Свои и чужие - Иван Чигринов

— Появилось добавочное и весьма важное обстоятельство, которое заставило нас выделить третьего человека, — продолжал между тем Карханов. — Сейчас я об этом скажу. Но в группе среди политработников и командиров тоже есть немало проверенных нами, а поэтому и надёжных, как мы считаем, товарищей. Например, Леднёв. Когда-то учился в Ленинградской школе связи. Потом на заочном отделении Военно-политической академии имени Ленина. Последняя должность в РККА: старший инструктор политотдела стрелкового корпуса по работе среди населения и войск противника. Признаться, такой человек и нам бы тут пригодился, но приказано переправить также и его за линию фронта. Видно, у них там большая нужда. А вот и другой товарищ, на которого тоже можно спокойно положиться, Преловский Павел Архипович. В партии с тысяча девятьсот семнадцатого года. Звание — батальонный комиссар. По военно-учётной специальности — преподаватель военно-учебных заведений. В боях участия не принимал. Ну, и так далее. Я назвал двух надёжных товарищей. Гусев, конечно, знает больше таких людей. Понятно, что за линией фронта они пройдут соответственную проверку. Но вы тоже по дороге приглядывайтесь к каждому. И главное — никого в группу не принимайте дополнительно. В вашу задачу входит вывести к своим этих. Ну, а ещё в вашу задачу входит следующее.

И командир отряда бросил взгляд в ту сторону, где читал документы притихший комиссар. Тот, видно, почувствовал, что задерживает разговор, легко поднялся с пола и, подойдя к ларю, отдал все, что было в руках, Карханову.

— Где это она успела раздобыть такую информацию? — удивлённо спросил он.

— Не знаю, — ответил Карханов. — В конце концов это её дело и её секрет. Но когда армейские товарищи просили меня связаться с ней, помочь рацией, я на такое и не надеялся. Вчера вдруг Князев приносит из Бабиновичей, а нам с вами этого и во сне не снилось.

Непосвящённым, то есть Шпакевичу и Чубарю, их разговор был пока что непонятен, и они стояли поодаль от ларя с недоуменными лицами. Хотя такие ответственные люди, как Карханов и Богачёв, могли иметь свои тайны, на то один из них командир, а другой комиссар. Но вот Карханов раскинул на ларе уже знакомую карту, сказал:

— Тут нанесено размещение вражеских частей, подчинённых командующему тылом группы армий «Центр», по состоянию на прошлую неделю. Надо надеяться, что за это время особых изменений не произошло. Словом, в наши руки неожиданно попали весьма ценные разведданные, их уже ждут в Москве, а вам, товарищи, предстоит доставить их за линию фронта. Одно перечисление частей занимает двенадцать страниц машинописного текста. Таким образом, все данные не поместились бы на нашей карте. Кстати, Шпакевич, карту эту мы поручаем вам лично. Внимательно следите и на всякий случай запоминайте: главная квартира командующего тылом всей группировки находится в Смоленске. У нас это помечено таким знаком. Вот. В Смоленске находятся и некоторые другие подразделения, которые входят в штаб командующего тылом. Это — высший начальник СС и полиции, уполномоченный шефа полиции безопасности и ЕЛ, генерал по контролю за дисциплиной в войсках, группа армейской патрульной службы, паспортный отдел «ОСТ У», рота пропаганды «В» (Беларусь), комендатура военнопленных округа «К», которую немцы думают перевести в Гжатск, а также комендатура военнопленных округа «Р», руководящий директор тайной полевой полиции (ГФП), корпусной картографический отдел и группа полевой почты. Кроме того, главный командный пункт таможенно-пограничной охраны размещён в Могилёве. В Рославле находится комендатура военнопленных округа «Я», в Борисове — пересыльная тюрьма вермахта. Это, как я сказал, все, что касается штаба самого командующего. Но мы имеем теперь информацию и об охранных дивизиях. В полосе наступления группы армий «Центр» их насчитывается в настоящий момент пять — 221-я, 286-я, 403-я, 255-я и 339-я. Последние две почему-то обозначены как пехотные. Так вот — штаб 221-й дивизии находится в Кричеве, но немцы собираются перевести его в Брянск. Штаб 286-й дивизии стоит в городе Орша, штаб 403-й — в Витебске, штаб 225-й — в Вязьме, а штаб 339-й — в Борисове. Кроме того, штабу командующего тылом группы армий «Центр» принадлежат две бригады СС —кавалерийская со штаб-квартирой в Торопце и первая моторизованная со штаб-квартирой в Конотопе. И ещё я хотел бы обратить ваше внимание, товарищ Шпакевич, на одно обстоятельство. Вот, видите? Отдельные пометки нанесены на такие населённые пункты, как Светичи и Демидов. Там немцы успели создать уже так называемые национальные части из предателей. В Светичах стоит 354-й украинский эскадрон, который входит в 286-ю дивизию охраны, а в Демидове — украинская сотня, которая принадлежит 403-й охранной дивизии. Но и это не все. В Гомеле находится 4-й украинский эскадрон 221-й охранной дивизии, а в Могилёве — 102-й казацкий эскадрон, который подчинён самому командующему.

