Седьмая руна - Екатерина Каблукова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно, – Франсуаза кивнула и вышла.
Спохватившись, юноша кинулся за ней, обогнал, вызвав очередное недовольное ворчание Бонни, и направился к уже знакомым дверям.
– Здесь склад, – зачем-то пояснил он, топчась на пороге.
Франсуаза прикусила губу, чтобы скрыть улыбку. Правила приличия требовали пропустить даму первой, но наверняка у парня был приказ не позволять проникать на склад посторонним.
– Думаю, будет лучше, если вы войдете и покажете что и где, – подсказала она. – И прошу, считайте меня обычным сотрудником отдела.
– Но…
Франсуаза вздохнула:
– Амбруаз, вы же позволите мне называть вас так?
– Да, конечно…
– Спасибо. Так вот, Амбруаз, сейчас мы просто теряем зря время. Давайте договоримся, что с того момента, как я переступаю порог прозекторской, и до момента выхода оттуда я просто сотрудник отделения.
– И мне нельзя будет подарить вам цветы? – выпалил парень и покраснел.
– Можно. Но только на день рождения. А сейчас будьте любезны выдать мне халат, я не хочу окончательно испортить платье.
– Конечно!
Халат оказался велик и к тому же скроен на мужскую фигуру. Вздохнув, Франсуаза закатала рукава, сделав в уме пометку, принести завтра свой личный сшитый на заказ.
Застегнув пуговицы, она направилась в прозекторскую. Мсье Вернье ждал ее там.
– Итак, мадемуазель, у нас четыре тела и обгоревшие останки пятого. Все с одинаковыми повреждениями и причиной смерти – обескровливание.
Франсуаза кивнула.
– Вы забыли про руны на спине, – напомнила она.
– Не забыл. Просто не успел сказать. Руны написаны кровью жертв и закреплены магией. Самое уцелевшее тело то, что подменили на лекции. Как я понимаю, это вы сдернули простыню?
– Да.
– Представляю себе глаза Ле Шовена! – хмыкнул некромант.
Он сказал это так, что Франсуаза все-таки рассмеялась:
– Вы так не любите профессора?
– Напыщенный сноб. Из-за него меня едва не отчислили.
– Вот как?
– Да, но это дела давно минувших дней. Их можно обсудить и позже. Сейчас надо сосредоточиться на расследовании, капитан Богарне и так не любит ждать, а общение с префектом не делает его более терпеливым.
Франсуаза кивнула и приступила к работе. К вечеру все тела были тщательно осмотрены. Стандартные магические процедуры, которые ничего не дали, о чем мсье Вернье и сообщил капитану Богарне, как только тот зашел в прозекторскую.
Этьен хотел по привычке выругаться, но взглянул на Франсуазу и прикусил язык. Бонни одобрительно заворчал, и полисмаг нахмурился. Не хватало еще того, чтобы собака учила его манерам!
– Очень жаль, – сухо сообщил он. – Мадемуазель д’Эгре, позвольте вас проводить?
– Проводить? Куда?
– Уже вечер. Я не могу позволить вам работать круглые сутки.
– Почему?
– Тогда управлению не хватит средств оплатить ваши услуги.
– Вы решили не спускать с меня глаз? – поинтересовалась Франсуаза, когда они вышли на улицу. Солнце уже скрылось за деревьями, и от реки тянуло могильным холодом. Франсуаза поежилась и придвинулась ближе к своему спутнику.
– Не без этого, – подтвердил Этьен, делая вид, что не заметил ее маневра. – Жильбер де Ре – опасный противник, а вы посмели отказать ему дважды.
– Трижды, – тихо поправила Франсуаза. – Он приезжал в имение.
– Вот как?
От девушки не укрылось то, что полисмаг помрачнел еще больше.
– Да. Хотел узнать, не изменила ли я своего мнения…
– Весьма странно.
– Почему?
– Он не выглядит влюбленным в вас.
– Жильбер не любит проигрывать. И уж тем более женщине.
– Мне непонятно, почему ваш отец позволил ему приехать.
– Отец не знал. Жильберу сказала мама.
Франсуаза помолчала и внезапно для себя вдруг спросила:
– Скажите, а ваша мать… Она его любила? Вашего отца?
– Что? – полисмаг остановился, а потом рассмеялся. – Нет! Ни его, ни кого-то другого! Мужчины в ее жизни были всего лишь способом заработка денег.
– А… – протянула девушка.
– Я шокировал вас?
– Нет, то есть да, – призналась Франсуаза. – Но это не то, что вы думаете!
– Вот как?
Они остановились у моста. Солнце окончательно зашло, и теперь магические фонари вспыхивали один за другими, разгоняя холодную тьму. На той стороне набережной слышались веселые голоса и смех – вечерняя жизнь в Паризьенне била ключом.
Франсуаза поежилась и обхватила себя руками. В прозекторской она никогда не замечала холода, а вот на набережной... Возможно, во всем была виновата река, или возвышающаяся неподалеку темная громада кафедрального собора, от него тянуло сыростью и тленом.
– Я просто не понимаю… – пробормотала девушка, заметив, что полисмаг все еще ждет ответа.
– Как можно продавать себя за деньги? – подхватил он.
Лицо мужчины было спрятано в тени, но Франсуаза знала, что он грустно улыбается.
– Это не так сложно, как кажется…
– Как можно быть с кем-то без любви! – смутившись, девушка опустила голову, делая вид, что рассматривает ошейник Бонни. – Хотя мои родители поступили именно так.
– И вы не хотите повторить их судьбу?
– Отчасти. Я не вышла замуж, поскольку неправильно обещать то, что я не могу сделать.
– Любить, почитать, повиноваться?
– Да, – она почти выдохнула это и натянуто рассмеялась, пытаясь скрыть неловкость. – Подумать только! Я обсуждаю подобное!
– А что в этом такого?
– Это же неприлично! – Франсуаза всплеснула руками.
– О да, девушка должна быть скромна, покорна и невинна! – подхватил полисмаг тоном, которому позавидовал бы любой проповедник.