Перевёрнутый мир - Елена Сазанович

Он вновь затряс своими круглыми кулачишками. Из его красных глаз текли слезы. Но пахли они почему-то водкой. Я вдруг понял, что слов своих он на ветер не выбросит. Любаше и ее новому любовнику сегодня объявили войну. Слава богу, мне в этой войне была отведена роль рядового. Но разрядить обстановку я постарался по меньшей мере как генерал: схватил маленького Лютика за шиворот, слегка встряхнул и подтащил к зеркалу.

– Да ты только взгляни на себя! До чего ты довел себя из-за какой-то бабы! Плюнь ты на нее и забудь. Тоже мне – потомок Трубецких! Победитель Алена Делона! Если бы тебя Трубецкие вместе со всем царским двором и Аленом Делоном в придачу увидели…

Эффект был поразительным. Слова возымели такое воздействие, что я сам такого не ожидал.

Лютик с нескрываемым удовольствием разглядывал свою круглую красную рожу в зеркале, щурил свои заплывшие водочные глазки. Потирал от удовольствия потные ручонки и наконец важно произнес:

– А ты прав, Ростя! Ты, дружище, тысячу раз прав! Если бы они меня сейчас увидели, они бы окончательно поняли, что их род имеет самое достойное продолжение. А про этого Делонишку я вообще молчу. Он бы на месте умер от зависти.

Я вздохнул и вытер вспотевший лоб. Лютик был неисправим. Все-таки не слишком уж тяжело жилось на свете этому парню. Ведь он жил так, словно всем делал одолжение своим существованием. И за это ему положена пожизненная благодарность.

Мне же благодарить Лютика было не за что, и я тихонечко стал выпроваживать его за дверь. Я помнил о встрече с Ритой. По пути я все-таки еще раз попросил его оставить Любашу в покое, поскольку на звездном небосклоне полно и клаудий шифер, и дэми мур. И все они дожидаются Лютика. Тот с этим легко согласился, правда, не преминув заметить на полном серьёзе.

– Но, мне кажется, они слегка староваты, ты как думаешь, Ростя?

Я не выдержал и грубо вытолкнул Лютика из подъезда. Мы нос к носу столкнулись с Ритой. Лютик застыл на месте. Он даже перестал шататься, а его лицо обрело какую-то трезвую осмысленность, и я бы посмел сказать – одухотворенность.

– Здрасьте, – смущенно поздоровалась Рита и покраснела.

В это летнее солнечное утро она была хороша, как никогда. Ее пышные волосы были собраны в маленький трогательный хвостик. В ней было столько обаяния и детской непосредственности, что я со всей силы толкнул в бок режиссера Лютика. Но он-таки удержался, хотя пять минут назад был вдребезги пьян.

– Имею честь познакомиться, – Лютик снял воображаемую шляпу и низко поклонился, шаркнув толстой ножкой. – Известный режиссер Люциан Трубецкой, потомок польских князей и друг Алена Делона.

Рита покраснела до корней волос и опустила взгляд.

– Вот она – девушка моей мечты! Стоит подумать над фильмом с таким названием, ты как думаешь, Ростя, а? Правда, что-то подобное было… Но разве гениальные мысли не имеют права на повторение? И разве такие красивые девушки не имеют права сняться в таком фильме!

Лютик разошелся не на шутку. Его красноречие лилось медовыми реками и уже мало напоминало грязную губку, которую он приберег на черный день. Пора было спасать Риту от этого старого жирного индюка. Правда, в этой ситуации был и положительный момент – он в один миг забыл про Любашу.

– И как зовут столь очаровательную принцессу, эту богиню невинности и целомудрия?

– Ее зовут Рита, она недавно закончила школу, мечтает стать кинологом и влюблена в очень хорошего парня, кстати, взаимно.

Взаимная большая любовь Лютика никоим образом не тронула.

– Кто не проходил через школьную любовь, Риточка! И через кого не проходила она! Но, как опытный старый волчара, замечу, ни на ком не останавливалась подолгу, все равно проходила мимо. Я же… Испытавший все разочарования, все взлеты и падения, и вновь взлеты, спешу бросить к твоим ногам больше, чем мир. Поверь мне, гораздо больше!

– Разве бывает что-то больше мира? – тихо спросила Рита, даже не спросила, а словно утверждала. Но мы услышали.

– Боже, какое ты еще дитя! Я брошу к твоим ногам все кино! Весь мировой кинематограф встанет перед тобой на колени. А ты станешь его триумфом!

– Я хочу быть всего лишь кинологом, – Рита опустила голову, погладила загривок Джерри, обняла его изо всех сил, словно пыталась найти у своего четвероного друга спасения от кино.

– Прекрасно! Прекрасно! – Лютик кружил возле Риты и Джерри, как маленький люцифер, и потирал ручки в предвкушении добычи. – И твоей псине мы тоже подыщем подходящую роль. Он не останется не у дел. Слово режиссера Лютика Трубецкого!

Я понимал, что пора заканчивать этот дешевый спектакль, и силой отвел Лютика в сторону.

