Звезда гигантов - Джеймс Патрик Хоган

ту ночь, последнюю в Бруно, Пейси был слишком сбит с толку, расстроен и зол, чтобы спать. Он не спал в своей комнате и мерил шагами пол, вспоминая каждую деталь всего, что произошло, и рассматривая всю ситуацию сначала с одной стороны, потом с другой, но не мог найти шаблона, который бы соответствовал всему. Он снова поддался соблазну позвонить на Аляску, но удержался.

Приближалось 2 часа ночи по местному времени, когда в дверь тихонько постучали. Озадаченный Пейси поднялся со стула, в котором он пребывал в раздумьях, и подошел, чтобы открыть. Это был Соброскин. Русский быстро проскользнул внутрь, подождал, пока Пейси закроет дверь, затем сунул руку в карман пиджака и достал большой конверт, который он передал, не говоря ни слова. Пейси открыл его. Внутри был розовый кошелек с ярко-красной каймой. На титульном ярлыке спереди было написано: КОНФИДЕНЦИАЛЬНО. ОТЧЕТ 238/2G/Nrs/FM. НОРМАН Х. ПЭЙС — ЛИЧНЫЙ ПРОФИЛЬ И ЗАМЕТКИ.

Пейси недоверчиво посмотрел на него, открыл, чтобы быстро просмотреть содержимое, затем поднял глаза. «Как ты это получил?» — спросил он хриплым голосом.

«Есть способы», — неопределенно сказал Соброскин. «Вы знали об этом?»

«У меня... были основания полагать, что нечто подобное может существовать», — осторожно сказал ему Пейси.

Соброскин кивнул. «Я подумал, что вы, возможно, захотите положить его в безопасное место или, возможно, сжечь. Была только одна копия, которую я уже уничтожил, так что можете быть уверены, что она не попадет туда, куда должна была попасть». Пейси снова посмотрел на бумажник, слишком ошеломленный, чтобы ответить. «Кроме того, я наткнулся на очень странный том протоколов заседаний делегации — совсем не похожий на то, что я помнил. Я заменил его набором копий, которые мы с вами оба видели и одобрили. Поверьте мне на слово, что именно они дойдут до Нью-Йорка. Я сам запечатал их в сумке курьера, как раз перед тем, как доставить Тихо».

«Но... как?» — только и смог сказать Пейси.

«У меня нет ни малейшего намерения вам рассказывать», — голос русского был резок, но глаза его сверкали.

Внезапно Пейси ухмыльнулся, когда наконец до него дошло сообщение, что не все в мире были его врагами. «Возможно, пришло время нам сесть и сравнить заметки», — сказал он. «Полагаю, у меня нет водки в заведении. Как насчет джина?»

«Именно к такому же выводу пришел и я», — сказал Соброскин, доставая пачку заметок из внутреннего кармана. «Джин подойдет — я к нему очень неравнодушен». Он повесил куртку у двери и сел, чтобы удобно устроиться в одном из кресел, пока Пейси ходил в соседнюю комнату за стаканами. Пока он был там, он проверил, достаточно ли заполнен ледогенератор. У него было предчувствие, что ночь будет долгой.

Глава девятнадцатая

Гарут провел двадцать восемь лет своей жизни с Шапьероном. Группа ученых на древней Минерве выступала за программу обширной климатической и геологической инженерии для контроля прогнозируемого накопления углекислого газа. Однако проект был бы чрезвычайно сложным, и имитационные модели выявили высокий риск сделать планету непригодной для жизни скорее раньше, чем позже, нарушив парниковый эффект, который позволял Минерве поддерживать жизнь на значительном расстоянии от Солнца. В качестве страховки от этого риска другая группа предложила метод увеличения выхода солнечного излучения путем изменения его собственной гравитации, идея заключалась в том, что программа климатической инженерии могла бы продолжаться, и если бы нестабильности действительно достигли точки разрушения парникового эффекта, Солнце можно было бы нагреть для компенсации. Таким образом, в целом Минерва не пострадала бы.

В качестве меры предосторожности правительство Минервы решило сначала проверить последнюю идею, отправив научную миссию на борту Шапиерона для проведения полномасштабных испытаний на солнцеподобной звезде под названием Искарис, планеты которой не поддерживали никакой жизни. И хорошо, что они это сделали. Что-то пошло не так, что заставило Искарис превратиться в новую, и экспедиция была вынуждена бежать, не дожидаясь завершения ремонта главной двигательной системы корабля, который в то время был в процессе. Разогнанный до максимальной скорости и с неработающей тормозной системой, Шапиерорн вернулся в окрестности солнечной системы и кружил более двадцати лет по собственным часам в условиях сложного замедления времени, в то время как в остальной части Вселенной время пролетело в миллион раз быстрее. И вот, в конце концов, корабль прибыл на Землю.

Когда Гарут стоял в дверях одного из лекционных залов корабельной школы и смотрел через ряды пустых сидений и поцарапанные столешницы на возвышение и ряд экранов в дальнем конце, его разум вспоминал те годы. Многие, кто покинул Минерву вместе с ним, не дожили до этого дня. Иногда он верил, что никто из них никогда его не увидит. Но, как и было в жизни, новое поколение заменило тех, кто ушел, — поколение, родившееся и выросшее в пустоте космоса, которое, за исключением краткого пребывания на Земле, не знало другого дома, кроме как внутри корабля. Во многих отношениях Гарут чувствовал себя отцом для всех них. Хотя его собственная вера порой колебалась, их вера — нет, и поскольку они никогда не думали сомневаться, он вернул их домой. Что же будет с ними теперь? — задавался он вопросом.

Теперь, когда этот день настал, он обнаружил, что испытывает смешанные чувства. Рациональная часть его, естественно, была рада, что долгое изгнание его народа закончилось, и они наконец воссоединились со своими сородичами; но на более глубоком уровне другая часть его будет скучать по этому миниатюрному, замкнутому миру, который так долго был единственным, что он знал. Корабль, его образ жизни и его крошечное, сплоченное сообщество были такой же частью его, как и он был частью их. Теперь все это закончилось. Сможет ли он когда-нибудь так же принадлежать к бросающей вызов разуму, подавляющей цивилизации Туриен с технологиями, граничащими с магией, и населением в сотни миллиардов, разбросанным по световым годам звезд и космоса? Сможет ли кто-нибудь из них? А если нет, смогут ли они когда-нибудь снова принадлежать к чему-либо?

Через некоторое время он отвернулся и начал медленно идти по пустынным коридорам и палубам связи к точке доступа в переходную трубу, которая должна была привести его обратно в командный отсек корабля. Полы были истерты годами топота ног, углы стен были стерты и сглажены проходами бесчисленных тел. Каждая отметка и счет имели свою собственную историю, рассказывающую о каком-то событии, которое произошло где-то в течение всех этих лет. Неужели все это теперь будет забыто?

В некотором смысле он чувствовал, что это уже