Император-гоблин - Кэтрин Эддисон

но Майя надеялся, что события последних нескольких дней отрезвили его. Он десять лет вынужден был выслушивать бесконечные речи Сетериса о грядущем восхождении к вершинам славы. Чиновник по связям с городской администрацией… нет, Сетерис мечтал не об этом. «Он ничего тебе не сделает, – напомнил себе Майя. – Ты император. У тебя есть телохранители». Он взглянул на своих ноэчарей: маг и воин с каменными лицами стояли по обе стороны двери. Он взял чашку, испугавшись, что сейчас задрожат руки.

Он невольно вспомнил свой шестнадцатый день рождения, формальное совершеннолетие. Как и прежде, не было ни праздника, ни подарков, ни даже произнесенного сквозь зубы поздравления от Сетериса. И, конечно же, не было письма из дворца. Майя не ожидал, что получит свободу, но ему все равно было больно, и эта боль заставила его совершить безрассудство – бросить вызов опекуну.

– Я уже взрослый, – сказал он тогда.

– И что с того? – гнусно ухмыльнулся пьяный Сетерис.

– Все должно измениться, – не сдавался Майя.

– Ничто не меняется, идиот. Ты остаешься под моей опекой до тех пор, пока император не решит иначе. Только это имеет значение, а не ты, и не твоя дурацкая тщеславная болтовня. Ты остался тем же безмозглым страшилищем, каким был вчера, и если ты хочешь, чтобы я доказал тебе это… – И он ударил Майю наотмашь по лицу с такой силой, что тот упал на колено и стоял так несколько минут, не в силах подняться. На губах выступила кровь, по лицу катились слезы. Сетерис расхохотался и вышел из комнаты.

Сетерис был прав. Майя стал совершеннолетним, но это ничего не изменило. Сетерис по-прежнему был сильнее, злее, его склонность к насилию никуда не делась. В отличие от Майи, он обладал неограниченной властью в жалком поместье и не собирался расставаться с нею. Ему необходимо было контролировать других, необходимо было чувствовать, что Майя его боится и подчиняется ему из страха. Они не были равными друг другу, и Сетерис, естественно, не хотел этого.

«Воистину, мы и сейчас не равны, – подумал Майя, торопливо допивая чай. – Я правитель, а он – проситель, который пресмыкается перед его светлостью императором».

Мысль была такой нелепой, что на миг Майе показалось, что все это происходит во сне. Он вдруг почувствовал, что горько усмехается, и, поднимаясь из-за стола, придал лицу бесстрастное выражение. Ксевет и телохранители расступились грациозно, словно танцоры, пропустили императора и последовали за ним.

«Допустим, я обладаю властью, – размышлял он по пути, – но на самом деле я узник, я закован в цепи, тяжести которых Сетерис себе даже не представляет. В свое время я мечтал о побеге из Эдономи. От императорской короны сбежать невозможно – только на тот свет».

Но Майя понимал, что никто ему не поверит, никто не поймет, почему он чувствует себя узником, и меньше всего Сетерис. «Будь благодарен богине за то, что это всего лишь метафора», – мрачно посоветовал он себе и выбросил из головы мысли о тюрьмах и цепях.

Мичен’тэйлейан показался ему таким же холодным и неприветливым, как тучи за окном. С другой стороны, это ощущение вполне могло быть вызвано присутствием Сетериса. Бывший наставник стоял в центре зала и ждал с таким видом, какой он напускад на себя в Эдономи, когда Майя опаздывал на обед или на урок, не сразу являлся на зов. Карманные часы он не вынул, но выражение его лица было достаточно красноречивым.

– Ваша светлость, – негромко произнес Сетерис при виде Майи и поклонился. Майя машинально принялся угадывать его настроение и чувства по жестам – словно читал зашифрованное послание, ключ от которого был известен лишь ему. Холодная ярость, нервозность и в то же время самоуверенность, основанная на чувстве собственного превосходства. Его охватило отчаяние, и он подумал: «Я никогда никого не буду знать так хорошо, как знаю Сетериса».

Он ответил:

– Доброе утро, кузен.

Он позволил Ксевету и охранникам устраиваться на своих местах сколько им заблагорассудится, хотя при других обстоятельствах его раздражал бы секретарь, который без конца раскладывал и перекладывал на столе свои неизменные стопки документов. Майя видел, что Сетерис вот-вот взорвется, и старался думать только о своей позе и дыхании, о том, что нельзя позволять Сетерису давить на себя.

Лишь после того, как Ксевет дал знак, что готов начинать, Майя взглянул прямо в глаза бывшему опекуну и сказал:

– Кузен, мы обдумали вашу просьбу о назначении. Нам сообщили, что секретариат лорд-канцлера нуждается в чиновнике по связям с городскими властями Кето. Нам кажется, что этот пост достоин аристократа, обладающего вашими талантами – если вам будет угодно его принять.

– Чиновник по связям, – медленно повторил Сетерис. – В секретариате лорд-канцлера.

Майе был хорошо знаком этот нейтральный, задумчивый тон. Голос Сетериса становился таким, когда в его присутствии кто-то произносил или совершал неслыханную глупость. Именно так он давал идиоту последний шанс исправить положение. Руки Майи, лежавшие на коленях, где Сетерис не мог их видеть, были стиснуты так крепко, что суставы хрустели, а кольца больно впивались в ладони.

– Мы думали, ваша светлость, – после небольшой паузы заговорил Сетерис, – что представляем для вас бóльшую ценность.

– Это почетная и ответственная должность, – вмешался Ксевет. – Уверяем вас, чиновник, занимающий ее, пользуется уважением его светлости императора и господина лорд-канцлера.

Сетерис не обратил на секретаря никакого внимания. Он пристально смотрел в глаза Майе.

С языка Майи готовы были сорваться слова: «Что тебе нужно?» На мгновение в его душе взяли верх страх перед гневом Сетериса и глубоко укоренившаяся привычка подчиняться опекуну. Так было проще, а кроме того, тогда это не имело значения… «Ты император, – сказал он себе, сжимая кулаки еще сильнее. Теперь останутся синяки, подумал он. – Ты император Эдрехасивар Седьмой, и это имеет значение. Если ты уступишь Сетерису однажды, он не отвяжется от тебя до конца твоих дней, и твой народ, даже не зная этого, будет вынужден терпеть его и исполнять его волю».

Майя сделал глубокий вдох и едва не закашлялся. Ему казалось, что он задыхается, словно чужая рука сдавила ему горло. Он собрался с силами и все же выговорил:

– Мы предлагаем вам должность. Вы принимаете ее или отказываетесь?

Его голос едва заметно дрожал. Но это были его собственные слова, а не слова, которые Сетерис хотел услышать от него.

Ответа не последовало. Майя заметил, что ноэчарей напряглись, хотя они наверняка знали, что Сетерис не посмеет поднять руку на правителя Эльфийских Земель. Самомнение Сетериса было велико, но он не был безумцем. Он понимал, что не слишком престижная должность – большая удача по сравнению с судьбой, ожидающей того, кто прогневит императора.

Майя мог бы прочесть мысли Сетериса по лицу и знал, что ему сейчас следует это сделать. Но он смотрел мимо кузена, и все его силы уходили на то, чтобы