Человек из Вавилона - Гурам Батиашвили
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вода доходила ему до колен, вокруг царила кромешная тьма — хоть закрывай глаза, хоть открывай — все одно.
— Э-ээ! — закричал Занкан.
— Чего-нибудь желаете, Занкан-батоно? — раздался сверху голос высокого.
— Иха! Чего он хочет? — Это уже голос хрипуна.
— Что вы творите, Бога не боитесь? — крикнул Занкан и тут же разозлился на себя — разве можно заговаривать с ними о Боге?
— Вот этот молодой человек последит за тобой. Коли вспомнишь, как Боголюбский просил тебя сохранить его честь, позови. Ты должен вспомнить и то, что получил за эту услугу. А нет, так кричи сколько влезет, ты упал в колодец, и никто тебя не услышит, а если и услышит… — высокий рассмеялся.
Занкан напряг всю свою волю. Он раскрыл руки, пытаясь определить ширину колодца. Правая уперлась в камни, левая — в корни дерева. Он замер. Ежели корни крепкие, может быть, удастся вылезти?!
«Интересно, что это за дерево?» Стал шарить по стене, нашарил корни, они были мелкие, ломкие. «Здесь должен быть и толстый корень». Он продолжал шарить, но не нашел. Стало холодно. «Поспеши мне на помощь, Господи, Спаситель мой!»
Холод лютым зверем накинулся на него. Он стал притоптывать ногами по мшистому камню и не переставал взывать к Господу: «Поспеши мне на помощь, Господи, Спаситель мой! Поспеши мне на помощь, Господи, Спаситель мой! Поспеши мне на помощь, Господи, Спаситель мой!»
— Что ты бормочешь? — крикнул сверху хрипун.
— Хуша лекезрати, адонаи, текушати!
— Что? Я не понял!
Занкан успокоился, а в спокойствии — сила.
— Дрожишь? — спросил хрипун.
— Не очень… А вот ты зря убиваешь себя на этом холоде… зря студишь яички, молодому человеку это ни к чему.
— Что ты там говоришь, я не слышу!
— Молодому человеку негоже студить яички, это очень вредно! Ну, бросили вы меня в колодец, а дальше что? Что будете делать теперь? — Он умолк.
«Что другое остается Абуласану? Либо лишить меня жизни, либо же отдать себя на заклание, в лучшем случае покинуть Грузию… В Грузии ему уже не жить… Но собой так не жертвуют… Поспеши мне на помощь, Господи, Спаситель мой!»
Мечурчлетухуцеси
Когда высокий привлекательный, исполненный гордости и высокомерия Абуласан, с таким изяществом носивший грузинский национальный костюм вошел к амирспасалару Саргису Мхаргрдзели, тот, подавив улыбку, отодвинул мутаки, встал с тахты и предложил гостю кресло. Сам снова опустился на тахту, придвинул к себе мутаку и, опершись о нее локтем, воззрился на главного казначея. На губах его блуждала едва заметная улыбка, но взгляд говорил о том, что он весь внимание. Абуласан не заставил себя ждать — сдвинув брови, он осведомился, какая судьба ждет Занкана Зорабабели, какова будет кара за то, что он, можно сказать, одурачил царский дарбази и саму царицу.
— Ты ведь помнишь, — доверительно напомнил он, — как он предстал перед вельможами, как нахваливал русского княжича, утверждая, что о лучшем зяте и помечтать нельзя, но ты не знаешь, как он превозносил Боголюбского в беседах со мной!
Амирспасалар, который вдруг прикрыл глаза, так что у Абуласана невольно закралось сомнение, уж не задремал ли он, вскинул голову и сказал, да, он не знает об этом и, может быть, Абуласан расскажет ему поподробнее, но, не дождавшись ответа гостя, выпрямился, положил мутаку на колени и спросил:
— Разве это он пел хвалу Боголюбскому?
— А откуда мы прознали об этом росе! Зорабабели ездит по разным странам, повсюду имеет своих людей, он и привез нам известие о нем. Сперва внушил мне симпатию к нему, а потом стал умолять меня дать ему выступить перед дарбази: такую радостную весть сообщу, что вы, де, расщедритесь на пять деревень — не меньше — в подарок мне.
Амирспасалар какое-то время не отрывал от Абуласана пристального взгляда, затем опустил голову и долго не поднимал глаз, словно внимательно изучал каждый цветок на паласе. Главный казначей опять было подумал — не задремал ли он, но амирспасалар поднял голову и как бы между прочим заметил:
— Что-то я стал забывчив, уже и не вспомню, по-моему, ты знал Зорабабели со времен Двинского сражения, в котором ты снискал себе славу. Он и тогда любил приврать?
