Дорогой, единственный, любимый - Джоан Реддин

— Сэм, я так скучала! — прошептала она в отчаянии.

Сэм ответил одним движением губ — и разум покинул Мелоди. Огонь бежал по ее жилам, словно кровь превратилась в кипящую лаву. Не осталось ничего, кроме прикосновения губ и нежных рук Сэма…

Мелоди ощутила, как его язык проскользнул в ее рот, и, ни секунды не колеблясь, ответила ему движениями своего язычка. Сэм глухо застонал и так сжал ее в объятиях, словно хотел вдавить внутрь себя. Руки его блуждали по спине и бедрам Мелоди, доводя ее до безумия. Она хотела его. О, как она хотела его! Но знала, что ее желание не должно исполниться: ведь, разочаровавшись в Сэме, она не вынесет боли и унижения.

«Что я делаю?! — мысленно кричала она. — Это невозможно! Этого нельзя допустить!»

Вдруг Мелоди сообразила, что под халатом на ней только тоненькая шелковая комбинация. И рука Сэма уже проникла под халат и ласкает грудь, едва прикрытую кружевом. И еще Мелоди поняла, что ждет и жаждет его прикосновений.

Сэм почувствовал, как напряглось тело Мелоди. Она уперлась руками ему в грудь, пытаясь вырваться. Со стоном он оторвался от ее губ и, не выпуская из объятий, взглянул в ее побледневшее лицо. Мелоди пошевелила губами.

— Нет, Сэм! Нельзя! — Ее слова были еле слышны, но в голосе звучало отчаяние.

Мелоди заставила себя взглянуть Сэму в глаза, пылающие зеленым огнем из-под тяжелых век. На мгновение она дрогнула — но только на краткое мгновение. Ноги едва держали ее, колени дрожали, но она с глубоким вздохом оттолкнула Сэма.

Сэм бессильно опустил руки. Слезы обожгли глаза Мелоди. Она отвернулась к сверкающей елке, чтобы Сэм не заметил безмерной муки на ее лице.

— Почему, Мелоди? — хрипло спросил Сэм. — Почему мне нельзя тебя поцеловать? Видит Бог, ты этого хочешь не меньше, чем я. Я пытался бороться с собой. Ночь за ночью я лежал без сна и пытался изгнать тебя из своих мыслей. Мелоди, я больше не могу! Я хочу тебя и знаю, что и ты меня хочешь. Объясни мне, что происходит, черт возьми! Объясни, что тебя удерживает. Я же не каменный!

В его голосе звучала тоска и боль, так похожая на боль Мелоди! Глаза ее заволоклись слезами, она потеряла последние силы и опустилась на стул. Сэм бросился к ней, но Мелоди остановила его жестом.

— Это больше не повторится. — Ее голос был еле слышен, но каждое слово резало сердце Сэма, словно осколок стекла.

— Неправда, — ответил он.

— Это не должно повториться. Пожалуйста, Сэм, я устала бороться с тобой. Уходи. — Ее монотонный, безжизненный голос странно не соответствовал смыслу слов. Только поэтому Сэм и нашел в себе силы остаться.

— Мелоди, объясни, почему! — Он опустился на одно колено и осторожно приподнял ее голову за подбородок. Лицо Мелоди было мокро от слез, и сердце Сэма болезненно сжалось. — В конце концов, я имею право знать ответ. Объясни, что он с тобой сделал?

Он нежно стер пальцами ее слезы. Голос его был мягким, словно снежный ковер за окном.

— Ты наслаждалась поцелуем. Я чувствовал, как ты трепещешь в моих объятиях.

Щеки Мелоди залила краска. Она застонала, словно под пыткой.

— Сэм, пожалуйста! Не мучай меня!

— Чем я тебя мучаю?

— Сэм, в моей жизни никогда не будет другого мужчины. — Мелоди на мгновение заколебалась… Нет, она не расскажет Сэму правды. Правда слишком унизительна. — Я была замужем. Мой муж погиб таким молодым! Его жизнь…. наша жизнь только начиналась. — Легкий вздох приоткрыл ее губы, все еще припухшие от поцелуев.

— Но ты еще жива, — спокойно заметил Сэм.

Мелоди опустила голову, чтобы скрыться от его слишком проницательных глаз.

— Ты никогда этого не поймешь, никогда! — дрожащим голосом ответила она. — Я не могу этого объяснить. И не хочу.

С каждой минутой Сэму становилось все труднее дышать. Казалось, где-то под сердцем сжимается тугой болезненный узел. Мелоди тихо зарыдала, и он снова взял ее лицо в ладони и нежно, словно ребенку, утер слезы белоснежным платком.

— Попробуй, Мелоди. Попробуй рассказать. Постарайся. Ради нас с тобой.

Мелоди снова подняла глаза. Ее била крупная дрожь.

— Сэм, сегодня мое первое настоящее Рождество.

Сэм нежно сжал ее холодные руки в своих ладонях. Знает ли она, что в ее прекрасных глазах отражается душа?

— Знаю, это звучит глупо, — покраснела Мелоди. — Конечно, не первое. Но сегодня первое Рождество, когда я предоставлена сама себе и могу делать все, что хочу.

Сэм молчал, но Мелоди чувствовала, что он все понимает. Его молчаливое сочувствие дало ей силы продолжать.

— В детстве у меня бывало чудесное Рождество. Прекрасный, совершенно особый семейный праздник. Мама обожала Рождество и передала эту любовь мне и сестрам. У каждой из нас остались об этом дне незабываемые воспоминания. А потом мама умерла, и папа перестал справлять Рождество — оно слишком напоминало ему о маме. Мы праздновали втроем, но это было уже не то.

— А потом? — спросил Сэм.

Ее голос превратился в шепот.

— А потом я выросла и встретила Майкла… Нет, — покачала головой Мелоди, — я так и не выросла. Ни тогда, ни потом. Я вообразила, что люблю Майкла. И вышла замуж.

Сэм крепко сжал челюсти.

— Сэм, мы были такими разными! Совсем-совсем разными. Майкл был старше, умней, опытней, лучше знал жизнь… вообще во всем был лучше меня. Ради него я отказалась от планов на будущее и, может быть, от возможности настоящего счастья.

Голос ее дрогнул, и по щекам снова потекли слезы.

— Майкл называл меня «женщиной-ребенком». Я обижалась. Но он, как всегда, был прав. Я была такой… такой наивной… Майкл говорил, что я… что я его не удовлетворяю. И искал у других женщин то, чего не мог получить от меня.

Теперь-то я многое понимаю. Гораздо больше, чем раньше. Майкл женился на мне, потому что я была ему удобна. Я была очень юной, и он мог убедить меня в чем угодно. Ему нужен был человек, который бы готовил, стирал, заботился о счетах и о бензине, бегал по поручениям, а главное — вел бы себя тихо и не высовывался. Ему нужна была серая мышка. И он нашел меня.

— А теперь ты все понимаешь? — мягко спросил Сэм.

Мелоди пожала плечами.

— Не знаю. Иногда я на него зла, как черт. Теперь понимаешь, Сэм? — Она нетерпеливо смахнула слезы со щек. — Вот почему это для меня так важно. Майкл считал, что Рождество — это детский праздник. А детей он не хотел, так что и Рождества у нас не было. Ни елки, ни украшений, ни подарков. А я была так слаба и безвольна, что подчинялась его желанию и молча терпела.

— Мелоди, он ошибался насчет Рождества, и ты это знаешь. Может быть, он ошибался и во многом другом?

По щекам Мелоди снова полились слезы.