Заносы - Борис Тропин

Появилось ни с чего

Министерство …»

машиностроения для прогрессивного кормопроизводства.

Сокращенно Минмашпрокорм.

Дело в том, что продовольственная программа у нас буксовала комплексно. Но у животных с едой было еще хуже, чем у людей. Их уже лесом стали потчевать: зимой хвойным, а летом лиственным. И вот чтобы хоть как-то прокормить бедных животненьких, а потом ими и людей, предстояло поднять кормопроизводство на новый уровень, для чего и было создано новое министерство. Задача почетная, благородная, работы край непочатый… Но, как известно, у любого дела явления всегда две стороны: внешняя и внутренняя.

Те, кому положено, знали, что страдания животных – скорее повод. А настоящая причина в том, что у дорогого Леонида Ильича есть жена, а у жены – сестра, а у сестры – муж – серьезный положительный человек, который работает в Министерстве тракторостроения простым начальником. И если раньше с этим еще можно было как-то мириться, то потом, когда все начало так хорошо складываеться… Просто неудобно – простым начальником! И муж Константин стал министром. А уже сын его Игорь стал простым начальником, потому что министром ему еще рано – молодой. Игорь хороший парень, всю зарплату на книги тратит. Квартира у него – настоящая библиотека. Жена ругается, а он новые книжки покупает. «Глядишь, когда-нибудь и моя книга у него на полке появится!» – со смущенной улыбкой говорит наш главный писатель Эдик.

Несмотря на мирный характер самого министерства, здание для него выделили историческое. Раньше здесь располагалось управление жандармерии, а рядом «Оптовая торговля кавказскими фруктами Каландадзе», где большевики в подпольной типографии печатали свою газету. Не зря попы говорят: самая тьма под светильником, где жандармы, там и революционеры, где КГБ, там и диссиденты.

С двумя внутренними дворами – для прогулки заключенных – в плане здание представляет собой восьмерку, и все, кто в первый раз сюда попадает, сразу заблуждаются и блудят, пока не выведешь. И смех, и слезы. Со всего Союза приезжают и блудят. Сколько раз я выводил таких! Но поначалу и сам заблудился. Спасибо, Борька вывел, мой новый начальник и наставник. Отличный парень, мастер на все руки. Закончил театральное училище, был актером в Ташкенте, потом закончил ВГИК сценарный факультет и теперь сторожит министерство, пишет сценарии и вдобавок ведет театральный кружок. Объяснил он мне обязанности контролера – кого пускать, кого не надо, на кого можно крикнуть, а кто и сам на тебя рявкнет, смотреть, чтоб тащили только по материальным пропускам, и вообще за порядком следить.

Не успел привыкнуть к новой работе, произвели меня в начальники караула и, как на заводе, заставили взять шефство над Алексеичем и дядькой Васькой. Попробовал сопротивляться, но главный начальник охраны объяснил, что как член Партии я обязан не только возглавить отстающее подразделение нашей команды, но и вступив в соцсоревнование с другими, завоевать первое место. С этого дня я отвечаю за весь караул в целом и за этих нестойких товарищей отдельно.

Так я сержант в отставке стал начальником и наставником подполковника и капитана тоже в отставке. Оба мои новые подшефные – отличные дядьки. Их перевоспитывать – одно удовольствие. Много интересного можно узнать. Но к ним тайно прилетает Зеленый Змей и они с ним дружат. Моя задача – Змея от них отгонять.

Дядька Васька крепкий неунывающий пенсионер, настоящий фронтовик. Служил в полковой разведке. В войну ходил за линию фронта – «языков таскал». «Подкрадешься, подстережешь – р-раз по балде, чтоб не дергался, кляп – в рот, связал, на себя его и волочешь. Очухается – опять по балде, чтоб не мешал. Немцы ж ракеты пускают, обнаружить запросто могут. Один раз засекли нас с другом и не подымешься – освещают и стреляют. Делать нечего, лежим. А тут еще немец этот дергается, на нервы действует. Зима. Холодно. Еле выбрались. Немца доволокли, сдали и пошли с другом боевые сто-двести-триста… Замерзли сильно! И только мы приняли и согреваться начали, командир вызывает – так-разтак, кого притащили?! – Кого-кого – нормального немца! Да он уже холодный, вашу мать! Глядь, и правда, готов немец! У меня рука тяжелая была! Может оглоушил неправильно, может он сам замерз… Зря старались, выходит. А тут наши ребята – две группы в ту ночь посылали – еще одного волокут. Притащили в землянку, бросили связанного. Замерзли все! Пальцы не гнутся. Я хотел им помочь развязать этого немца, а командир как вскочит, как закричит: „Не трогай немца, мать твою! После тебя одни трупы!“ Я аж перепугался. С тех пор все культурно – оглаушу аккуратненько и волоку потихоньку».

