Шах-наме - Хаким Фирдоуси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Непрочен ум, охваченный огнем».
Искал он средство, чтоб развеять муки,
Сперва обнюхал Сиявушу руки,
Обнюхал стан, и голову, и грудь,—
Ни в чем не мог он сына упрекнуть.
А Судаба благоухала пряным
Вином, душистым мускусом, шафраном.
Был сын от этих запахов далек,
И плоть его не охватил порок.
Кавус на Судабу взглянул с презреньем,
Душа его наполнилась мученьем.
Подумал он: «Поднять бы острый меч,
На мелкие куски ее рассечь!»
Увидел царь, что Сиявуш безгрешен.
И мудростью его он был утешен.
Судаба и чародейка прибегают к хитрости
Царица поняла, познав позор,Что муж ее не любит с этих пор,
Но гнусного не оставляла дела,Чтоб древо злобы вновь зазеленело.
В ее покоях женщина жила,Полна обмана, колдовства и зла.
Она была беременна в то время,Уже с трудом свое носила бремя.
Царица, с ней в союз вступив сперва,Открылась ей, просила колдовства,
Дала ей за согласье много злата,Сказала: «Тайну сохраняй ты свято.
Свари ты зелье, выкини скорей,Но только тайны не открой моей.
Скажу царю: «Беременна была я,От Ахримана — эта участь злая».
И, Сиявуша в том грехе виня,Скажу царю: «Он соблазнил меня».
Ответила колдунья: «Я готоваИсполнить каждый твой приказ и слово».
Сварив, вкусила зелья в ту же ночь,И семя Ахримана вышло прочь;
Но так как семя было колдовское,То вышло не одно дитя, а двое.
Услышал государь и плач и стон,Он задрожал, его покинул сон.
Спросил, — предстали слуги пред владыкой,Поведали о горе луноликой.
От подозрений стал Кавус угрюм,И долго он молчал, исполнен дум.
Так размышлял он: «Будет ли достойно,Чтоб я отнесся к этому спокойно?»
Кавус расспрашивает о двойне
Затем решил он: «Пусть ко мне придетПрославленный в науке звездочет».
Нашел в Иране, вызвал просвещенных,Он усадил в своем дворце ученых.
Им рассказал властитель о войнеВ Хамаваране, о своей жене,
Поведал им о выкинутых детях,Просил не разглашать рассказов этих.
Пошли, прочли страницы звездных книг,И были астролябии при них.
Семь дней мобеды, втайне от царицы,Исследовали звездные таблицы.
Затем сказали: «Не ищи винаВ той чаше, что отравою полна.
Та двойня, — мы раскрыли вероломство,—Не шаха, не жены его потомство».
Они сумели точно указать,Кто близнецов злокозненная мать.
Поволокли охваченную страхом,Обманщица склонилась перед шахом.
Добром поговорил владыка с ней,Он посулил ей много светлых дней.
Но грешница ни в чем не сознавалась,Помощницей царю не оказалась.
Тогда колдунью увели на двор,Сулили ей тюрьму, кинжал, топор,
Но грешница твердила: «Я невинна,Я правды не таю от господина».
Поведали царю ее слова.То дело было тайной божества.
Велел властитель Судабе явиться.Мобедам внемлет в трепете царица:
«Колдунья выкинула двух детей,А произвел их Ахриман-злодей».
Сказала Судаба, силки сплетая:«О царь! У двойни тайна есть другая.
Известно, что Рустам непобедим,Что даже лев трепещет перед ним.
Боясь его, знаток науки звезднойТо скажет, что Рустам прикажет грозный.[28]
Не плачешь ты, о дитятках скорбя,А я осиротею без тебя»
От этих слов Кавус поник в печали.Царь и царица вместе зарыдали.
Познав печаль, царицу отпустив,Он пребывал угрюм и молчалив.
Владыке звездочет сказал: «ДоколеТерзаться будешь ты от скрытой боли?
Тебе любезен сын твой дорогой,Но дорог и души твоей покой.
Возьмем другую сторону: царицаЗаставила тебя в тоске томиться.
Мы правду одного из них найдем,Подвергнув испытанию огнем!
Услышим небосвода приказанье:Безгрешного минует наказанье».
Жену и сына вызвал царь к себе,Сказал он Сиявушу, Судабе:
«Вы оба причинили мне мученье,Узнаю лишь тогда успокоенье,
Когда огонь преступника найдетИ заклеймит его из рода в род».
Сказала Судаба: «Вот грех великий:Я выкинула двух детей владыке.
Я эту правду повторю при всех.Ужели есть на свете больший грех?
Ты сына испытай: в грехе виновен,Не хочет он признаться, что греховен».
Владыка задал юноше вопрос:«А ты какое слово мне принес?»
Сказал царевич, не потупя взгляда:«Теперь я презираю муки ада.
Гора огня? И гору я пройду.А не пройду — к позору я приду!»
Сиявуш проходит сквозь огонь
Двумя горами высились поленья.Где числа мы найдем для их счисленья?
Проехал бы с трудом один седок:Так был проход меж ними неширок.
Велел Кавус, властитель непоборный,Чтобы дрова облили нефтью черной.
Зажгли такое пламя двести слуг,Что полночь в полдень превратилась вдруг.
Царевич, возвышаясь надо всеми,К владыке в золотом подъехал шлеме.
Он прискакал на вороном коне,Пыль от его копыт взвилась к луне.
Улыбка на устах, бела одежда,И разум ясен, и светла надежда.
Всего себя осыпал камфарой,Как бы готовясь лечь в земле сырой.
Казалось, что вступает он, сверкая,Не в пламя жгучее, а в кущи рая!
Почтительно к отцу подъехал он,И спешился, и сотворил поклон.
Лицо Кавуса от стыда горело.Сказал он слово мягко и несмело.
Ответил Сиявуш: «Не сожалей,Что таково круговращенье дней.
Меня снедают стыд и подозренье.Когда безгрешен я — найду спасенье,
А если грешен я — тогда конец:Не пощадит преступника творец».
Затем, входя в огонь многоязыкий,Взмолился к вездесущему владыке:
«Дай мне пройти сквозь языки огня,От злобы шаха защити меня!»
О милости прося творца благого,Погнал, быстрее вихря, вороного.
В толпе людской тогда поднялся крик,Сказал бы ты: весь мир в тоске поник.
Мир на царя смотрел, но с думой злою:Уста полны речей, сердца — враждою.
Взметались к небу языки огня,Не видно в них ни шлема, ни коня.
Вся степь ждала, что витязя увидит,Рыдала: «Скоро ль из огня он выйдет?»
И вышел витязь, чья душа чиста.Лицо румяно, радостны уста.
Он вышел из огня еще безгрешней,—Был для него огонь, что ветер вешний.
Огня прошел он гору невредим,—Все люди радовались вместе с ним.
Везде гремели радостные клики,Возликовали малый и великий.
Передавалась весть из уст в устаО том, что победила правота.
Невинный сын предстал пред очи шаха,На нем — ни пепла, ни огня, ни праха.
Сошел с коня могучий царь земли,Все воины его с коней сошли.
Приблизился царевич светлоликий,Облобызал он землю пред владыкой.
«Ты благороден, юный мой храбрец,Ты чист душой», — сказал ему отец.
Он обнял сына и не скрыл смущенья,За свой проступок попросил прощенья,
Прошествовал властитель во дворецИ возложил на голову венец.
Певцов и кравчих он позвал для пира,Царевича ласкал властитель мира.
Три дня сидели, пили без забот,И был открыт в сокровищницы вход.
Сиявуш просит отца простить Судабу