К музыке - Ираклий Андроников

Сколько прекрасных часов было в жизни радиослушателей — тех, что любят серьезную музыку. В эфире контакт устанавливается с поразительной быстротой, внимание сосредоточено: только музыка. И так прочен этот контакт между оркестром и нами, что открываются какие-то новые, прежде неизвестные условия восприятия музыки. Как в сказках, где волшебная музыка льется сама собой. И это сознание, что вместе с тобой эту музыку слушает вся страна, а ты в то же время наедине с ней — это не те ощущения, которые приходят к тебе в переполненном зале. Там мы аплодируем исполнителям вместе со всеми. Здесь «аплодируем» молча, в душе. И в письмах. Писем поступает в адрес Большого оркестра множество. И вряд ли было хотя бы одно письмо недовольное. Только радость. Только просьбы. И благодарности. Не удивительно! Великолепны были, скажем, в первые годы постановки опер, не шедших тогда на сценах наших театров: Бетховена, Вебера, Верди, Даргомыжского, Чайковского, Сметаны… Их воскресил оркестр радио, во главе которого в те годы стоял Александр Иванович Орлов — дирижер артистический, контактный, живой… Вспомнить хотя бы «Манон Леско» Джакомо Пуччини под его управлением — с солистами Натальей Рождественской и Дмитрием Тарховым — спектакль незабываемый! А оперы Моцарта! Их в концертном исполнении поставил отличнейший дирижер Георг Себастьян, живший в то время в Советском Союзе. И можно ли позабыть концерты под управлением гостей — Оскара Фрида, Эриха Клейбера, Отто Клемперера, Фрица Штидри, позже — Германа Абендрота, Лорина Маазеля!.. Каждое сочинение в памяти так и звучит!

Орлова на посту главного дирижера сменил Николай Семенович Голованов — властная рука, могучая воля, темперамент, опыт огромный. И русский репертуар становится с каждым годом богаче, разнообразнее, с каждым годом занимает все больше места в программах.

Очень успешно и много работал с оркестром Александр Васильевич Гаук еще прежде, чем встал за пульт в качестве главного дирижера. Культура, вкус, обширнейшие познания, высокие требования Гаука, его любовь к масштабным концепциям и к отделке деталей — все пошло на пользу оркестру. И множество славных программ пришлось бы назвать, предавшись воспоминаниям. Прежде всего надо упомянуть о том, как играли с Гауком Глинку. Да нет! Чайковский был хорош, и Бетховен, и Рихард Штраус, и Шостакович — особенно Десятая симфония, в 1954 году. О каждой вещи надо рассказывать особо: все это большие удачи Оркестра… И ни один, наверное, оркестр у нас не сыграл столько прекрасной музыки. И при этом сколько же сыграл он премьер!

Современная музыка, и музыка Прокофьева прежде всего, заняла особо важное место в репертуаре оркестра с тех пор, как он начал работать с новым руководителем — Геннадием Николаевичем Рождественским, музыкантом огромного дарования и ослепительной техники. Сравнивая вечернее исполнение с тем, что было на утренней репетиции, понимаешь, как много в этой игре свободной и смелой импровизации и радуешься тому, как оркестр легко принимает новые условия игры, как он уверен, полагаясь на руки Рождественского.

