Глас бесптичья - Константин Миг

Его голос был суров, и это понравилось Евгению. Эовин усмехнулся и пожал плечами.

— Я имею право, знать правду о моей судьбе? Разве не так? Подумай, что бы испытывал ты, если бы тебя везли куда-то и не говорили, куда именно. Полагаю, тебе бы это не понравилось.

— И, тем не менее, сейчас тебе лучше молчать, — настаивал юноша. — Так будет меньше проблем.

Раапхорст устал спорить и, ничего не сказав, про себя согласился, рассудив, что от этих пререканий вреда будет больше чем пользы.

Вскоре мужчине стало скучно, и он снова обратил взгляд на пустоши, не в силах бороться с их некротическим очарованием. Пыль, высокие сухие травы и чёрные остовы деревьев, мелькавшие то там, то тут, действовали на мужчину завораживающе, и его взор скользил по жутким пейзажам, будто сошедшим со страниц оккультной книги. Внезапно где-то вдалеке показалось что-то чёрное. Приглядевшись, черноволосый мужчина понял, что это было здание исполинских размеров, чьи трубы, казавшиеся отсюда, тонкими иглами, уходили далеко ввысь. Раньше их было больше, но под действием времени и разрушительной стихии некоторые из них рухнули на землю и, вдавившись в неё, теперь лежали безмолвные и холодные, словно кости древних животных. Возможно, это строение некогда являлось заводом, может быть, даже военным, подумал Раапхорст, и от этих догадок, волнующих душу и будоражащих воображение, у него закружилась голова.

«Сколько всего хранит эта земля. Возможно, старик прав, и здесь действительно есть что-то, что лучше не тревожить…»

Машина по-прежнему подпрыгивала на бездорожье, пыль клубами взвивалась в воздух, Евгений осматривал окрестности, и вновь и вновь его сердце замирало, когда где-то над мёртвой землёй вздымались бетонные или кирпичные стены, почерневшие, покрытые мхом или ржавчиной трубы, пустые глазницы окон и провалившиеся крыши. Каждое сохранившееся здание, казалось мужчине подлинным чудом, и он пристально вглядывался в его разрушенное тело до тех пор, пока оно не скрывалось от взгляда, будто погружаясь назад в землю.

«Страшно представить, чем станет наш мир через тысячу лет…» — подумал Раапхорст и только сейчас заметил, что день, явившийся вслед за утром, начал медленно перетекать в вечер. Тучи сгустились, стало совсем темно, и ближе к ночи пошёл холодный дождь.

— Почти приехали, — сказала женщина с косами и обернулась. Посмотрев на Раапхорста, она улыбнулась, словно пытаясь приободрить его, но тот погрузился во тьму раздумий, и теперь едва ли мог воспринимать реальность. Его душа наполнилась смутным страхом, будто Евгений смотрел не на прошлое, а на будущее, словно пустоши являлись окном в новое столетие, ужасное, разрушенное, погибшее. За то время, пока машина ехала по занесённым пылью дорогам, мужчина перебрал не одну сотню мыслей и теперь, как никогда, чувствовал беспокойство.

«Мы должны быть центром равновесия», — Раапхорст вспомнил слова отца, произнесённые так давно, но обладающие до сих пор столь невероятной силой. Они по-прежнему что-то значили, несмотря на то, что сказавшего их эовина не было в живых.

— Я вам очень обязан, — произнёс Раапхорст, решив, что молчание может обидеть его покровителей.

— Ты обязан, в первую очередь, Бройму и Императрице. Неужели ты думаешь, что мы помогли бы тебе, если бы нас не попросили об этом? На самом деле, тебе повезло. Особенно в том, что мы согласились. Переход границы — тяжкое преступление, жёстко карающееся, и без нас у тебя ничего не получилось, — отозвался юноша, который не так давно пытался заставить Евгения замолчать.

Черноволосый мужчина пристально посмотрел в глаза нахальному парню и без тени иронии произнёс:

— Спасибо вам.

— Поблагодаришь, когда прибудем, куда надо. Кроме того, несмотря на наше содействие, формально ты вступил в Арпсохор незаконно, а потому тебе надо будет получить определённые разрешения, пусть, и незаконным способом. В этом мы поможем, — сказал седовласый мужчина. Он продолжал вести автомобиль, не отрывая глаз от жёлтой освещённой полоски, стелющейся впереди машины — то был свет фар.

— На большее я и не рассчитывал. Ведь поэтому мы и перешли границу здесь? — догадался Евгений.

— Да, — сказала женщина, — здесь меньше всего вероятность встретиться с пограничными службами.

— Отрадно слышать, — Раапхорст закрыл глаза.

— Ещё бы, — усмехнулся юноша. — Ты, видимо, много дел натворил, раз бежать пришлось. Как это только за тебя Императрица вступилась, просто чудеса!

— Ты прав, — отозвался Евгений. — Дел я действительно натворил не мало, впрочем, ничего преступного. Не думайте, что помогаете отъявленному рецидивисту. Меньше всего на свете я хотел причинить кому-либо вред.

— Но причинил же? — снова встрял парень.

— Спросите у Бройма, он лучше меня расскажет о моих прегрешениях. А если очень попросите, то он посвятит вас и в свою философию о государственном устройстве, — довольно резко ответил мужчина.

Он скрестил руки ну груди, в его голосе зазвучала сталь, и нахальный юноша больше не лез к мужчине. Через четверть часа машина остановилась.

Когда в салоне погасли лампы, и кромешная тьма навалилась на всех пятерых, Дарх произнёс:

— Дальше не поедем. Примерно здесь нас и будут искать. Устраивайтесь поудобнее, спать придётся в машине.

— Едва ли удастся, — заметил юноша. Он слегка поёрзал, повернулся и, посмотрев на свою безмолвную напарницу, сидящую слева от Раапхорста, подмигнул ей. Кажется, она заметила это. Её губы расплылись в улыбке.

Евгений ничего не ответил на слова старика. Сейчас его мало волновали неудобства: перед его мысленным взором неожиданно возникала Елена.

«Бедная девочка, — подумал мужчина. — Как страшно то, через что она прошла. Остаётся надеяться лишь на то, что её чувства были слабее моих».

Вскоре дождь усилился. Превратившись в ливень, он барабанил по автомобильным стёклам, по металлической крыше, по колёсной резине и создавал такой грохот, что никто не смог заснуть даже на пару минут. Раапхорст продолжал думать, и каждый раз, когда его мысли становились невыносимы, мужчина хотел кричать. Если бы он мог, он бы стремглав выскочил из машины навстречу дождю, навстречу тьме, лишь бы не возвращаться к раздумьям о страшной реальности, о потерянном рае, о потерянной мечте. Это причиняло нестерпимую боль, но Евгений сидел на месте и безмолвно боролся со страшными порывами. Он понимал, что испить эту чашу до дна необходимо.

— Да, в такие ночи как никогда понимаешь, что мир ничего не должен человеку. За окном страшный ливень, на многие мили нет и деревца, а значит, и пищи, но такое отношение к нам весьма справедливо, как вы считаете? — спросил силуэт слева. Раапхорст промолчал.

— Разве я не прав? — снова произнёс Дарх. — Вы так внимательно смотрели сегодня за окно. Возможно, вы чувствуете то же самое.

Только сейчас Евгений понял, что старик говорит с ним, не шевеля губами,