Перевёрнутый мир - Елена Сазанович

Эта ночь не вернула Даника. Лида страстно повторяла имя модного актера Ростика и всеми богами, которые были придуманы и еще нет, клялась, что любит его навеки. А Даня старался, чтобы его вспомнили. Ведь это его давным-давно так любили в Сосновке. Но чуда не произошло. Даже у женщины, которая с ним когда-то провела не одну ночь и которая, наверное, любила его, ни разу не возникла мысль, что это не Ростик. Она любила этой ночью только Ростика. И никто для нее не существовал на белом свете.

Не скажу, что с моей стороны это было местью. Меня оправдывало, что я тоже любил или хотя бы пытался реанимировать нашу любовь. И не моя вина, что ничего из этого не вышло. Любовь была другой. Я не был Даней. Только Лида осталась прежней.

Утром я долго смотрел на нее, еще спящую. Одеяло отброшено в сторону, лучи осеннего солнца освещают ее золотистый загар. Она была прежней. Той же тысячной топ-моделью, которую я по ошибке когда-то полюбил. Потому что в Сосновке подобного не встречалось. И этой ночью я навсегда уничтожил любовь, убил, раздавил, в моем сердце не осталось даже капли жалости. И даже мой вечный оппонент – совесть – мудро и тактично молчала.

Я торопливо оделся. Я был похож на тысячу супергероев, сбегающих по утрам от восторженных девиц, чтобы не видеть слез и не слушать мольбы. Я становился истинным Ростиком, и меня это уже не столь угнетало.

Лида проснулась от шорохов, сладко потянулась, потерла кулачками сонные глазки. Широко их распахнула. Она играла во влюбленную девочку. Казалось, что вот-вот она попросит подобную роль. Разве плохо она ее сегодня отрепетировала?

– Ты куда-то уходишь, Ростик? – В глазках неподдельный испуг.

– Сама понимаешь, милая, я артист нарасхват. Сплошные съемки. Как они меня достали! – сказал я тоном уставшей знаменитости.

– И когда ты придешь?

– Я? – Мой тон был удачно выстроен под легкое непонимание. Словно спросили у меня какую-то несусветную глупость. – А зачем, милая, и разве нам так было плохо, чтобы пытаться что-то исправить?

И Лида расплакалась. Наверное, искренне. Супергерой ускользал из-под носа. Ее не любили. А впереди маячили лишь одни Эдики. Мне вдруг стало ее искренне жалко. К тому же когда-то я ее искренне любил. Я пригладил ее светлые волосы и потрепал по румяной после сна щечке, на которой еще виднелся след от подушки.

– Ну же, девочка, не нужно плакать. У меня и впрямь много дел. А ты такая хорошенькая.

– Правда? – Она подняла на меня умоляющий взгляд, пытаясь зацепиться за последнюю фразу. Она была похожа на всех хорошеньких девушек. Но считала, что хорошенькие дорого стоят. Вдруг и на сей раз повезет.

Мне больно было смотреть на этот умоляющий взгляд. И я решил воспользоваться последним шансом.

– Ты к тому же такая оригинальная, знаешь, я как-то сразу понял, что ты довольно необычна.

Она воспрянула от моих слов. И даже приподнялась на кровати, демонстрируя, как на подиуме, свою безупречную фигуру.

– К тому же я уверен, что ты способна на неординарные поступки, – продолжал провоцировать я.

Она беспомощно оглянулась. Она не знала, как доказать свою эксцентричность. И ее взгляд упал на старинное хрустальное блюдо. Это в мои планы не входило.

– Ну же, пока есть чуточку времени, расскажи, ты ведь была влюблена?

Лида замотала головой.

– Так, как в тебя? Это невозможно.

Еще бы она сказала другое, когда я был рядом.

– Ну хорошо, но не так. Но я чувствую, всем сердцем чувствую, что ты настолько оригинальна, что в твоей жизни случился какой-нибудь экзотический персонаж. По-моему, даже что-то прослышал о твоей любви, которая всех шокировала.

Лида сморщила узенький лобик. Она не понимала. Более того, она вспоминала. Неужели она напрочь забыла лесного бога?

– Экзотический? – робко переспросила она, словно пыталась вспомнить какую-то гориллу, вдруг возникшую у нее на пути.

– Ну же, я по твоим глазкам вижу, чистым и невинным.

Она вновь растерянно похлопала глазками, демонстрируя чистый и невинный взгляд.

– Ах да, – она запнулась. Даже попыталась покраснеть. Но я помнил, что Лида, в отличие от Риты и Вальки, никогда не краснела. – Ах да, даже стыдно вспомнить. Лесник какой-то. Такой большой, заросший, с длиннющими руками. На гориллу похожий. Это я назло Эдику закрутила и с ним интрижку. Ну, на спор, что ли. Он не верил, что я, из такой хорошей, порядочной семьи…

– Из среды «золотой молодежи», – поддержал ее я.

Эта поддержка возымела действие. Лида даже гордо встряхнула головой и повела своими покатыми белыми плечами. И поправила золотой перстень на тоненьком пальчике. Ведь она была из «золотых».

– Да, именно. Я решилась на этот скандал! И он удался. Та горилла влюбилась в меня без памяти! А я его даже не запомнила.

– Трудно не запомнить гориллу. Хотя… Если она всего лишь издалека бросала к твоим ногам полевые цветы… И любовь гориллы закончилась этим…

Лида тщательно стала тереть от неловкости щеку. Щека зарделась. Кто краснеть не умеет, добивается этого другим путем. Лида всего добивалась.

– Конечно, не только этим. Но стыдно вспомнить. И отвратительно. Я иногда по ночам просыпаюсь от стыда. А когда встречаю своих друзей. Ну, настоящих мужчин. Эдика, например…

– Лютика, – продолжил я за нее.

– Ну, не помню. То вообще от стыда сгораю.

Лида принялась усердно тереть вторую щеку, демонстрируя стыд. Но тут же вновь гордо вскинула голову.

– Я считаю, в жизни настоящего творческого человека должны быть не только взлеты. И падения тоже.

Горилла, то есть я, был, похоже, падением в жизни девушки, которую так беззаветно любил. Мне вдруг стало ее жаль. И я даже поцеловал ее в оголенное плечико. Так в детстве целуют кукол.

– Не переживай, милая. Все мы произошли из горилл. Вдруг твоя – не самая худшая?

Лида потерлась лицом о мой пиджак. О горилле она забыла начисто.

– Ростик! – Она подняла на меня умоляющий взгляд. – А ты кого-нибудь любишь?

Мой взгляд упал на фотографию в золотой рамке. На ней было запечатлено очень молодое, очень красивое и ни на кого не похожее лицо… Лицо моей костюмерши. И несмотря на давность снимка, ее я узнал с первого взгляда.

– Знаешь, я бы мог влюбиться только в такую, – я кивнул на фото.

Лида бросила мимолетный взгляд и поморщилась.

– Ты опоздал. Это моя бабушка, она умерла. К тому же в бабушек не влюбляются.

– Значит, я обречен на вечное одиночество. И все же мне хотелось положить на могилу этой прекрасной женщины цветы.

Лида пожала плечами.

– Она похоронена очень далеко. В какой-то деревне. То ли Дубровка, то ли Еловка, не помню. Там еще заповедник, занесенный в Красную книгу. И пансионат для киношников. Так себе местечко.

Я внимательно смотрел на Лиду. Она откровенно лгала. Она ревновала меня даже к умершим. И назвала, почти назвала место моей родины. Даже вспомнила, как я утверждал когда-то, где именно похоронена костюмерша. Ну что ж. Хотя бы это. Хотя бы это до нее дошло. Это уже шаг, маленький, лживый, но шаг.

– Ты ко мне вернешься? – Лида вскочила с кровати и со всей силы обвила мою шею руками.

Мне так хотелось сказать, что гориллы не возвращаются, что они ушли в прошлое вместе с эпохой. Но я мудро промолчал. А затем ляпнул нечто еще более мудрое.

– Я ведь женат. Ты не знала? И очень люблю свою жену. Ее зовут Вика. У нас было много проблем, но думаю, вскоре все образуется.

Лида отпрянула от меня. Попыталась заплакать, но вдруг раздумала. И вполне осмысленным взглядом посмотрела на меня, словно лихорадочно соображая. Я уже уходил вместе с гориллами в прошлое. Лиде нужно было жить дальше.

– Скажи, Ростик, а вот этот… Его фамилия, кажется, Горлеев, какой-то негодяй от зависти дал ему даже кличку Подлеев… Он режиссер, и кажется, ему дали очень перспективную постановку… Там, возле него крутится какая-то дурочка, то ли Любаша, то ли Дуняша. Но так, дешевка. Ты его хорошо знаешь?

– Да так, вроде бы…

– Ты бы не мог… Ну, в память о нашей ночи… Согласись, мы же любили друг друга и совсем не притворялись. Ты бы не мог в память о нашей ночи… Ну, напомнить ему обо мне?

– Я подумаю, Лида.

Плотно захлопнув дверь, я выскочил на улицу. Как ни странно, на душе не было ни грязно, ни слизко, ни мерзко. Моя душа уже привыкала ко всему. Моя душа забывала Даню. А душе Ростика любое море по колено. Во всяком случае, за Лиду я был спокоен. Она не отравится и не повесится из-за меня. А ведь так любила! Я вспомнил ночь любви и расхохотался во весь голос. На меня в недоумении оглядывались прохожие. Как она меня любила, и в Сосновке тоже. А теперь… Что ж, теперь пришла очередь Горлеева. Его будут любить не меньше. В этом я ничуть не сомневался.

Мои немудреные прогнозы совсем скоро сбылись. И на одном из киношных праздников, устроенном по случаю начала съемок фильма Горлеева, я увидел этого гениального режиссера прилюдно целующимся с Лидой. После парочки бокалов шампанского он демонстративно вышел в центр зала и громогласно объявил, что его фильму будет обеспечен успех, поскольку после многодневных изнуряющих поисков главной героини он наконец-то нашел ту, что искал. После чего вытащил зажигалку не иначе из чистого золота с рубинами и прикурил от нее узкую золоченую сигариллу. Похоже, у Горлеева были спонсоры из чистого золота.