Карханов поднял голову.

— Успеваете следить за мной?

— Не совсем, — признался Шпакевич.

— Ничего, мы повторим с вами все сначала. Устроим, так сказать, экзамен. А вот и вам, товарищ Чубарь, работа.

Чубарь шевельнулся, собираясь подойти ближе к карте. Но Карханов заученно, со знанием дела выхватил несколько листов из пачки бумаг, подал ему.

— Тут по большей части то, что не попало па карту, — объяснил он. — Например, местонахождение полицейских частей в полосе группы армий «Центр», размещение групп и команд тайной полевой полиции, полевых и местных комендатур, лагерей военнопленных, армейских пунктов военнопленных, стационарных и фронтовых лагерей. Сейчас мы с комиссаром па некоторое время оставим вас здесь, на мельнице, а вы тем временем, товарищ Чубарь, тоже попытайтесь проштудировать эти документы и разобраться, что к чему. Неплохо будет, если вы кое-что не только в кармане за линию фронта понесёте, но и в голове. Резонно?

Чубарь кивнул, уже целиком поглощённый документами, которые получил от командира отряда.

Карханов взял свою палку и, опираясь на неё, вышел с комиссаром из мельницы.

Шпакевич, казалось, даже не услыхал, как за ними скрипнули и затворились двери: склонившись над картой, которую командир отряда оставил па ларе, он старался ещё раз запомнить те обозначения, условные знаки, что во многих местах пестрели рядом с населёнными пунктами. Чубарь тоже занялся порученным делом. Привалившись спиной к прохладной стенке, он принялся перебирать, перекладывая из руки в руку, бумаги, как будто желая побыстрее заглянуть в конец, потом вернулся к началу и стал внимательно вчитываться в текст. Ему досталось только неполных шесть листков, как раз тех, что были последними. Но уместилось на них многое, и Чубарь вдруг почувствовал, что волнуется, как ученик, когда тот открывает книжку и вдруг понимает, что вряд ли справится с заданным на завтра уроком. Читались документы с трудом, а запоминались ещё хуже — к цифрам он привык, такая работа ему попадалась и раньше, когда приходилось без конца что-то подсчитывать, а вот названия, особенно те, что остались на немецком языке, без перевода, никак не давались. Для этого нужна была особо тренированная память. И тем не менее, вскоре Чубарь мог уже без бумажки сказать, что в Брянске, например, в Рославле, а также в Великих Луках, в Могилёве, Витебске и Гомеле, в Орше, Велиже, Клинцах ещё в прошлом месяце обосновались группы немецкой тайной полевой полиции, а в Смоленске, Черикове и Торопце — полицейские части (полк «Центр», 131-й, 309-й и 317-й батальоны, а также 690-й дивизион полевой жандармерии), которые подчинялись высшему руководству СЕ и командованию 2-й танковой армии. Больше мороки с запоминанием стало, когда Чубарь приступил к разделу под литерой «К», где перечислялись номера полевых и местных комендатур и указывалось их местонахождение. Особый раздел был отведён лагерям военнопленных, которые почему-то назывались по-разному: одни — дулагами, другие — шталагами, третьи — офлагами. Объяснения им ни в скобках, как это обычно делается, ни в сносках не было, но можно было выработать определённую систему, которая помогла бы на некоторое время запомнить и эти сведения. По крайней мере, Чубарь на это надеялся, потому что ученическое волнение к тому времени уже прошло, и он стал постепенно прикидывать, что тут к чему. Легко было запомнить местонахождение офлага, ибо таковой значился в бумагах один — в Бобруйске. Зато дулаги немцы разместили в Малоярославце, Полоцке, Калуге, Можайске, Кричеве, Ржеве, Борисове, Михновке, что возле Смоленска. Были дулаги также в самом Смоленске, в Гомеле, в Вязьме, Брянске, Минске, Рославле, Глухове, Конотопе. Между тем шталагов насчитывалось всего пять — в Борисове, Витебске, Орше, Боровухе, Могилёве. Конечно, представляли интерес среди разведывательных данных армейские и фронтовые сборные пункты военнопленных. Во всяком случае, Чубарь весьма серьёзно отнёсся и к этой части чьего-то сообщения, взяв на заметку, что армейские сборные пункты военнопленных были размещены немцами в Можайске, Невеле, Журавке и Новгород-Северском. Фронтовой же сборный пункт военнопленных в полосе наступления группы армии «Центр» находился в Смоленске, а его филиал — в Рославле.