История похищения - Габриэль Маркес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы как раз такой человек, – подытожил дон Фабио. – Только надо ему это доказать.
Переговоры начались в десять утра за стенами тюрьмы и завершились в шесть вечера в Ла-Ломе. Главным их результатом стало то, что лед тронулся. Вильямисар и Очоа наметили общую цель (ранее уже заданную правительством): необходимо вынудить Эскобара сдаться. Вдохновленный Вильямисар хотел поскорее встретиться с президентом, но по возвращении в Боготу его ждали плохие новости. Теперь уже и президент на своем горьком опыте убедился, как больно бывает человеку, когда у него похищают родственников.
Случилось это так: его кузена Фортунато Гавирию Болеро, с которым Гавирия был очень дружен с детства, похитили прямо из загородного дома в Перейре четверо вооруженных бандитов в масках. Однако президент не отменил совещания с местными властями на острове Сан-Андрес и улетел на него в пятницу вечером, так и не получив подтверждения, что похищение его брата – дело рук Невыдаванцев. В субботу утром Гавирия нырял с аквалангом, а когда вынырнул, ему доложили, что похитители (судя по всему, не имевшие отношения к Эскобару) убили Фортунато и тайно закопали его без гроба в чистом поле. При вскрытии в легких покойника обнаружили землю. Похоже, его закопали живым.
Первым желанием президента было отменить региональное совещание и немедленно вернуться в Боготу, однако врачи воспротивились. Человеку, который провел целый час под водой на глубине шестидесяти футов, рекомендуется хотя бы сутки воздерживаться от авиаперелетов. Гавирия послушался, и вся страна видела по телевизору, как он с мрачным видом председательствовал на совете. Но в четыре часа, наплевав на советы врачей, президент возвратился в столицу и занялся похоронами. Впоследствии, говоря о том, что тот день был одним из самых тяжелых в его жизни, Гавирия горько шутил:
– Я был единственным колумбийцем, который не мог пожаловаться президенту.
Отобедав с Вильямисаром в тюрьме, Хорхе Луис Очоа тут же послал Эскобару письмо, уговаривая его сдаться властям. Вильямисара он охарактеризовал как серьезного сантандерца, которому вполне можно доверять. Ответ Эскобара последовал незамедлительно: «Скажи сукину сыну, чтобы он ко мне не совался». Вильямисар узнал об этом от Марты Ньевес и Марии Лии, которые позвонили ему по телефону. Они, однако, уговаривали его вернуться в Медельин и продолжить поиски контактов. На сей раз Альберто приехал один. В аэропорту он взял такси, которое довезло его до отеля «Интерконтиненталь». А оттуда минутчерез пятнадцать его забрал шофер, работавший у Очоа. Симпатичный парнишка лет двадцати, явно большой шутник, довольно долго наблюдал за Вильямисаром в зеркало заднего вида и наконец спросил:
– Вам очень страшно?
Вильямисар усмехнулся.
– Не волнуйтесь, доктор, – успокоил его парень, добавив с явной иронией: – С нами вы в полной безопасности. Даже не сомневайтесь!
Шутка приободрила Вильямисара и вселила в него уверенность, которой он больше не терял ни в этой, ни в дальнейших поездках. Он так и не понял, велась ли за ним слежка, но постоянно ощущал над собой покров какой-то сверхъестественной силы.
Судя по всему, Эскобар не считал себя обязанным Вильямисару, хотя тот добился от президента указа, дававшего гарантии против экстрадиции. Однако Эскобар расчетливо, как опытный карточный шулер, взвесил все обстоятельства и решил, что за указ он расплатился освобождением Беатрис. А по старым счетам с ним никто не расквитался. И все же Очоа советовали Вильямисару не опускать руки.
Поэтому он не обратил внимания на брань в свой адрес и продолжил поиски контакта. Очоа его поддерживали. Он еще пару раз ездил в Медельин, чтобы наметить совместный план действий. Хорхе Луис отправил второе письмо Эскобару, гарантируя, что правительство не применит экстрадицию и сохранит ему жизнь. Ответа не последовало. Тогда решили, что Вильямисар должен сам написать Эскобару, изложив свое видение ситуации и свои предложения.
Письмо было написано 4 марта в камере братьев Очоа при активном содействии Хорхе Луиса, который подсказывал, что стоит написать, а что – нет. Вильямисар начал с признания того, что для достижения мира и согласия крайне важно уважать права человека. «Однако нельзя не отметить, что разговоры о нарушении прав неуместны в устах тех, кто сам эти права попирает и нарушает». Такой подход мешает сближению сторон и перечеркивает положительные результаты, которых автору письма удалось добиться в течение многомесячных переговоров об освобождении жены. Ни в чем не повинная семья Вильямисара стала жертвой страшного насилия: на его жизнь покушались, его свояка Луиса Карлоса Галана убили, супруга и сестра были похищены. «Нам с Глорией Пачон де Галан непонятна причина такой вражды, мы считаем это несправедливым», – заявил Альберто. Для достижения подлинного мира в Колумбии следует идти в прямо противоположном направлении – освободить Маруху и других журналистов.
