Месть мажора (СИ) - Фарди Кира

– Что это? – шепотом спрашиваю я, мертвея от плохого предчувствия.

– Не знаю, – отвечает Александр. Он хмурит брови и вытаскивает телефон. – Что делать будем, Эрик Борисович? Вы где?

– Наблюдаю за представлением, которое устроил Стрельников. Ему успели доложить, что больная пропала, вот он и развернул бурную деятельность. Защитник сирых и убогих, мать ети! Арина с тобой?

Короткий смешок кажется вовсе не веселым, а нервным. Чувствуется, что мажор что-то недоговаривает.

– Да, мы приехали вместе.

– Короче, Санек, вези Васильеву ко мне на квартиру.

– На какую? – помощник смотрит на меня, а я трясусь и потею от волнения.

– Там, где мы с Леркой жили, – мажор делает паузу, с кем-то приглушенно спорит, потом кричит в трубку: – Уезжай отсюда! Живо!

Глава 26. Эрик

В палате я сидел долго. Или мне так показалось от волнения, которое сжимало сердце. Сгорал от нетерпения и неизвестности, но боялся позвонить: шпионская работа требует осторожности и тишины.

Наконец не выдержал, набрал номер Санька, выдохнул облегченно, услышав его рассказ, но, увы, радость была короткой: в палату вошла медсестра и заверещала, испортив кайф от успеха предприятия.

Я не стал объяснять, куда пропала пациентка, просто смылся и болтал в холле с медиками ресепшн в ожидании, пока за мной приедет помощник.

Настроение было отличное, хотелось петь, шутить и танцевать. Даже новость, что дятел-доктор поздно вечером шлялся по клинике в обнимку с Наташкой, не испортила его. Не знаю, что творилось с моей душой, но она словно обрела крылья. Я уже прикидывал, как найму частного детектива поймаю любовничков на горяченьком и разорву наконец токсичный брак. Такая наглая измена откроет отцу глаза на Соколову. Он сразу перестанет доверять бизнес проходимцам.

Перспектива перед глазами рисуется радужная, я довольно потираю ладони и, как водится, теряю бдительность.

– Сюда! Проходите сюда!

Вздрагиваю от крика и оглядываюсь. В клинику врывается Стрельников с красным и перекошенным от злости лицом. А за ним вваливается целая толпа незнакомых мужиков.

Я вскакиваю, бросаюсь к окну, вижу на стоянке несколько полицейских машин.

Черт! Как не вовремя! Дежурная медсестра все-таки доложила этому щеглу.

Бегу к ресепшн.

– Но… – лепечет растерянная регистратор. – Может, сами разберемся? Охрана есть…

– Какая охрана? – вопит Стрельников. – Где вы видите охрану? У нее из-под носа пациента вывезли.

Из комнаты секьюрити показывается начальник охраны. Он видит меня, беснующегося Стрельникова, полицию и шагает к нам.

– Что случилось? – спрашивает меня.

– Сейчас узнаем, – вмешиваюсь я, хотя уже догадался из-за чего сыр-бор. – Что ты здесь устроил на ночь глядя?

Иду грудью на доктора.

– Не твое дело, – толкает меня дятел.

– Царапалки убери, чмо! – рявкаю на него я. – Раскомандовался! Это моя клиника.

Звонок помощника не позволяет выплеснуть праведный гнев на голову докторишки. Я отхожу в сторону. Сейчас главная задача – спрятать на время Арину так, чтобы этот щегол до нее не добрался.

Избавляюсь от Васильевой и Санька и несусь обратно. Полиция уже поднялась в отделение, еще пара минут, и медсестра доложит о моем самом живом участии.

Я несусь в палату.

– Видите! – вопит Стрельников. – Здесь лежала парализованная больная. Сама уйти она не могла, значит, кто-то посодействовал. К ней днем приходила дочь с какой-то теткой, а вечером больная пропала.

– В какое примерно время? – оперативник смотрит на медсестру.

– Я не заметила, у нас был вечерний обход, – лепечет та. – Только перед сном пришла сделать укол, а в палате Эрик Борисович.

– Вот! – Стрельников тычет пальцем в меня. – Это он!

– Я? Да ты спятил! Мне Васильева и ее мать до одного места! Я с нищебродами не общаюсь.

– Врет он все! Сам постоянно крутится рядом. И чего ты в ее палате забыл?

