К музыке - Ираклий Андроников

Но, может быть, Коган так хорош потому, что все великие — в прошлом?

Нет! В мире и в наше время не мало скрипачей высочайшего класса. Их портреты украшают рабочую комнату Когана. Тут Давид Ойстрах, с мыслью о смерти которого нельзя примириться, Яша Хейфец, Исаак Стерн, Иегуди Менухин, Генрик Шеринг, недавно скончавшийся Иожеф Сигети, Жак Тибо, Цинна Фрадческатти, Миша Эльман, Натан Мильштейн, Ефрем Цимбалист…

Кроме Эльмана и Франческатти остальных я слышал непосредственно в концертных залах нашей страны. У каждого своя индивидуальность, свой стиль игры, свое понимание музыки, свой неповторимый звук, своя интонация.

Первый в этой галерее фотопортретов — Давид Ойстрах, старший друг Когана, замечательный музыкант, крупнейшая фигура в современном искусстве, с именем которого связана первая победа советской скрипичной школы на конкурсе имени Изаи в Брюсселе в 1937 году, где Ойстрах занял первое место. На этом же конкурсе стала лауреатом Лиза Гилельс — талантливейшая девочка, сестра замечательного пианиста Эмиля Гилельса. Ныне это известная скрипачка Елизавета Гилельс — жена Леонида Когана. Вот почему Ойстрах подарил им свою фотографию одну на двоих, снабдив ее самой дружеской надписью. На других портретах, подаренных Когану, автографы, подтверждающие его мировую славу, восхваляющие его блистательный талант, непостижимое мастерство, обаяние личности. Пять или шесть портретов с надписями по-русски, это понятно: многие всемирно известные скрипачи — выходцы из России, что же касается Хейфеца, Эльмана и Цимбалиста, то они даже и обучались у нас — в Петербургской консерватории. К русской скрипичной школе принадлежит и Натан Мильштейн… Впрочем, в этой портретной галерее — не одни скрипачи. Тут портрет Арама Хачатуряна. Польского пианиста Артура Рубинштейна. Нашего замечательного Эмиля Гилельса. Дирижеров Дмитрия Митрополуса — грека, венгра. Юджина Орманди, с которым с огромным успехом не раз выступал Коган. Тут славный бельгиец Эжен Изаи. Нежно относившийся к юному Лене Когану великий артист Василий Иванович Качалов. И еще портрет — человека, которому Коган обязан больше всех музыкантов в мире: его профессор, воспитатель и друг Абрам Ильич Ямпольский.

Коган родился в Днепропетровске. Его отец не был музыкантом, но обожал скрипку, пристрастил к ней сына, и когда в 1934 году десятилетний Леня Коган попал в Москву, то сразу же обратил на себя внимание Ямпольского, который так полюбил его и так к нему привязался, что поселил его у себя. Учился Коган в Центральной детской музыкальной школе. Ему не было еще тринадцати лет, когда о нем заговорила Москва. В шестнадцать он блестяще сыграл Скрипичный концерт Брамса. (Вот тогда-то я и услышал его в первый раз!) Это было за несколько месяцев до войны. В 1943 году Коган поступил в Московскую консерваторию, по окончании ее оставлен в аспирантуре. И тут же поразил музыкантов виртуознейшим исполнением труднейших 24 каприччи Паганини, который на долгие годы стал любимым автором Когана. Одновременно пишется диссертация, тема которой — великий польский скрипач Генрик Венявский. В эти годы Когана знает уже вся страна. Он уже объехал Украину и Закавказье, Прибалтику, Дальний Восток, Сибирь…

Наступает 1951 год. Леонид Коган выходит победителем на Конкурсе скрипачей имени королевы Елизаветы в Брюсселе. И тут к нему приходит слава всемирная. Начинаются гастроли: страны Европы. Азия. Латинская Америка. Соединенные Штаты. Австралия. Все рукоплещут советскому музыканту. На всех континентах люди стремятся к нему, чтобы выразить чувства восхищения и благодарности, передать привет нашей стране. В Сантяго — в Чили — к Когану после концерта пришел неизвестный молодой человек и с необыкновенным искусством начал играть на гитаре Бетховена, Гранадоса и Альбениса… Только потом выяснилось, что это был выдающийся гитарист Чили — Аллан, который захотел отблагодарить Когана за его блистательную игру.