Выступления под эгидой этого дирижера составили новый этап в жизни оркестра, ибо его игра выражает не только заложенные в партитуре чувства, но и мысль современного художника этой музыке, которую он исполняет, о времени, о связи времен. О своем отношении к ней. Неверно было бы приписать эти свойства одному Г. Н. Рождественскому. Эти свойства можно заметить и у других. Но в игре Рождественского они выражены очень отчетливо. А раз так, то понятно, что эти свойства его определяют и нынешний стиль оркестра — играет ли он с Рождественским симфонию «Манфред» Чайковского или «Фантастическую симфонию» Берлиоза, Равеля или Прокофьева, Брукнера, Стравинского, Бриттена, Хиндемита… При этом у оркестра свое неповторимое звучание, свой «тембр» — насыщенный, праздничный, легкий, подвижный, богатый оттенками, «дыханье» особое — я вспоминаю концерт Леопольда Стокойского, когда он играл «Смерть Изольды»: какая была бесконечная, безбрежная звуковая волна с нарастаниями, взлетами, спадами. И оркестр нес эту страсть просторно, широко… Потом он снова сыграл «Смерть Изольды» — дирижировал Николай Рабинович, — совсем по-другому играли. Но снова увлекала эта бесконечность мелодии, плавность, соединение свободы, и страсти, и муки… Крупные советские дирижеры, кажется, все выступали с этим оркестром. И все выражали потом удовольствие и благодарности — от души. Часто стоял за пультом и музыкант и человек огромного обаяния и огромной культуры Николай Павлович Аносов и замечательный Самуил Абрамович Самосуд, и Борис Хайкин, и Евгений Мравинский, Александр Мелик-Пашаев, Натан Рахлин… Евгений Светланов сдавал с этим оркестром свой дипломный отчет, а потом осуществил несколько великолепных программ. И ото всех оркестр что-то перенимает. Но своей, если так можно сказать, коллективной индивидуальности не теряет нисколько. И другие оркестры с теми же дирижерами и с программами теми же будут играть иначе. Большой симфонический необыкновенно чуток в игре, необыкновенно подвижен. Он привык читать и читать новую музыку. Играть — не одно и то же по многу раз, а множество сочинений— по разу! Слушая записи оркестра, сделанные в разные годы, слышишь, как хорошо он играл в прежнее время и как великолепно звучит теперь. Вы почувствуете разницу исполнительских стилей, когда засверкают краски скрябинского «Экстаза», раскрытые Головановым, а затем зазвучит строгая до-минорная танеевская симфония, которую навсегда поселил в наших душах Гаук. И новый период жизни раскроется перед нами, когда с великолепной легкостью и свободой, музицируя дружно, без напряжения, Геннадий Рождественский и оркестр прочтут такие красоты в сочинениях заигранных и неигранных, каких другой оркестр и другой дирижер никогда не прочтут именно так, а прочтут и поймут совсем по-другому. Когда оркестр играет с Рождественским, кажется, словно пульс у них общий у всех. Одни интонации. Самое движение музыки неразрывно, звучание льется плавно, словно «сделанное из одного куска»… Он молод, Большой симфонический, но он и не постареет, ибо всегда стремится к новому, молодому. А молодость, — как говорил великий румынский композитор, дирижер и скрипач Джордже Энеску, — молодость это не период жизни, а состояние души, способность воображения, сила чувств. Никто не переиграл столько молодых сочинений, как Большой симфонический — от первых сочинений Шостаковича, Кабалевского, Тактакишвили, Хренникова, Хачатуряна до последних новинок. Это — один из лучших оркестров мира. Известно это уже давно. Зарубежные гастроли оркестра, побывавшего во многих странах, только подтвердили это мнение. Не просто оказаться в блестящей плеяде лучших оркестров мира! Но Большой симфонический в эту плеяду вошел. А многие его достоинства не идут ни с кем и ни в какие сравнения, ибо особая сила его заключается в том, что у него свои связи с миром. Он возник в стране, где симфоническую музыку полвека назад слушала небольшая по числу столичная публика. Ну, слушали еще в нескольких городах. И вот Большой симфонический научил слушать, любить, помнить и понимать серьезную музыку миллионы людей. Он демократичнее всех, этот оркестр. Он играет не для любителей. Он любителей создает. И вызывает любовь к себе людей без числа. Вот от этих людей я и взялся произнести эти несколько слов, чтобы сказать артистам:

— Ваша игра, кроме благодарности, вызывает столько благородных чувств в нас, что выразить их могла бы, наверное, одна только музыка!

ВОЛШЕБНЫЙ СМЫЧОК ЛЕОНИДА КОГАНА

Чья была инициатива — не знаю, но музыкальная редакция Центрального телевидения предложила мне прокомментировать выступление Леонида Когана, которое должно было передаваться из телестудии.

Согласился ли я? Да я не только ответил согласием, — я испытал настоящую радость от того, что смогу сказать по телевидению несколько слов об очень мною любимом артисте, одном из самых блистательных скрипачей нашего века. Ибо если обратиться к истории музыки и вспомнить имена величайших поэтов скрипки за последние 300 лет, начиная от Арканджело Корелли — вспомнить Тартини и Паганини, Вьетана, Венявского, Сарасате, Ауэра, Фрица Крейслера и Джордже Энеску — то в какой бы стране не писалась история этого инструмента — в ней никогда не будет пропущено имя Леонид Коган. Недаром его называют «чародеем». А быть чародеем сегодня труднее, чем прежде. Мир уже слышал чародеев и ждет не повторений, не подражаний, а новых достижений, новых чудес. И они проявляются — не только в исполнении классического репертуара, но и в новых сочинениях для скрипки. Концертов Альбана Берга и Шостаковича ни Паганини, ни Сарасате не исполняли. Они были гениальными музыкантами своего времени. Именно своего. Их ощущение музыки и понимание мира соответствовало той эпохе, в которую они жили и которую выражали.