Теперь на меня смотрят все. Оперативники тихо переговариваются, медсестра с подозрением, а начальник охраны с удивлением.

– Это моя клиника! – чеканя каждое слово, говорю я. – Навестить вип-пациента, который не платит за лечение, – моя обязанность.

– Все ясно! Он выжил больную из клиники!

– Если бы я захотел, выдворил бы ее днем.

– А разве родственники не могут забрать больного домой? – поинтересовался длинный и хулой, как высохшая жердь, оперативник.

Доктор зависает от разумного вопроса, и меняется в лице.

– Вы считаете, что это нормально, когда пациента вывозят поздно вечером, да еще и тайком?

– Нет, я так не считаю, но, может, есть на это разумные причины.

– Ага! Причины есть, – подливаю я масла в огонь. – Недоверие к врачу и назначенному лечению – основная причина.

– Так, так, так! – оперативник раскрывает блокнот. – А если точнее?

– Слушай, ты! – Стрельников подлетает ко мне и хватает за лацканы пиджака. – Заткнись, если ничего не знаешь о медицине.

– В лечебном деле я ничего не понимаю, согласен, зато вижу, что пациентка лежит второй год в вип-палате, и нет результата. Причем за лечение никто не платит.

– Понятно, – записывает полицейский. – Дочь могла забрать мать, потому что для нее слишком дорого. Жень, – он поворачивается к напарнику. – Запроси медицинскую карту, стоимость всех лекарств и обследования.

– Слушаюсь.

– А это еще зачем?

Стрельников еще больше заводится, словно у него под задницей костер горит. Кажется, докторишка не ожидал, что полиция заинтересуется его работой.

– Затем, что нужно выяснить, не превышаете ли вы свои полномочия.

– Вы о чем? Я вас вызвал, потому что пропала парализованная больная, а вы мою деятельность решили исследовать? – вопит Стрельников.

– Матвей Юрьевич не отходил от пациентки, пылинки с нее сдувал, – вступилась за врача постовая медсестра.

– Так, Жень, – продолжает длинный оперативник, – сходи на пост охраны, надо записи посмотреть.

– Уже посмотрели, – хмурится начальник охраны. – В течение десяти минут все камеры были отключены.

– Почему?

– Разбираемся.

Начальник становится все мрачнее. Даже самый бестолковый человек сообразит, что здесь что-то неладно. Но мы не и собирались скрывать, что вывезли мать Арины. Сейчас мне нужно вывести из равновесия Стрельникова, заставить его понервничать, совершить ошибки и защитить Арину. А дальше будем действовать по ситуации.

– И вообще! Дочь – уголовница, недавно освободившаяся по УДО, – вдруг ляпает доктор. Я подпрыгиваю от неожиданности. И этого козла Арина защищает?

– Ты что мелешь? – дергаюсь к нему я, но он продолжает:

– Она человека убила. Что ей стоит и мать на органы продать.

От такой наглости я на миг столбенею и вдруг срываюсь. Как, в какой момент пальцы сами сжимаются в кулаки, даже не понимаю. Просто выбрасываю руку и с хрустом проваливаюсь в мягкую плоть ненавистного лица.

Меня хватают сзади, отводят локти за спину. Боль в суставах такая, словно их выворачивают наизнанку, но я от нее еще злее становлюсь.

– Сволочь! Мерзавец! – кричу, не контролируя себя. – Она же твою вину на себя взяла! Твою жопу от тюрьмы спасла!

– Ничего не понимаю! – качает головой длинный.

– Заткни хабало! – бьется в руках полицейских и Стрельников.

Кровь заливает его лицо, капает на белый халат, на пол, где размазывается ботинками. Дежурная медсестра всхлипывает, хватает салфетку и бросается к Стрельникову.

– Матвей Юрьевич! Как же так? Эрик Борисович…

– Всем молч-а-а-а-ть! – доносится от дверей резкий приказ. – Что вы устроили в мой больнице?

Наташка решительно входит в палату и закрывает дверь.

«Так, прибыла тяжелая артиллерия», – веселюсь я, забывая о боли.

Происходящее развлекает до бабочек в животе, просто влюблен в ситуацию. Давно не чувствовал себя таким бодрым и энергичным. Прикольно понаблюдать, как эти двое станут выкручиваться.

– Простите, а вы кто? – спрашивает жену длинный оперативник.