Двойня для Цербера - Джулс Пленти

Он открывает дверь нужной палаты, и я вхожу, не чувствуя пола под ногами.

Прижимаюсь спиной к стене, чтобы не упасть. Я надеялась, что он спит, но Цербер смотрит на меня одним глазом и кривит в жуткой усмешке разбитые губы. Одна сторона его лица заплыла огромной гематомой, которая полностью закрыла второй глаз и перекосила рот.

Его правая рука лежит поверх одеяла, замотанная бинтами, на которых проступили кровавые пятна. В другую руку воткнута капельница, а грудь вся в кровоподтеках. Цербер смотрит на меня и молчит. Смотрит так, словно это я виновата в случившемся. Как если бы он нащупал связь между тем, что сделал со мной в клубе и внезапным возмездием.

— Что, Агния, довольна? Хорошо тебе? Потекла от удовольствия? — хрипло выплевывает он издевательские вопросы-упреки.

— Нет, нет, — лепечу я, стараясь скрыть свои истинные чувства. — Как ты можешь так говорить, Олег?

— Подойди, — приказывает он.

Меня и больничную койку разделяют шагов двадцать, не больше. Но ноги не несут. Мне подташнивает от удушливого запаха больницы и его злобы, которая вдруг обрушилась на меня.

— Чего встала, Агния? Подошла быстро, — повышает он голос и тут же закашливается.

Я повинуюсь. Могу убежать — он же за мной не кинется, но повинуюсь рефлексу.

— Тебе что-нибудь нужно, Олег? — спрашиваю я, стараясь держаться чуть поодаль, чтобы он не дотянулся до меня нетронутой рукой.

— Наклонись, — бросает он своим излюбленным барским тоном.

Я склоняюсь над ним, придерживая руками распущенные волосы. Цербер резко хватает меня за шею и притягивает к себе так близко, что я касаюсь губами его уха. Давит так сильно, что в глазах темнеет.

— Что ты делаешь, Олег? — хриплю я, пытаясь вырваться.

— Не строй иллюзий, Ася, — шипит он. — Ничто нас с тобой не разлучит. Если понадобится, я из мертвых восстану, чтобы опять быть с тобой. Никуда ты от меня не денешься и не избавишься, поняла?

— Да, — шепчу я, задыхаясь.

Он резко отпускает меня, и я вцепляюсь в спинку кровати, хватая открытым ртом воздух.

— Ты спросила, нужно ли мне чего, — продолжает он мучить меня. — Я тебя хочу. Ляг рядом и обними меня.

— Олег, ты же после операции. Я не хочу тебе навредить, — увиливаю я от ужаса, который он предлагает.

— Не навредишь больше, чем есть. Давай, полечи своего мужчину.

Он совсем спятил. Совсем. Даже полуживой пытается сделать мне больно.

Я повинуюсь. Повиновение уже вошло у меня в привычку. Я снимаю кроссовки и аккуратно ложусь рядом, стараясь не потревожить его покалеченную руку.

— Поцелуй меня и погладь по голове, — проговаривает глухим голосом.

Я касаюсь губами его раскуроченной щеки и ладонью провожу по волосам. Любое чудовище хочет, чтобы его полюбили. Цербер тоже хочет.

Я никогда не смогу этого сделать. Но я притворюсь, что покорилась и начала испытывать чувства подобно жертвам Стокгольмского синдрома. Я стану его слабым местом и однажды разрушу Цербера изнутри.

2 месяца спустя.

Я смотрю в светлеющий потолок и стараюсь дышать так медленно, как только могу — так я минимально чувствую его тяжелую руку, давящую на грудь. Этот человек — настоящий зверь. Как только его выписали из больницы, Цербер сразу же вернулся к старым привычкам, не особо обращая внимания на сломанные ребра и сотрясение мозга.

Он закидывает ногу мне на живот и как добычу в силке подтаскивает к себе. Прижимает меня к груди, опутав руками и ногами. Я послушно затихаю в душной ловушке, которая пульсирует мышцами и не дает даже лишний раз вздохнуть.

— Почему ты не спишь, Агния? — его глубокий, с хрипотцой голос словно выцарапывает душу.

— Олег, завтра возвращаются мама и Никита, — начинаю я издалека.

Я точно знаю, что домой он меня не отпустит, но все же пытаюсь уговорить Цербера не шокировать маму, по которой я очень соскучилась.

— И что с того? — проговаривает ворчливо и проводит кончиком языка по моей шее.

— Прошу тебя, отпусти меня домой. У мамы слабое сердце. Она просто не переживет того, что я живу с тобой и…

— Мамка не переживет, что ее чистенькую принцессу вне брака трахает взрослый мужик? — усмехается он и запускает пальцы здоровой руки мне в трусики.

Он заставляет меня раздвинуть бедра и просовывает руку глубже, уложив горячие пальцы на мою промежность.

Цербер просто свихнут на сексе, и у него есть две любимые забавы. Цербера возбуждает связывание. Чаще всего он стягивает мне руки за спиной собственным галстуком и берет грубо и жестко. Иногда он усугубляет эту пытку: накидывает петлю второго галстука мне на шею и затягивает его каждый раз, когда входит в меня максимально глубоко. В такие моменты я ненавижу его всей душой, но другая его мерзкая стратегия еще хуже, потому что тогда я начинаю ненавидеть себя. Этому извращенцу принципиально, чтобы я кончала от его рук хотя бы раз в день. И чтобы этого достичь, Цербер ласкает и трахает меня пальцами. Я не хочу, чтобы с ним ассоциировалось что-то настолько яркое и приятное, как оргазм, и он знает, что принесенное его руками удовольствие — это худшее унижение.

— Олег, я тебя очень прошу, позволь мне жить дома. Я буду проводить с тобой все свободное время, только чтобы мама не знала, — заготовленная речь вмиг выветривается из головы от его близости и действий, и я несу наивную чушь.

Я забавляю его как котенок, бегающий за точкой лазерной указки.

— Ты моя, Агния. Мне не нужно, чтобы ты мне уделяла время, которое и так мое. Я тебя купил, — шепчет мне на ухо и все трет настойчивыми круговыми движения набухший от прилившей крови клитор.

Как же я ненавижу себя в такие минуты. Теряю контроль над собственным телом