История папства - Джон Джулиус Норвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Договор в Беневенто, как оказалось, имел гораздо большее значение, чем это могли думать в момент подписания те, кто его заключал. Для папства он освящал новый политический подход к европейским делам, и оно следовало ему к своей выгоде в течение последующих двадцати лет. Сам Адриан постепенно пришел к тому, чтобы принять то, к чему всегда должен был относиться с подозрением: император не столько друг, с которым можно время от времени ссориться, сколько враг, с которым надо как-то уживаться. Его соглашение с королем Вильгельмом дало ему нового сильного союзника и позволило занять более жесткую позицию в отношениях с Фридрихом, чем это было бы возможно в иных условиях, — свидетельством этому стало его послание в Безансон.
В папских кругах столь радикальная перемена политики поначалу столкнулась с оппозицией. Многие видные члены курии оставались сторонниками империи и отрицательно относились к сицилийскому королю; и новости об условиях соглашения в Беневенто вызвали почти такой же ужас в Священной коллегии, как и при дворе императора. Однако постепенно настроение стало склоняться в пользу Вильгельма. Одной причиной этого была заносчивость Фридриха, как это продемонстрировали события в Безансоне и подтвердили некоторые инциденты до и после него. Кроме того, союз с сицилийским королем являлся уже свершившимся фактом; противиться ему и дальше было бесполезно. Вильгельм же со своей стороны казался вполне искренним. По совету папы он заключил мир с Константинополем. Он был богат, могуществен и, как некоторые из их преосвященств могли засвидетельствовать (если бы захотели), великодушен.
И теперь Фридрих Барбаросса отправился грабить и разорять города Ломбардии, и Италию захлестнула волна ненависти к империи. Свою роль здесь, конечно, играл страх: когда император покончит с Ломбардией, что помешает ему заняться Тосканой, Умбрией и даже самим Римом? Только союз, заключенный между папой-англичанином и королем-норманном. Весной 1159 года последовал первый крупный контрудар по Фридриху, который можно прямо приписать наущению со стороны папы и сицилийцев. Миланцы неожиданно сбросили с себя власть империи и в течение трех лет решительно срывали все попытки императора вернуть их под его власть. В августе 1159 года представители Милана, Кремы, Пьяченцы и Брешии встретились с папой в Ананьи; и здесь, в присутствии послов короля Вильгельма, они присягнули на предварительном соглашении, которое легло в основу Ломбардской лиги. Города обещали, что они не будут вести дел с общим врагом без согласия папы, в то время как папа обещал отлучить императора от церкви через традиционный сорокадневный срок. Наконец, собрание кардиналов приняло решение, что после смерти Адриана его преемника изберут лишь из числа присутствующих на конференции.
Возможно, уже тогда было ясно, что папа долго не проживет. Еще в Ананьи он внезапно заболел ангиной, от которой так и не оправился. Адриан скончался вечером 1 сентября 1159 года. Его тело привезли в Рим и положили в ничем не примечательный саркофаг III века, в котором оно покоится до сих пор и который и по сей день можно видеть в склепе Святого Петра. Когда в 1607 году старую церковь разбирали, то его обнаружили; тело единственного папы-англичанина нашли завернутым в ризу из темного шелка. Как говорится в источнике, «это был человек небольшого роста, с турецкими туфлями на ногах и большим изумрудом на руке».
Понтификату Адриана нелегко дать оценку. Он, безусловно, возвышается над многими из тех, кто занимал престол Святого Петра в первой половине столетия, так же как и сам он находится в тени своего великого преемника. При нем папство обрело большие силу и авторитет, нежели прежде, хотя многими успехами оно было обязано своему вхождению в Ломбардскую лигу; однако курия потерпела поражение при попытке подчинить себе римский сенат. Адриан оставался на папском престоле менее пяти лет; но эти годы оказались трудными и жизненно важными для папства и напряженными для самого понтифика. Прежде чем сдало здоровье, ослабел дух Адриана. Он умер озлобленным и разочарованным, как и многие его предшественники.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.
Александр III и Фридрих Барбаросса
(1159-1198)
5 сентября 1159 года, на следующий день после того, как тело Адриана положили в склепе Святого Петра, примерно тридцать кардиналов собрались на тайное совещание за главным алтарем церкви[117]. Через два дня все (за исключением троих) подали голоса за бывшего кардинала Роланда Сиенского, которого, таким образом, и объявили избранным. Однако одним из трех проголосовавших против был ярый сторонник империи Оттавиано ди Монтичелли, кардинал-священник Санта-Чечилиа-ин-Трастевере; как только принесли алую папскую мантию и Роланд после положенного, по обычаю, демонстративного отказа собирался надеть ее, Оттавиано бросился к нему, сорвал с него мантию и попытался облачиться в нее сам. Началась потасовка, во время которой он лишился мантии; однако его капеллан незамедлительно вытащил новую, которую Оттавиано на сей раз сумел надеть на себя — к несчастью, задом наперед, прежде чем кто-либо успел его остановить.
