнула свободнее. Надежда озаряла ее животворными лучами. Она прислушивалась к удаляющимся шагам Ника, как к сладкой музыке, и глубоко вздохнула, когда звук шагов смолк. Ее великодушное и бескорыстное сердце трепетало при мысли, что охотник может погибнуть из-за нее. Она молилась за него, когда перед ней появилась женщина. То была Найвадага. Едва касаясь земли, она подошла к Сильвине, окаменевшей от ужаса, и сказала:

— Ничего не бойтесь. Дурного не выйдет.

— Вы с Ником? — спросила Сильвина.

— Да, с Ником. Он там дерется как храбрец, — отвечала Найвадага невозмутимо.

— Волк! — воскликнула молодая девушка.

— Зорки глаза Восхода Солнца, тонок ее слух.

— А я думала, что ты изменил мне.

— Волк не изменял деве с лучезарными глазами, блистающими подобно восходящему солнцу. Он только рассердился на бледнолицего, вливавшего яд в твои уши, но никогда не изменял тебе ради Лисьего Хвоста со лживым языком. Волк кусает своих врагов, но никогда не терзает руки, дающей ему милость, — отвечал индеец со свойственным ему спокойствием.

— О, как я этому рада! Но расскажи мне, что ты знаешь о той битве? Чем она закончилась? Какая судьба постигла моего отца, его охотников и того молодого храбреца? Ты, вероятно, присоединился к победителям и потому можешь ответить мне на эти вопросы и избавить от мучительной неизвестности.