Но вы думаете — одна только слава? А нечеловеческий труд! Дома — в Советском Союзе: преподавание — Коган профессор Московской консерватории, воспитавший целую плеяду великолепных скрипачей и скрипачек, уверенно добывающих лавры на международных соревнованиях… А концерты!.. Поездки по нашей стране, турне за границей! В условиях постоянных переездов он продолжает расширять и без того необъятный репертуар. А подготовка к каждому очередному концерту! Ведь он всегда играет, как в первый раз! У него ни минуты не пропадает без дела. Да и нельзя стать Коганом, не любя скрипку и музыку так, как любит их он. Он сроднился со скрипкой, он сросся с ней. Как-то мы говорили с ним у него дома о деле. И, машинально взяв в руки скрипку и размышляя, Коган тихонько поигрывал пальцами на ее струнах, с величайшей легкостью проносясь по грифу пальцами левой руки. Мне кажется, он просто бессознательно упражнялся.

Его мастерство доведено до высшей степени совершенства. До той легкости, когда захватывающие дух пассажи кажутся естественными как дыханье, как движение или улыбка. Коган играет на скрипке по-своему, постоянно применяя собственную аппликатуру. Его звук отличается редкостной красотой и какой-то особой вибрацией, каким-то неповторимым тембром. Когда вы услышите «Кантабиле» Паганини, услышите Моцарта — Пятый ля-мажорный концерт… Да нет! Тут можно восхищаться каждой работой и все равно не передать этого очарования, всего богатства его исполнения и его программ. Но все совершенство техники полностью отдано в услужение искусству. В игре Когана нет ничего показного, эффектного, броского… Да и зачем ему? Его музыка вызывает всегда такую бездну мыслей и чувств, так всегда драматична по умению выявлять элементы борьбы противоположных начал, обнаруживать контрасты. Коган подчеркивает их и в построении программ — играет три скрипичных концерта в течение одного вечера — Моцарт, Паганини, Брамс. Какое разнообразие стилей! Столетие уложилось в этот концерт, в эти три имени. Это — три музыкальных мира. И связанных между собой, и противоположных друг другу, и образующих непрерывную цепь музыкального мышления… Или три века — Бах, Бетховен и Альбан Берг (скончался в 1935 году). И в самой интерпретации — будь то крупное сочинение или миниатюра — в игре Когана всегда сочетаются контрастные элементы: романтический порыв и необыкновенный покой. Яркость красок и предельная простота. Буйная фантазия и удивительная серьезность. Ошеломляющий блеск пассажей и правда чувств. Это потому, разумеется, что самому Когану, его характеру, его душевной структуре свойственны и интуитивное постижение искусства и острая мысль. Свобода импровизации сочетается с точностью. И при этом — полное перевоплощение в автора, в эпоху, в национальность, в характер пьесы. Сегодня в его программе старые мастера — Бах и Моцарт. И современник наш — замечательный Шостакович. Испанец де Фалья. Американский композитор Гершвин. Певучая миниатюра Паганини. Пламенный танец Брамса. Меланхолическая серенада Чайковского. Когда он будет играть — обратите внимание на кристальную ясность его стиля, на богатство и убедительность интонаций. На глубочайшее чувство ритма. Ритм у него пульсирует, наполняет каждую фразу, выражает волю исполнителя, таит в себе выразительность его игры, сообщает произведению жизнь, вдыхает в него душу. Да и сам Коган считает, что и характер замысла, и музыкальный образ, и средства воздействия осуществляются прежде всего через ритм. Я же лично ощущаю ритм Когана с такою же остротой, с какою воспринимаю метрическую структуру стиха.

Коган никогда не вступает в полемику с автором. Никогда не стремится показать себя, свои приемы, свой стиль игры. Нет, только вещь! Только автор раскрывается перед вами. Но чем старательнее прячет от вас свою личность, играя Чайковского, Моцарта или Баха — тем более кажется, что именно он, Леонид Коган — творит перед нами эту неповторимую музыку, мысля так, как мыслили бы Чайковский, Моцарт и Бах, но не тогда; а сегодня, сейчас. И это — при абсолютном соблюдении музыкального текста и стиля. Получается стереоскопия — восемнадцатый век и век девятнадцатый проступают сквозь двадцатый век. Поэтому все, что играет Коган, глубоко современно, ново, это всегда открытие неизвестного, словно только сегодня прочитано. Даже если вы знаете эту вещь наизусть.

Когда Коган выходит на эстраду, я всегда восхищаюсь: с первой же фразы он погружается в музыку. И с той же минуты я ощущаю тот мост, ту легкую арку, которая возникает между эстрадой и залом. Играя, он все время контролирует внимание публики, ведет ее за собой. Он как бы разговаривает с ней. Но разговаривает, «не нагибаясь», не занимая, не развлекая ее. Он говорит с ней, как с равной.

Мне очень близко это художественное свойство замечательного нашего музыканта. Это же и есть подлинный демократизм искусства, когда артист верит в творческие возможности публики. А Коган всегда жизнерадостен, всегда увлечен, возвышен искусством. И предполагает эти свойства в других.