Далеко от неба - Александр Федорович Косенков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прибыла удостовериться? Все, ваши не пляшут. Цветы роняют лепестки на песок, поплыл твой хахаль по реке на восток… Поскольку полный придурок — ночью на япошке по такой дорожке. А я предупреждал…
Надежда наконец услышала, вздрогнула. Приспустила боковое стекло.
— Что ты?
— Предупреждал. Лично тебя. Чтобы к моей тачке никакого касательства. Смотри, что ты с ней сделала! — Голос его сорвался от еле сдерживаемого негодования. — Водить сначала научись как следует, руки вымой с мылом, а потом разрешения спроси. И подожди, что тебе ответят. Поняла? Вылезай давай! Ножками отсюда, ножками. Поняла? Или вон, на тракторе.
— Знаешь, что тебе за все это будет? — низким, неузнаваемым голосом спросила Надежда.
— Естественно. Благодарность за быстро организованные поисковые работы.
— Как бы теперь тебя искать не пришлось.
— Меня искать — против ветра ссать. Усекла?
— Подонок!
— Зато живой, богатый, красивый и счастливый. Знаешь, почему счастливый?
— Кончилось твое счастье.
— С чего бы это?
— Ветер переменился.
— Не понял.
— Теперь все время против тебя дуть будет — куда бы ты ни поворачивался.
— Исключается. Погода в настоящий момент, несмотря на дождик, благоприятствует. А если у вас, мадам, настроение по вполне понятным причинам испортилось, то это еще не конец света. Не значит, что оно останется таким навсегда. Совместными усилиями исправим.
— Совместными? Давай исправим совместными…
Она включила зажигание, и машина легко стронулась с места. Придерживаясь за капот, Домнич шел рядом, насмешливо улыбаясь.
Надежда круто вывернула руль, нажала на газ и выскочила из машины.
— Су-ука-а! — закричал Домнич и некоторое время, по-прежнему держась за капот, пробежал рядом с машиной. Запнулся, упал в грязь. Несколько человек, стоявших у края обрыва, разбежались. Передние колеса «вольво», выскочив за край обрыва, бешено вращались. Машина на какое-то мгновение замерла, словно не решаясь на дальнейшее гибельное движение, затем рухнула вниз. Послышались тяжелый удар, плеск воды, шорох осыпавшихся камней…
Грязный и страшный Домнич направился к неподвижно стоявшей Надежде. Занес было руку.
Надежда поднесла к его лицу удостоверение.
— При исполнении. Свидетелей достаточно. Посажу!
Отвернулась и пошла к стоявшим в стороне машинам.
Сидевший в стареньком милицейском уазике сержант торопливо открыл ей дверку. Она села на заднее сиденье и тихо сказала:
— Поехали!
* * *
Выслушав рассказ перемазанного в грязи и все еще бледного от злости зятя о случившемся час назад происшествии, старик Шабалин неожиданно стал смеяться. Сначала осторожная улыбка чуть растянула его тонкие бесцветные губы, потом обнажились крупные и все еще крепкие желтые зубы. Запрокинув назад и чуть вбок тяжелую лобастую голову, он беззвучно смеялся, прикрывая глаза и с болезненным стоном втягивая и выдыхая мутный от табачного дыма воздух.
В большой комнате, неуютно обставленной минимумом необходимой мебели производства пятидесятилетней давности, глаз сразу поневоле упирался в большой портрет Брежнева, висевший в простенке между окнами. Пространство соседней стены почти сплошь занимали многочисленные почетные грамоты, благодарности, наградные листы, адреса и фотографии хозяина, на которых он уверенно соседствовал с некогда весьма значительными лицами области.
— Смешно, да?! — почти взвизгнул окончательно выведенный из себя Домнич. — Посмотрим, как захохочешь, когда рассчитываться будем. По полной программе. Весь репертуар предъявлю к оплате. За неудачный театральный сезон семейной жизни. Плюс сегодняшний катарсис.
— Никак пугаешь? — сразу посуровел старик.
— Не пугаю. Предъявляю обоснованные претензии. «Последнее прости», как поют в старинном романсе. Лично мне пора подумать о будущей жизни.
— О будущей, говоришь?
— Естественно. Она со мной категорически проживать не желает — неоднократно сами убедились. А сейчас вообще точка — финита ля комедия. Машина новье, я на ней даже десятки не накрутил. Подвожу итог. Поскольку родственные отношения продолжать взаимно нежелательно, следует произвести предварительный расчет. Причем исключительно в баксиках.
— В чем?
— В международной валюте. Из вашей доли, естественно, вычитается стоимость моей любимой иномарки. Очень надеюсь, возражать не будете.
— Зачем возражать? Рассчитаемся. Обязательно даже. Как ты там излагал? По полной программе? Рассчитаемся по полной. Немного уже осталось.
— Приятно слышать. Предлагаю только уточнить. «Немного» — это сколько?
— А это как повезет. Кто вперед поспеет.
— Не понял. Имеются в виду спортивные соревнования по бегу?
— Ну да. Кросс по пересеченной местности. Васька, судя по всему, уже рванул на Дальний, сигнал от покойного братишки разыскивать. Егор Рудых со следаком тоже в том направлении собираются. А теперь и Арсений вдогонку туда намылится.
— Чего, чего?
— Того! Зря Надька твою тачку в реку спихнула. Сделал он нас, как пацанов.
— Опять не понял. Что имеется в виду?
— Не понял? Войну он нам объявил. Пока всю твою шпану, которая к его девке касательство имела, по стенкам не размажет, ни ему самому, ни им покоя не будет. Двоих уже оприходовал, а с третьим заминочка вышла. Выживет твой Гришка или нет, еще неизвестно, а только Зарубина он все-таки засек в последний, можно сказать, момент. И дочки с ним не было, тоже факт. Аграфена, когда про аварию услыхала, даже в лице не изменилась. А сам знаешь — пушинки с нее сдувала. Так что пока два — ноль в их пользу.
— В чью — «их»?
— Не в нашу. Инициативу упускаем, губами шлепаем, друг дружке претензии предъявляем. Так что если они первыми до места доберутся, доходов нам, зятек с ноготок, уже никаких. Ты прошлый раз сбежать обещал — беги, пока не поздно. Только предварительно тоже расчет по полной.
— Какой расчет? За что?
— За то. Такое дело загубить, совсем без ума быть надо. Все уже в руках, считай, было. А теперь чего?
— Что?
— Через плечо! Ваську придержать не смогли. Девку снасильничали, Зарубина упустили… Поэтому на настоящий момент от дела тебя отстраняю. Можешь катиться в любом направлении. Только вряд ли товарищ Роман Викентьевич тебя отсюда выпустит. У него тоже выхода
