Контрабанда без правил - Ричард Цвирлей

Полковник Жито покивал головой и заулыбался:

– Это несомненный успех, наш общий успех. Поэтому к двенадцати подготовьте предварительный рапорт, мне придется поехать к воеводскому секретарю и заверить его, что все нормально. А вы в это время можете спокойно заняться своей работой.

9:15

Люциан Мругала лежал на полу камеры № 15 следственного изолятора на Кохановского и визжал. Его плечевой сустав опасно затрещал, и Люциан завизжал, потому что, во-первых, его заставили, а во-вторых, ему было очень больно. Как могло не болеть, если на человека, лежащего на грязном и вонючем полу, сел 120-килограммовый здоровяк. И совсем не осторожно и нежно, а со всего размаха, всем своим весом прижимая к полу, при этом выворачивая руку назад. Люциан считал, что у него красивая рука. Она была покрыта наколками в виде китайского дракона с крыльями, пожирающего голую женщину с большим бюстом. Это была работа великого мастера Збышека Климчака в тюрьме во Вронках. Но тот, кто сидел верхом на Люциане и упирался коленом в позвоночник, не был ценителем нательной живописи. Было очевидно, что его не интересует красивая наколка Люциана, хоть она была у него прямо перед глазами, единственное, что его волновало в этот момент, это громкость визга Люциана.

Люциан хотел проверить, можно ли уже перестать визжать, и замолчал. Зря он это сделал, потому что сразу почувствовал, как трещит сустав, боль усиливается, и дело может закончиться тем, что ему оторвут руку. Он завизжал еще громче, потому что был уверен, что рука ему еще пригодится. Например, чтобы задушить ночью издевавшегося над ним сейчас толстяка.

Вчера Люциан совершил ошибку и неправильно оценил противника, сегодня это вылезло ему боком.

Мужчина выглядел как тюфяк, стоило его принять в камере, как положено. Тем более он попал к тем, кто подчинялся воровским законам, и по странному стечению обстоятельств их было трое в одной камере. Бывалые с пятницы сидели в четырехместной камере и были уверены, что к ним никого не подсадят, но в воскресенье перед ужином сержант открыл дверь камеры и вместо того, чтобы спросить, хотят ли они курить, впустил этого типа в джинсовой одежде.

Ментус и Глизда даже не посмотрели на вновь прибывшего, только сказали Люциану проверить, кто он такой. Люциан узнал, что у того есть «Мальборо», и от него несет туалетной водой. Он сообщил, что и как, и добавил, что тот не похож на сидевшего.

Глизда, главный в камере, решил действовать и стал изображать из себя участливого друга. Он рассказывал какие-то тюремные байки, попросив угостить его сигаретой. Чужак угостил всех, но потом сел в углу и перестал реагировать на замечания сокамерников. Это было уже слишком. Он не оказал им должного уважения и не хотел больше давать сигареты. Поэтому они решили ночью проучить его.

Вечером они тихо посовещались и легли, делая вид, что спят. Они выжидали на нарах, пока чужак уснет. Но все пошло не так, как надо. Они втроем наклонились над ним. Ментус сдернул с него одеяло и набросился на шею. Но оказалось, что тот, кого они считали тюфяком, встал на ноги с повисшим на нем Ментусом. Ментус отлетел к стене с громкими воплями, а вслед за ним упал Глизда, на которого приземлился Люциан. Мужчина прикрикнул, что, если хоть один дернется, он оторвет ему голову и затолкает ее в парашу. Все затихли до утра и только после завтрака опять договорились, что они не могут простить того, что случилось ночью. Они сказали Люциану, чтобы он подошел к толстяку сзади, когда тот решит облегчиться. Люциан знал, что приказ сокамерников нужно выполнять, поэтому пошел, уверенный, что идет на верную смерть. Толстый, наверное, почувствовал, что они задумали. Когда Люциан хотел нанести ему удар в лицо, он неожиданно выхватил из-под себя ведро и ударил им Люциана по голове, упавшего на пол, но перед этим успевшего увидеть яркие искры. Не дожидаясь ответных движений, придерживая брюки, он вскочил ему на спину и вывернул назад руку так сильно, что послышался хруст. Он наклонился над ухом Люциана и сказал сквозь сжатые зубы:

– А сейчас давай визжи, как свинья, раз лежишь в дерьме.

Глизда и Ментус смотрели на происходящее как зачарованные. Они быстро поняли, что не стоит защищать Люциана, потому что себе дороже. Чужак оказался сильнее.

В замке двери заскрежетал ключ, и в камеру вошел сержант Мрочек. Он посмотрел на Люциана, валявшегося на испачканном полу, и задорно рассмеялся. Посмотрел на здоровяка, уже послушно сидевшего на нарах, и спросил у него:

– Ты Грубинский Ричард?

– Я.

– На допрос. А ты, – он опять со смехом посмотрел на Люциана, – перестань валяться и приберись, а то грязь развел.

Охранник и Толстый вышли, а Люциан мог наконец подняться.

Глава 6

9:30

Мирек Бродяк пришел в бешенство. Он был просто вне себя от ярости. Он вошел в кабинет, где сидел Блашковский, но не успел сесть на свое место, как дверь снова открылась, и внутрь вошел довольный как слон Теофиль Олькевич, а за ним Фред Мартинковский.

– Я записал его данные, – сказал младший лейтенант, открывая коричневую, видавшую виды сумку, которую раньше поставил на стул у стены. Немного в ней покопался и вынул записную книжку «Тено» в серой обложке. Он положил ее на стол перед сидевшим с другой стороны Блашковским и начал быстро перелистывать страницы.

– Вот он. Его зовут Грубинский Ричард. – Он радостно посмотрел на майора, но его реакция была неожиданной.

– Как его зовут? – удивился Мартинковский.

– Я же говорю, Грубинский Ричард, задержанный вчера в ресторане «Смакош».

Старший лейтенант Бродяк не мог поверить в то, что услышал. Он вскочил со стула и быстро подошел к Олькевичу.

– Теофиль, ты что несешь? Грубинский задержан?

– Ну да. Задержали, когда он собирался съесть отбивную в «Смакоше», – хихикнул Олькевич и посмотрел на майора, но тому было явно не до смеха.

– У тебя совсем крыша поехала? – Бродяк оперся обеими руками о стол и наклонился к самому лицу Олькевича. – Я вчера разговаривал с этим человеком, и он собирался дать мне наводку. Теофиль, ты идиот, ты арестовал мой оперативный источник. Что здесь вообще происходит? Фред, скажи мне, что я сплю, потому что я не знаю, что я сейчас сделаю!

Майор Мартинковский был удивлен не меньше Бродяка. Он знал Ричарда Грубинского и скорее готов был поверить, что его арест – глупое недоразумение. Они познакомились почти год назад, в июне, когда какая-то шпана стащила его