Затем последовало трудновообразимое смятение. Вырвавшись из рук разъяренных сторонников Роланда, которые стремились сорвать с его плеч мантию, Оттавиано, чьи яростные усилия привести ее в надлежащее состояние имели результатом лишь то, что края мантии обмотались вокруг шеи, бросился к папскому престолу, уселся на него и объявил себя папой Виктором IV[118]. Затем он промчался через храм Святого Петра и столкнулся с группой младших служителей, которым повелел устроить ему аккламацию. Увидев, что двери внезапно открылись и в собор ворвалась банда вооруженных головорезов, они поспешили подчиниться. По крайней мере на время оппозицию заставили замолчать. Роланд и его приверженцы ускользнули, пока была возможность, и нашли убежище в башне Святого Петра — укрепленном месте Ватикана. Тем временем Оттавиано, охраняемый его головорезами, был возведен на престол с чуть большим соблюдением формальностей, нежели в предыдущем случае, и с триумфом проследовал в Латеранский дворец — как сообщают, потратив некоторое время на то, чтобы привести перед выходом свое платье в надлежащий вид.
Однако эта операция, недостойная, если говорить о методах ее исполнения, может рассматриваться как вполне разумно спланированная во многих отношениях до такой степени, что нет сомнений в причастности империи к случившемуся. Сам Оттавиано давно был известен как активный сторонник империи, и его избрание папой признали двое послов Фридриха в Риме, которые в то же время объявили решительную войну Роланду. Затем они отперли свои сундуки, и золото рекой потекло в кошельки и мешки всех тех римлян (будь то нобили, сенаторы, буржуазия или толпа), которые изъявили бы желание открыто объявить себя сторонниками Виктора IV. В то же время Роланд и верные ему кардиналы оставались заблокированы в башне Святого Петра.
Однако почти тотчас Оттавиано — или Виктор, как нам придется называть его, — увидел, что поддержка, оказывавшаяся ему прежде, начинает сокращаться. История о том, как он вел себя во время выборов, стала теперь известна всему городу и, можно не сомневаться, пересказывалась со всеми подробностями. Все римляне держали сторону Роланда как законно избранного папы. Толпа собралась вокруг башни Святого Петра и гневно требовала его освобождения. На улице Виктора освистывали и оскорбляли. Когда он шел, по его адресу распевали нескладные насмешливые вирши. В ночь на 16 сентября он не выдержал и бежал из Рима. И на следующий день законный понтифик вернулся при всеобщем ликовании.
Однако Роланд знал, что медлить он не может. Имперские послы все еще находились в Риме и продолжали бессчетно тратить деньги. Кроме того, Кресценции, семья, к которой принадлежал Виктор[119], являлась одной из богатейших в городе. Задержавшись только для того, чтобы подобрать подходящую свиту, 20 сентября папа отправился на юг, в Нинфу, которая тогда находилась под властью его друзей Франджипани. И здесь, в церкви Санта-Мария-Маджоре, он наконец прошел обряд инаугурации и принял имя Александра III (1159-1181). Одной из первых его акций стало, как и следовало ожидать, отлучение от церкви антипапы, а тот вскоре (что было столь же предсказуемо) отлучил его, в свою очередь. Второй раз за тридцать лет римская церковь оказалась расколота.
Если бы Фридрих Барбаросса смирился с неизбежным и признал Александра законным папой, которым последний, несомненно, являлся, то не было бы препятствий для того, чтобы они достигли согласия. Вместо этого на соборе в Павии в феврале 1160 года император официально признал папой опереточного Виктора, тем самым вынудив Александра, чей статус вскоре признали все прочие правители Европы, еще более укрепить союз с Вильгельмом Сицилийским и обременив себя новыми обязательствами, пустыми и бесполезными, которые отравляли ему большую часть последовавшего двадцатилетия. Папа отлучил Фридриха от церкви в марте (после того, что случилось в Павии, выбора у него, по сути, не оставалось) и освободил подданных империи от клятвы верности, однако по-прежнему не мог вернуть себе Рим. В течение примерно двух лет он проводил время то в Террачине, то в Ананьи, двух папских городах, близко расположенных (что было весьма кстати) к Сицилийскому королевству, у которого он искал защиты и в чьей финансовой поддержке отчаянно нуждался. Затем в последние дни 1161 года он отправился на сицилийском корабле во Францию.