Абуласан улыбнулся, поправил платье и проникновенным тоном произнес:
— Вас обычно мало волнуют заслуги других людей, я принимал участие не только в Двинском сражении, но и в тысяче других, верой и правдой служил своему отечеству. Молодые люди сегодня думают, что только они могут размахивать саблями, а у людей постарше она проржавела. А кто создавал это огромное государство? Сегодня об этом не помнят! — На лице Саргиса Мхаргрдзели вновь промелькнула улыбка, так настораживающая Абуласана.
— Почему же ты ему поверил, Абуласан, сам говоришь, почти не знал его, почему же ты так легко доверился незнакомому человеку?
Абуласан поднялся и стал над амирспасаларом, подавив сухощавого невысокого Мхаргрдзели своими габаритами.
— О-о, это хороший вопрос, амирспасалар, — Абуласан, по обыкновению, не спешил, — хороший, но разве ты не знаешь, кто еще претендовал на руку нашей солнцеликой царицы? Алексей Комнин — племянник императора, изгнанный из Византии, но тем не менее византиец. Стало быть, снова отдавать Грузию на милость Византии? Не хватит ли? Византийцы только и могут, что повелевать и указывать, я не забыл ни Василия Второго, ни Константина Восьмого! Довольно, сколько терзали они грузинскую землю! Мы ничем не хуже их, и сабля у нас так же остра, и мысль мудра! А кто такие росы сегодня? Слабосильные, никому не ведомые… впрочем, завтра, возможно, Русь заявит о себе как новая Византия.
— Ты правильно мыслил, Абуласан, если все так и было, все верно! — с улыбкой отвечал амирспасалар. Он хотел было похлопать его по плечу, но до плеча не достал и похлопал пониже лопаток.
— Конечно, так и было! Нам надо действовать, Саргис! Я слышал, Зорабабели бежал из города, думает укрыться от гнева царицы. Надо спешить, может быть, он еще не успел выбраться за пределы города, надо послать людей, найти его!
— А где искать? Может быть, посоветуешь, где именно? — Амирспасалар устремил на него такой простодушный взгляд, что Абуласан замер — ему очень хотелось разгадать его намерения. «Неужели он не искал его? Неужели ему все равно? Не может быть, не может быть, чтобы он не знал о его исчезновении, но почему он притворяется, что бездействует?» Абуласан не знал, что ответить амирспасалару. «Я должен заставить его искать беглеца, пусть ищет, пусть потрудится, пусть его люди собьются с ног. Он, он сам должен объявить: предатель родины, царицы сбежал, затаился».
— Укрылся, верно, среди своих соплеменников, где же еще! — наконец ответил Абуласан, а про себя подумал: «Хорошо бы перетрясти дома нескольких иудеев… Чем сильнее они перетрусят, тем активнее будут действовать против Зорабабели».
— Ежели он сбежал, тут уж ничего не поделаешь, — услышал он обреченный голос амирспасалара. Тот все еще производил впечатление дремлющего человека. Главный казначей Грузии, способный предугадать умысел кота, никак не смог понять намерений амирспасалара.
— Нет, мы должны найти его, должны вернуть, он обязан ответить за свои действия перед царицей и царским дарбази. — Амирспасалар широко зевнул. «Он дурачит меня, — подумал Абуласан, — по всему видно, дурачит». Абуласан ничего не понимал. А вслух сказал: — Ежели Боголюбский страдал каким-либо недугом, его имя вообще не должно было упоминаться в царском дарбази, а ежели об этом стало известно позднее, Занкан обязан был поставить нас в известность.
— Ты прав, — коротко согласился амирспасалар и снова зевнул, а потом лениво добавил: — Может быть, ты его поищешь?
«Почему он это сказал? — мелькнуло в голове у главного казначея. — Сам не хочет искать? Не хочет или делает вид, что не хочет?»
— Согласен, батоно, — после паузы проговорил Абуласан, — ежели он не оставил город, я его найду, но ваши люди справятся с этим гораздо быстрее! Не зря вы несете на своих плечах всю мощь нашей страны!
— Ну о чем ты говоришь, какая еще там мощь! Мы обыкновенные люди. — Саргис Мхаргрдзели снова зевнул. «Что-то часто он зевает, — подумал Абуласан, — уж не спазм ли у него?» — Ладно, раз ты считаешь, что лучше этим заняться мне, пошлю своих людей. Стало быть, ты говоришь, что он находится среди иудеев? — продолжил амирспасалар.
— Мне сказали, что он исчез из города — скрывается от гнева царицы, но я думаю, а вдруг он еще в городе? А ежели в городе, наверняка прячется у своих.
Амирспасалар закрыл глаза. Через некоторое время открыл и сказал:
— А не может быть наоборот? Он знает, среди евреев его легко найти, и предпочел укрыться у своих грузинских друзей?
— Может быть, и так. Скорее всего, так и есть! Он уж постарался бы запутать след, но я все же думаю, что он среди иудеев.