Джоконда улыбается ворам - Александр Сухов

– Не доводилось. Вы будете первой.

– Так с каким делом вы пожаловали?

– Может, для начала вы предложите мне стул, прежде чем мы начнем разговаривать? – улыбнулся Луи Дюбретон. – Все-таки я к вам по делу.

– Присаживайтесь.

Молодой человек удобно устроился в глубоком мягком кресле, выполненном в стиле Людовика Четырнадцатого. Кто знает, может быть, его вынесли из королевского дворца сыны революции… На нем было весьма удобно отдыхать, наверняка такой же комфорт испытывал и сам король.

– Я сделал то, о чем вы меня просили, – проговорил Луи Дюбретон.

– Что вы имеете в виду?

– Вы сказали, что обратите на меня внимание, если я сделаю что-нибудь исключительное. Например, если украду картину «Мона Лиза». Я выполнил ваше пожелание, сейчас все только об этом и говорят. Так вы теперь будете ко мне благосклонны?

– Это неостроумно, – нахмурилась девушка. – Вы даже не представляете, сколько людей приходит к нам в редакцию с подобными заявлениями, а теперь вот еще и вы!

– Так вы мне не верите? А может, мы просто обсудим мое признание за чашкой кофе? Все-таки вы мне обещали.

– Какой вы все-таки неугомонный, – покачала головой Жаклин Ле Корбюзье. Посмотрев на часы, стоявшие на письменном столе, она согласилась: – Хотя сейчас уже обеденное время, у меня будет для вас полчаса. Здесь за углом редакции есть небольшое кафе, там чудесные пирожные. Пойдемте, – решительно поднялась девушка и, едва улыбнувшись, добавила: – А заодно расскажете, как вы украли «Мону Лизу». Сейчас столько предположений на этот счет.

– Понимаю. Вами движет профессиональное любопытство.

* * *

Ожидания оправдались – обстановка в кафе оказалась очень милой. Они разместились у небольшого столика подле окна, отгороженного от основного зала двумя высокими пальмами, произраставшими из деревянных кадок. Сейчас, оказавшись с Жаклин наедине, Луи Дюбретон отметил, что журналистка куда более привлекательна, чем это показалось ему в день их первой встречи. И дело тут не в дневном свете, что мягко падал на ее лицо, а в разноцветных глазах, выглядевших весьма необыкновенно: правый, светло-зеленый, глаз как будто бы держал его на расстоянии, предостерегая от возможного безрассудства, но зато левый, с голубым оттенком, хранивший задорную смешинку, провоцировал и толкал к действиям. И попробуй тут разберись, какое же настроение у девушки было настоящим. Но Луи Дюбретону отчего-то хотелось ориентироваться именно на синеву. Ему припомнилась домашняя кошка с разноцветными глазами: милое ласковое существо, в то же время не допускавшее фамильярностей. Так что ее следовало гладить только по шерстке и выгнутой спине.

Заказали по чашке кофе с пирожными и стали пить напиток, поглядывая в окна на фланирующие по тротуару молодые пары.

– Вам говорили о том, что у вас разноцветные глаза? – спросил Луи Дюбретон, посмотрев на девушку.

Левый глаз слегка потемнел, сделавшись строже. А может, ему только показалось?

– Не однажды, – ответила девушка. – А вас это смущает?

Теперь она смотрела строго, как обычно взирают классные дамы на расшалившихся гимназисток. Луи Дюбретон подавил улыбку.

– Нисколько, мне кажется, что такая необычная внешность очень подходит вашему характеру.

– Мне тоже об этом говорили, если вас это интересует… Всякая женщина особенна, вы не находите? – произнесла Жаклин, откусив кусочек пирожного.

– Всецело с вами согласен.

– Так вы художник?

– Надеюсь, что это так.

– Весьма интересно. А ваши картины можно увидеть на выставках?

– К сожалению, нет, – развел руками Луи Дюбретон. – Я просто копирую полотна великих мастеров. Увы, я не могу создать чего-то своего. А написать лучше того, что уже имеется, у меня не получается. Я считаю так, уж лучше быть хорошим копиистом, чем плохим художником.

Мадемуазель отпивала кофе маленькими глотками. У нее была необыкновенно красивая линия губ, уголки которых слегка поднимались кверху, отчего, даже оставаясь серьезной, она выглядела улыбающейся.

– А на что же вы тогда живете? Ваши копии продаются?

– Продаются. Правда, не за те деньги, на которые я рассчитываю. Но это позволяет мне проживать безбедно. Во всяком случае, я могу позволить себе иметь собственную студию, чего лишена значительная часть художников. Многие из них, весьма талантливые, так и остаются в забвении. Хотите посмотреть мою мастерскую? – предложил Луи Дюбретон, увидев, что Жаклин допила кофе.