– Послушай, парень, вали отсюда и не смей трогать эту девчонку. Она видела в жизни только хорошее. И, дай бог, чтобы видела хорошее еще долгие-долгие годы. А дряни ей на жизненном пути и без тебя хватит. Не бери грех на душу.

– Уж не ты ли хочешь взять этот грех на свою душу вместо меня?

Я замахнулся, но Лютик ловко увернулся. И неожиданно дружески рассмеялся.

– Ну ладно, ладно, мы же с тобой больше, чем друзья. Мы же еще коллеги. Мы повязаны, Ростя. И успех у нас на двоих. И провал. Так что лучше уж на двоих. – Он дружески похлопал меня по плечу и пошел прочь. Уже откровенно шатаясь. И я молил Бога, чтобы он оказался все-таки пьяным в стельку, ничего не вспомнил из сегодняшнего воскресного утра. И особенно Риту.

Рита со страхом смотрела вслед удаляющемуся Лютику. И машинально схватилась за горло.

– Почему-то трудно дышать, правда, Ростислав Евгеньевич?

Я бы этого не сказал. Скорее наоборот. Воскресный день выдался настолько легким, безветренным, что казалось, все запахи листвы и цветов, собравшись воедино, вопреки городской пыли и городскому смогу, источали приятный освежающий аромат. Я даже демонстративно глубоко вдохнул воздух.

– А по-моему, ты преувеличиваешь, девочка. Знаешь, по-моему, в городе вкуснее всего пахнет бабье лето.

Рита вслед за мной вдохнула запахи бабьего лета. И вновь сморщила нос.

– Я не знала, что бабье лето пахнет еще водкой и лютиками.

Я расхохотался и взял Риту под руку.

– Ты хотела о чем-то поговорить. Пойдем в парк. Там уж точно не продают водку и не водятся режиссеры. Разве что цветут лютики. Но это не страшно.

По пути в сквер, который находился в квартале от нашего дома, мы шли молча. И лишь однажды Рита заметила, очень серьезно, очень значительно, как могут замечать лишь совсем юные люди:

– Мне не нравится ваш друг. Мне кажется, он нехороший.

– Ну что ты, Риточка. Он не плохой и не хороший. Он просто работник кино, понимаешь? В кино тоже разные персонажи. И те, кто его делают, порой утрачивают способность быть самими собой. Они слишком много берут на себя ролей. И зачастую оказывается, что свою, настоящую, от природы, утрачивают навсегда. Знаешь, я и сам понятия не имею, кто такой Лютик.

– А про себя, про себя вы знаете?

– А про себя тем более.

– А я про вас знаю…

Оставшийся путь мы прошли молча, и только Джерри изредка подавал голос, доказывая свое право на земле.

В сквере действительно было лучше. Шумела листва, уже тронутая желтой и бурой краской. Чирикали воробьи, подбирая крошки с асфальта.

– Сядем? – Рита указала на скамейку.

Я покорно уселся вслед за ней. Сердце мое тревожно забилось. Эта девочка действительно все слишком серьезно воспринимала. Я уже боялся и этой серьезности, и предстоящего разговора. И все же надеялся, что она на него не решится, она была слишком еще молода.

Рита мяла поводок в руках, накручивала его на запястье и вновь отпускала.

– Ростислав Евгеньевич… А то, что вы сказали этому режиссеру про взаимную любовь… Словно у меня уже есть парень и мы любим друг друга… Вы кого-нибудь имели в виду?

Я вздохнул и посмотрел на пушистые облака, плывущие медленно друг за дружкой. Я бы хотел в ответ сказать другое. Хотел сказать то, что она хочет услышать, но не мог этого сделать. Не имел права. Потому что давно утерял свои права. И тем более не имел права на это невинное добродушное создание. И лгать ей, только чтобы не сделать больно, я не мог.

– Нет, Рита, я никого не имел в виду. Я просто хотел, чтобы этот старый поросенок от тебя отцепился.

– И все? – Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, полными слез. И я заметил на ее щечках пару веснушек. Совсем как у Вальки. Боже, как это было давно! И милая девочка Валька, которую я оттолкнул от себя. И которая любила меня не меньше.

– Да, моя милая девочка, и все.

– Вы в кого-то влюблены, Ростислав Евгеньевич?

Я промолчал, не зная, как лучше ответить. Я подбирал самый разумный ответ. Мне нравилась, очень нравилась Рита. И даже более того. Но я знал, что она любит Ростика. И все еще помнил, что я – не он. И даже если бы теперь сознался, даже если бы она меня поняла, простила бы она мою ложь? И потом… Я вдруг вспомнил красную нахальную рожу своего друга Лютика. Как я его предупреждал не делать девочке больно и не брать грех на душу. И теперь что же, этот грех должен взять я? И где гарантия, что не разрушу эту юную душу, не раню ее сердце? Я сам настолько запутался в собственной жизни, что брать на себя ответственность за другую у меня не было сил и прав. Рита же совсем еще девочка. И она обязательно, обязательно встретит хорошего, доброго парня, иначе и быть не может. И еще вспомнит с благодарностью, что я когда-то отверг ее любовь…