Первая фраза ответного письма, присланного две недели спустя, была как удар хлыстом: «Мне очень жаль, уважаемый доктор, но я не могу пойти вам навстречу». Дело в том, пояснял Эскобар, что некоторые представители официальных кругов, по согласованию с родственниками заложников, уже предлагают не поднимать тему экстрадиции, пока все заложники не выйдут на свободу. Эскобар же считал такую постановку вопроса неправильной. Похищение заложников не может рассматриваться как попытка давления на Конституционную Ассамблею, поскольку оно было совершено до выборов. Рассуждая об этом, Эскобар внезапно обронил замечание: «Позвольте напомнить вам, доктор Вильямисар, как много людей пострадало от экстрадиции. Если к ним добавить еще двоих, это не сильно повлияет на ситуацию и на ход борьбы».
Однако он добавил это как бы невзначай, поскольку с момента обнародования указа Эскобар перестал манипулировать темой экстрадиции, которая утратила свою актуальность, а сосредоточился на том, что его противники нарушают права человека. Это был его коронный прием: одерживая мелкие победы, он постепенно завоевывал территорию, а затем, чтобы не являться с повинной, продолжал борьбу уже под другими предлогами, которые могли множиться до бесконечности.
Эскобар согласился с тем, что их с Вильямисаром объединяло желание защитить своих родных, но затем снова принялся обличать Элитный корпус, повинный в убийстве четырехсот юношей, проживавших в предместьях Медельина. И никто не наказал виновных! В свете столь страшного беззакония захват журналистов выглядит вполне оправданным: это попытка надавить на власть, чтобы та применила санкции к полицейским, которые повинны в убийствах. Удивляет, что никто из должностных лиц не попытался вступить с ним в прямой контакт для обсуждения темы заложников. Хотя все равно, тут же добавлял Эскобар, призывы и мольбы освободить заложников будут напрасны, ибо на кон поставлена жизнь его родных и близких. Письмо заканчивалось словами: «Если правительство не вмешается и не прислушается к нашим предложениям, Маруха и Франсиско будут казнены. В этом нет ни малейшего сомнения!»
Из письма явствовало, что Эскобар ищет контактов с высшими чиновниками. Он не отвергает возможности явки с повинной, однако заплатить за нее придется дороже, чем предполагалось. И Эскобар намерен получить все сполна, без скидок на сантименты. Вильямисар это понял и на той же неделе, повидавшись с президентом, ввел его в курс событий. Президент ограничился тем, что взял его доклад на заметку.
В те же дни Вильямисар посетил и генерального прокурора, ведь в новой ситуации следовало выработать новую тактику действий. Встреча оказалась плодотворной. Прокурор сообщил, что в конце недели намерен опубликовать доклад о гибели Дианы Турбай. В нем он возложит вину на полицию за неосмотрительные и несанкционированные действия, три офицера Элитного корпуса будут привлечены к ответственности. А еще, поделился секретом прокурор, он провел служебное расследование в отношении одиннадцати агентов полиции, которых Пабло Эскобар назвал поименно, и возбудил против них дела.
Прокурор сдержал слово. 3 апреля президент получил из Генеральной прокуратуры отчет о событиях, повлекших за собой гибель Дианы Турбай. Замысел операции, говорилось в отчете, возник 23 января, когда в следственные отделы полиции Медельина поступило несколько анонимных звонков. Звонившие сообщали о появлении вооруженных отрядов в горной части Копакабаны. В основном скопление людей с оружием наблюдалось в районе Сабанеты, особенно в усадьбах Вилья-дель-Росарио, Ла-Бола и Альто-де-ла-Крус. По меньшей мере один из звонивших дал понять, что там укрывают похищенных журналистов. Там же может находиться и Доктор. То есть сам Пабло Эскобар. Эти данные были упомянуты в аналитической сводке, которая легла в основу оперативных действий, начавшихся на следующий день. Однако о похищенных журналистах там не говорилось. Шеф Национальной полиции генерал-майор Мигель Гомес Падилья заявил, что вечером 24 января его проинформировали о запланированной утром операции по прочесыванию местности и «о возможном захвате Пабло Эскобара с группой наркоторговцев». Но похоже, о подозрениях насчет Дианы Турбай и Ричарда Бесерры ему тоже не докладывали.