– И у вас есть нечто такое, чем вы могли бы меня удивить? – с сомнением посмотрела девушка на Луи Дюбретона.

– Полагаю, что имеется.

– Знаете, во мне проснулся профессиональный интерес. Вы меня убедили. Пойдемте!

– Уверяю вас, вы не разочаруетесь, – Луи Дюбретон слегка коснулся локотка новой знакомой, пропуская ее вперед к выходу.

Иллюзия камерности закончилась тотчас, едва ступили на тротуар улочки. Мимо, грохоча металлическими ободами, прокатилась повозка; за ней, поскрипывая тугими рессорами, проехал большой экипаж. На углу улицы, перекрикивая друг друга, два подростка продавали свежие газеты, а башмачник с роскошными рыжими усами предлагал почистить штиблеты.

– Вы так говорите всем девушкам? – с некоторым вызовом посмотрела Жаклин на спутника.

– Вы можете мне не верить, но вы будете первой девушкой, которая перешагнет мою мастерскую.

– Надо полагать, что это следует воспринимать как особое расположение с вашей стороны?

– Это потому, что вы мне очень понравились. Причем сразу, как только я вас увидел, и я бы хотел произвести на вас положительное впечатление.

– Вы откровенны так со всеми девушками?

Луи Дюбретон уловил в голосе Жаклин легкое кокетство, невероятно шедшее ей.

– Нет, только с вами… А вот и дом, где я живу, – показал он на серый особняк, стены которого до второго этажа были выложены квадратной гранитной плиткой. Над подъездом, явно стесняясь своей наготы, застыли в камне ангелы и с чувством вины посматривали на вошедших: – На мансарде находится моя мастерская, – указал молодой человек на застекленный купол. – Вы даже не представляете, какой оттуда роскошный вид на Париж!

Вошли в подъезд, за дверью которого тотчас исчезли все уличные звуки. Мраморные ступени, укрытые ковровой дорожкой и свидетельствовавшие о многообещающей роскоши, широкой дорогой уводили к мезонину, заставленному комнатными цветами. По таким лестницам вышагивать всегда приятно, и Жаклин ступила на жесткий ворс, цепко ухватившись за чугунные перила.

– Нам на второй этаж, – произнес Луи Дюбретон. – Вот сюда, – показал он на дверь с правой стороны площадки.

Открыв замок, он широко распахнул дверь перед гостьей, уверенно вошедшей в прихожую.

– Боже мой! – воскликнула она, когда в коридоре вспыхнул свет. Стены прихожей украшали полотна Рафаэля, Тициана, Рембрандта, Леонардо да Винчи. – Я полагаю, что все это копии, – остановилась она перед «Дамой с горностаями» Леонардо да Винчи.

– Почему вы так решили?

– Потому что мне приходилось видеть оригинал в Краковском национальном музее.

Луи Дюбретон скупо улыбнулся:

– Мне бы очень хотелось сказать, что это не так. Но, увы, это всего лишь искусная подделка. Я не в состоянии приобрести все эти бесценные картины, но зато мне по силам скопировать их. Мне всегда хотелось, чтобы они висели у меня в комнате, и вот мечта моя осуществилась.

– Кажется, я вас понимаю, – произнесла Жаклин, углубляясь в комнаты. – Эта копия картины Яна Вермера Делфтского, – остановилась девушка перед картиной, висевшей в зале.

– Совершенно верно, – легко согласился Луи Дюбретон. – Вы прилично разбираетесь в живописи.

– Меня всегда привлекала живопись. Я и сейчас веду в нашей газете рубрику «Окно в искусство».

– Может, тогда скажете мне, как называется эта картина?

– Картина называется «Девушка, читающая письмо».

– Вы не только очаровательны, но и очень образованны.

– Благодарю.

Взгляд разноцветных глаз цепко вцепился в полотно Яна Вермера Делфтского.

– Поразительно! Но вам удалось передать в точности все оттенки цветов. У вас действительно талант копииста. Даже невероятно, как вам удалось подобное!

– Спасибо, – слегка поклонившись, произнес Луи. – Это единственное, что у меня хорошо получается. Во всем остальном я сущий профан! Прошу вас, пройдемте сюда.

– Вы хотите меня еще чем-то удивить? – спросила Жаклин, направляясь за молодым человеком.

В смежной комнате стояли обнаженные скульптуры, в которых журналистка узнавала древнегреческих богинь, вывод напрашивался сам собой: господин Луи Дюбретон любил окружать себя красотой.

Осмотревшись по сторонам, Жаклин произнесла: