Проклятая игра - Клайв Баркер

Он услышал шум в коридоре. Он хорошо знал мягкую поступь Ивонны. Она вышла за стаканом яблочного сока или бисквитом, как обычно делала. Ее силуэт появился в дверях.

— С тобой все в порядке? — спросил Той.

Она пробормотала что-то вроде «да». Он опустил голову на подушку.

— Снова проголодалась, — проговорил он, закрывая глаза. — Вечно голодная.

Холодный воздух проник в кровать, когда Ивонна подняла простыню, чтобы скользнуть к нему.

— Ты оставила свет наверху, — проворчал он, чувствуя, как сон вновь наваливается на него.

Ивонна не ответила. Наверное, сразу заснула: она была наделена этой благословенной способностью. Той повернулся в полутьме, чтобы взглянуть на нее. Она не храпела, но это не походило и на молчание. Он прислушался внимательно, его внутренности нервно сжались в комок. Она издавала какой-то жидкий звук — словно дышала сквозь тину.

— Ивонна… ты в порядке?

Она не ответила.

От ее лица в нескольких дюймах от Тоя продолжали исходить шелестящие звуки. Он потянулся к выключателю лампы, по-прежнему не сводя глаз с темной массы головы Ивонны.

«Лучше сделать это побыстрее, — подумал он, — пока воображение не обогнало меня».

Его пальцы нащупали выключатель, зажегся свет.

В том, что он увидел на подушке, нельзя было узнать Ивонну.

Он бормотал ее имя, когда сползал с кровати, не в силах оторвать глаз от этой мерзости. Как она сумела спуститься с лестницы и лечь в кровать, прошептать ему «да»? Такая глубокая рана, несомненно, убила ее. Никто не может жить с содранной кожей и вырванным мясом.

Она наполовину повернулась на постели с закрытыми глазами, словно во сне. Затем — ужасно! — произнесла его имя. Ее губы не шевелились, как раньше, кровь замазала слово. Той больше не мог выносить подобное зрелище, иначе бы он закричал, а крик привлек бы убийц — кто бы они ни были — с уже окровавленными скальпелями. Они, возможно, уже за дверью, но ничто не заставит его остаться в спальне. Только не с ней; она медленно поворачивалась в кровати и твердила его имя, стягивая ночную рубашку.

Шатаясь, Той вышел в коридор. Как ни странно, никто не поджидал его там.

Наверху на лестнице он замешкался. Он не был слишком смелым, но не был и глупым. Завтра он будет оплакивать Ивонну, но сейчас, когда она шла за ним, ничего нельзя поделать — только предохранить себя от тех, кто это сотворил. Кем бы они ни были! Почему он не позволяет себе назвать имя? Мамолиан — это его почерк. И он не один. Европеец никогда не коснется своими стерильными руками человеческой плоти так, как кто-то коснулся Ивонны; его брезгливость всем известна. Но это он. Он убил ее, а потом даровал жуткую полужизнь. Только Мамолиан способен на такое.

И сейчас он мог ждать внизу, на самом дне мира, под лестницей. Ждать, как он ждал уже долго, пока Той не притащится вниз, чтобы присоединиться к нему.

— Иди к дьяволу, — прошептал Той темноте внизу и двинулся (он хотел бежать от ужаса, но здравый смысл подсказывал, что надо действовать иначе) по коридору ко второй спальне.

С каждым шагом он ожидал появления врага, но ничего не случилось. Во всяком случае, пока он не дошел до двери.

Когда он взялся за ручку, он услышал позади голос Ивонны:

— Вилли…

Слово прозвучало более четко, чем раньше.

На миг он усомнился в своем рассудке. Если он сейчас обернется, то увидит ли в дверях обезображенную Ивонну или это был страшный сон?

— Ты куда? — требовательно спросила она.

Внизу кто-то шевельнулся.

— Вернись в постель.

Не поворачиваясь, Той толкнул дверь второй спальни. Как только он это сделал, кто-то стал подниматься по лестнице за его спиной. Шаги были тяжелыми и поспешными.

У него не было ключа, чтобы запереть замок и задержать преследователя, и не хватало времени забаррикадировать дверь мебелью. Он пересек темную спальню в три прыжка, рывком распахнул французское окно и ступил на маленький железный балкон. Железо крякнуло под его весом. Той почувствовал, что долго не продержится.

Сад под балконом тонул в темноте. По счастью, Той знал, где расположена цветочная клумба, а где дорожка, вымощенная камнем. Не колеблясь — шаги за спиной становились все громче, — он перелез через перила. Мускулы заныли от напряжения, когда он примостился на внешней стороне балкона и повис на руках, рискуя сорваться в любую секунду.

Шум в комнате привлек его внимание. Преследователь, обрюзгший головорез с окровавленными руками и бешеными глазами, был уже там: он подходил к окну, рыча от удовольствия. Той посильнее раскачался, чтобы спрыгнуть не на дорожку, проложенную прямо под его обнаженными ступнями, а на мягкую почву цветника. У него было очень мало шансов на удачу. Когда жирный подошел к балкону, Той отпустил перила и провалился в темноту. Окно над ним удалялось, и он приземлился, отделавшись синяками, среди гераней; Ивонна посадила их неделю назад.

Он поднялся на ноги с трудом, но без повреждений, и побежал по залитому лунным светом саду к задним воротам. Они были закрыты на замок, но ему сравнительно легко удалось перелезть через них — адреналин придал сил. Звуков погони за спиной он не слышал, поэтому бросил взгляд назад и увидел толстяка: тот все еще стоял у окна и наблюдал за беглецом, словно не имел желания преследовать его. Ощущая болезненное возбуждение, Той побежал по узкому переулку позади садов с единственным желанием — увеличить расстояние между собой и домом.

И только когда он выбежал на улицу, где фонари начинали гаснуть, пока в город осторожно вползал рассвет, — только тогда Той обнаружил, что он совершенно голый.

31

Марти лег спать счастливым. Пусть он многого не понимал, а старик — несмотря на обещания все объяснить — предпочитал прятать свои дела под покровом тайны; но, в конце концов, это не касалось Марти. Если у Папы есть секреты, пускай они будут. Его наняли присматривать за Уайтхедом, и он справлялся с работой, к удовлетворению хозяина. Результат — сегодняшняя откровенность Уайтхеда и тысяча фунтов под подушкой.

От эйфории сон пропал. Сердце Марти колотилось в два раза быстрее, чем обычно. Он встал, натянул халат и попытался посмотреть что-нибудь по видео, чтобы выбросить из головы события дня. Но боксерские поединки утомляли его, порнография тоже. Он побрел вниз в библиотеку, отыскал фантастическую сагу с замусоленными страницами и скользнул обратно к себе, сделав крюк на кухню за пивом.

Когда он вернулся, в его комнате была Кэрис — босая, в свитере и джинсах. Она осунулась и выглядела старше своих девятнадцати лет. Улыбка, которой она встретила Марти, была слишком хорошо отрепетирована, чтобы поверить ей.