Второго моего подшефного Алексея Алексеевича призвали уже в 45 году, и его воспоминания совсем другие, но не менее интересные:

«Сразу после войны Германию разделили на зоны, а рынок общий. Мотоциклов было много. Эх, любили мы погонять на них! Да бензина у нас не было. А у американцев – хорошие ребята! – был. Но у них спирта не было. Им не разрешали. А у нас полно – нам можно. Остановишь любого американца, хоть белый, хоть черный – без разницы – он нальет тебе полный бак, а ты ему спирта. Хорошие ребята! Любили и выпить, и вообще!.. Но им не разрешали. А они все равно любили. Как, бывало, скооперируешься – на мотоциклах, с бензином, со спиртом… Хорошо! Победа! Гитлер капут! Все друзья!»

Алексей Алексеевич отличный мужик, специалист по авиавооружению. Раньше тоже был наставником – в качестве военного специалиста в Сирии, Иране, Ираке и других странах. Мы над ними шефствовали тогда. Но тоже, не очень получалось.

«Иран-Ирак друг с другом воюют, – возмущался Алексей Алексеевич, – а толку никокого! Сколько я сил положил, чтоб их научить!

Они и дома как пирамиды строят – раствор на голову и несут по мосткам один за другим. Кто закачался – надсмотрщик резиновой палкой – рра-аз! И полетел! Аллах дал – Аллах взял.

И самолеты так же. Разобьется самолет – надо же посмотреть почему, обследовать, выяснить причину, а они не пускают! „Воля Аллаха!“».

Сдружились мои подшефные – не разлей вода! Полчаса подружат – оба краснощекие, улыбаются, и службу несут с хорошим настроением.

– Ты не волнуйся! Все у нас хорошо! – успокаивают.

– И давно прихорошели?

– Я по этому пути, – Алексеич философски вздохнул и кивнул на пустую уже бутылку, – с 73-го года пошел. И с тех пор не сворачиваю.

Но самая яркая личность в нашей команде, а может, и во всем министерстве, это Эдик. Так получилось, что он родился в церкви, что наложило на него неизгладимый отпечаток. Но осознал он это не сразу. А сначала, как все закончил школу, отслужил на Каспийском флоте, закончил университет и стал журналистом, но тут же понял, что это не серьезно и ушел в охранники, где стал на редкость целеустремленным и плодовитым писателем.

Мы с Борькой мастера на все руки – и заработать, и схимичить, и на доброе дело всегда готовы, как пионеры-тимуровцы – бабушке дров наколоть, козу подоить – никакой работы не боимся. А Эдик он только пишет: рассказ за рассказом, повесть за повестью, роман за романом. Он настолько самоотверженный и целеустремленный, что нам даже неловко перед ним за собственную несобранность и недостаточную преданность благородному делу отражения. Смотрим на него с недоумением и невольным уважением.

Всего в трех зданиях нашего министерства – постепенно оно разрослось – четыре поста. Самый главный – третий – где министр ходит. Он так и называется министерский. У министра все свое, отдельное: спецвход, спецлифт, спецбуфет, спецтранспорт… Когда министр входит или выходит, контролер-охранник обязан вскочить, руки по швам и глазами есть министра. Если язык от волнения не проглотил, а министр в хорошем настроении, то неплохо доложить, что на посту, мол, все в порядке. Это поощряется.

Эдик у нас солидного вида и тоже член КПСС. Прошел он испытательный срок, получил новую форму, и доверили ему министерский пост. Но, где бы ни был, Эдик зря время терять не станет – ему жизнь отражать надо.

Сидит он на посту и пишет новую повесть. Не простое это дело! Попишет-попишет, задумается, глядя в пространство. Опять попишет, снова думает. А тут как раз министр идет. Видит: колоритная фигура на посту – серьезный молодой человек в почти военной форме, с добротной русой бородой. Думает о чем-то серьезном. Остановился министр перед Эдиком и смотрит на него с интересом и удивлением – в первый раз увидел. А Эдик не вскакивает, руки по швам не ровняет и вообще на министра – ноль внимания. Министру неудобно, к тому же он не один. Тут же два помощника, один зам, два сотрудника мнутся, не знают, как им быть – улыбаться или хмурится, или сказать чего. А для чиновника это важно.

Напротив кабинетик начальства команды и там и.о. начальника караула Валентина Спиридоновна с ума сходит, а сделать ничего не может. Добросовествейший человек, на время отпуска начальника караула ей доверили его замещать, все шло хорошо – и вот на тебе!