Человек из Вавилона - Гурам Батиашвили

И Абуласан поднялся, но не потому, что боялся смерти… Нет! Он поднялся для борьбы, он должен бороться… Должен одолеть врага! На этой земле нет места его врагам… На этой земле, под этим небом… Под этим лазоревым небом… Он не уступит врагу этой буйной красоты… Смириться и оставить все вокруг на радость врагу?! Если Абуласан не встанет, Тамар превратится в полную владычицу этой страны… И Саргис Мхаргрдзели тоже… Ну уж нет! Эта страна вельмож, она должна принадлежать им».

Абуласан поднялся, чтобы продолжить дело, начатое Кутлу-Арсланом, — в ту роковую ночь им изменило счастье или не хватило сил? В ту ночь люди Тамар оказались сильнее, они схватили Кутлу-Арслана на мосту. Почему он не прыгнул в реку?! Прыгни он с моста, они приказали бы Хуашак Цокали и Краваи Джакели — этим двум госпожам — как должна вести себя Тамар, и та безусловно бы подчинилась… Впрочем, она и без того выполнила волю бунтовщиков — не стала перечить им и вышла замуж за неугодного ей Боголюбского. А потом… Абуласан иной породы — воле врага не подчиняется. Когда рясофоры вывели его на улицу и они приблизились к реке, Абуласан уже знал, что будет делать.

Ямы были вырыты в окрестностях Исани. Туда бросали изменников царицы. В одном из дворов было вырыто десять ям глубиной пять метров. В некоторых ямах появилась вода. Абуласан знал, его бросят именно в такую… если успеют. Дорога к ним ведет вдоль берега Куры, поросшего колючим кустарником. У поместья Амилахвари поворачивает налево, вверх. Стало быть, он должен сделать свое дело до поворота у владений Амилахвари… «И луна как будто благоволит мне, прячется в облаках. — Он приставил ко лбу руку козырьком. — Луна закуталась в облака, как замерший человек — в одеяло. Отлично, отлично!»

Парнавазисдзе стал кашлять. Похоже, нервничает! На что способны эти двое? Кто из них может постоять за себя? Пожалуй, Джорджикисдзе… Как дать ему знать? А следует ли делать это? Как бы все не испортил. Нет, надо думать о себе. Настал момент, когда надо думать только о себе!

И Абуласан побежал к Куре. Шаг, два, три и на четвертый он прыгнул… Рясофор со стальными пальцами успел схватить его за полу платья, но поздно, Абуласан был уже в прыжке и летел в Куру… Прежде чем рухнуть в холодную воду, он глубоко вдохнул воздух. Чрезвычайная ситуация утроила его силы. Он прыгнул с такой высоты, потом плыл против течения, а когда выбрался на берег, не знал, куда идти — вверх или вниз. Стоял и думал, к кому податься? Кому доверить свою жизнь и свою честь? Злоба душила его, но у него не было чувства бесприютности. Оно и не могло возникнуть у него на родной земле! Но к кому идти главному казначею Грузии, в данный момент гонимому, ищущему пристанища? Вон, на холме справа дворец управляющего царским хозяйством Вардана Дадиани, он безусловно пригреет Абуласана, укроет его, но все знают, их связывает крепкое родство, пусть некровное, а по крещению, и, возможно, Абуласана будут искать в первую очередь у него… Нет, сегодня ночью идти к Дадиани не стоит. Чуть поодаль обитает Бешкенисдзе, его приятель, но в такое приятельство Абуласан не верит… Тот и амирспасалару клянется в дружбе… Ростомашвили? Вон их дом. Ростомашвили — искатели счастья, будто им чего-то не хватает! Они подадут его амирспасалару на блюдечке и на том же блюдечке что-нибудь унесут взамен… Так куда же идти Абуласану?

Вода ручьями стекала с его платья. Он услышал ржанье коня. Спрятался за валун, притаился. Конь снова заржал. И только тут до Абуласана дошло, что ржанье доносилось со двора Саурмага Павнели. «Саурмаг — мой враг, соперник и недоброжелатель… У него меня никто не станет искать!» Времени на раздумье не оставалось, вскоре люди амирспасалара начнут обследовать каждый камень на берегу Куры, если уже не обследуют. Абуласан побежал к дому Саурмага. Набухшая от воды одежда сковывала движения, но он без приключений добрался до ворот. Прежде чем постучать, перевел дух, подумал еще раз — не ошибается ли он, возлагая большие надежды на порядочность Саурмага?

Вдали показались всадники с факелами в руках. «Меня ищут!» — подумал он и постучал в ворота. Показался слуга, Абуласан велел доложить хозяину, что того хочет видеть Абуласан. В ожидании Саурмага перевел дух, выжал на себе платье, провел рукой по мокрым волосам.

— Вряд ли это главный казначей, Анания, — послышался голос Саурмага, — и потом, что ему нужно от меня, слишком важная он персона!

— Я уже не главный казначей, — сказал Абуласан Саурмагу, когда тот подошел к нему, — я спасаюсь от убийц амирспасалара и прошу приютить меня.

Саурмаг рассмеялся:

— Это ты кому-нибудь другому расскажи, в жизни ты никому ничего не уступал, и хочешь, чтобы я поверил твоим словам?

— Я ищу у тебя убежища! — тихо произнес Абуласан, и до ушей Саурмага как будто только сейчас дошел смысл сказанного. Глаза его сперва радостно вспыхнули, потом в них отразилось изумление.

— Что ты сказал? Ищешь убежища? — Куда подевалась ирония Павнели, он пытливо вглядывался в гостя. Только сейчас он обратил внимание на лужу у его ног — вода все еще стекала с одежды. И все-таки ему не верилось, он подошел к Абуласану вплотную, приказал слуге посветить лучиной и внимательно вгляделся в лицо ночного гостя. — Как же так? Быстро же они тебя раскусили?! — сказал он и замолчал, продолжая внимательно вглядываться в Абуласана. — Стало быть, ты гоним? Заходи, чего тут стоять, переоденься, а то простудишься, поди, не молод уже!

— Не молод? Видел бы ты, как я плыл против течения.

— Верю, верю, в тебе такой бес сидит, ты бы поплыл, это уж точно. — Он схватил Абуласана за запястье и пошел впереди него. — Ты весь мокрый, недолго и простудиться, — рослый Саурмаг с седыми волосами до плеч шел, согнувшись в плечах. В первой же комнате, куда они вошли, он выложил перед гостем белье. — Раздевайся и переоденься, быстро, а то завтра ты не будешь не то что главным казначеем, никем не будешь, умрешь от простуды. Я выхожу, а ты раздевайся и переодевайся. Одежда и нижнее белье мои! — Он вышел из комнаты волоча ноги — горе сделало свое дело.

Абуласан провел в семье Саурмага неделю. Об Ушу за это время не было сказано ни слова, равно как и о вражде между ними. Гостю оказывали уважение, а прощаясь, Саурмаг с улыбкой сказал:

— Ты человек неверный, но никто не говорил, что глупый. И то, что ты пришел ко мне, свидетельствует о твоем уме. Тебя повсюду ищут. Я скрыл от амирспасалара, что ты у меня. Пусть Бог простит мне этот грех! Знаю, прятать врага государства дрянное дело, но… что уж тут говорить. Больше не появляйся — укрывать того, кто дробит страну, не стану. — Он пошел к выходу и, повернувшись, на прощанье сказал: — И вообще не попадайся мне на пути, Абуласан!

— Знаю, знаю, ты мне враг, но благородный человек! — засмеялся Абуласан в ответ.

Люди Вардана Дадиани окружили Абуласана, и они пустились в дальний путь во владения Дадиани. Вскачь перешли через Лихи. Нигде не останавливались. Переплыв Дзирулу, соскочили с коней и только тогда сказали: «Теперь нам ничего не грозит».

К Одиши шли уже не спеша — напряжение спало.

Иллюзия

Эуда ехал до Хертвиси неделю. Даже больше. В дороге останавливался на ночь, там и менял коней. Только рассветет, отправлялся в путь. Так спешил в город, словно вез умирающему лекарство, и, запоздай он, тот отдаст Богу душу. Сознание того, что через несколько дней он увидит Бачеву, придавало ему сил. В Хертвиси он остановился у Исрелико. Здесь обычно останавливался Занкан по дороге в Трапезунд. Он любил пообщаться с местным еврейством.

Возвращавшийся из Византии Эуда провел в Хертвиси ночь без сна. Радость предстоящей встречи не давала ему расслабиться. Его ждала Бачева, ее девичье сердце билось в ожидании его. И это ожидание было для Эуды важнее всего на свете.

Эуда очень изменился. За те шестнадцать месяцев, что его не было в городе, жизнь раскрыла перед ним множество своих тайн. А познание этих тайн сделало его мудрее и добрее. За минувший год вчерашний бобыль, а сегодня окрыленный богатством человек, сильный и гибкий в общении с людьми, он мгновенно разобрался в тонкостях товарообмена. Теперь он мог войти к Занкану с гордо поднятой головой и вернуть ему его серебро, и это не обеднило бы Эуду — его дело приносило ему прибыль. Он с сожалением вспоминал прошлое, порой испытывая запоздалый стыд, — сколько времени потрачено зря! Неужели он жил такой жизнью? Тогда он понятия не имел, как сладка жизнь, не знал, что такое любовь, а потому не сознавал, как велика ее сила.

В Ацкури он не стал задерживаться — до рассвета пустился в путь. Каждый шаг коня приближал его к Бачеве, и от радости у него перехватывало дыхание. До Начармагеви добрался не скоро — шел проливной дождь, порой с ранним снегом, и коню требовалась передышка. На следующее утро небо очистилось, выглянуло солнце, кроны деревьев, казалось, соперничали в разноцветий. Но в основном преобладал желтый цвет. А праздничное настроение создавала листва цвета калины. Сердце Эуды исполнилось еще большей радости. Он предвкушал наслаждение, которое испытает Бачева, увидев его. И Занкан обрадуется и не будет возражать против помолвки. Через неделю они отпразднуют ее и со свадьбой тянуть не станут. А как только сыграют свадьбу, они с Бачевой отправятся обратно в Византию.