Двойня для Цербера - Джулс Пленти

Я долго чищу зубы и полощу рот, а потом включаю максимально горячую воду и забиваюсь в угол душевой кабины. Подтягиваю колени к подбородку, утыкаюсь в них носом и, наконец, позволяю себе разреветься.

На этот раз это слезы облегчения. Скоро я увижу маму и брата и поеду домой. А там, возможно, вновь вмешается безымянный доброжелатель и спасет меня от чудовища.

Я сижу под водой, пока подушечки на пальцах не становятся рыхлыми и морщинистыми, а тело не начинает ломить от жара. Тогда я выбираюсь из-под полосующих кожу струй и закутываюсь в пушистый халат.

Я привожу себя в порядок. Пока замазываю чернеющие синяки под глазами и румяню бледные щеки, репетирую улыбку — счастливую и беззаботную, такую неправдоподобную.

Я укладываю волосы в хаотичные локоны, надеваю красивое платье и туфли на высоких каблуках, касаюсь губ помадой. Теперь уход за собой не доставляет никакого удовольствия. Какой смысл наряжать и причесывать сломанную куклу?

Выхожу из дома с таким чувством будто выбралась из казематов, и натыкаюсь на Рафу. Он курит на крыльце и поджидает меня. Последнее время этот неадекватный в своей верности любимому хозяину тип старается быть ближе ко мне — подбирается, подползая на брюхе.

— Доброе утро, Агния, — проговаривает Рафа, который разве что хвостом не виляет.

Верный пес, который решил прибиться к ногам постоянной игрушки босса, поспешно втирает окурок в асфальт и подает мне руку, чтобы я могла спуститься с трех низких ступенек.

Я не противлюсь. Позволяю ему коснуться себя. Его руки шершавые, словно кожа на подушечках пальцев чем-то сожжена.

Я оказываюсь на дорожке, и он ждет еще по меньшей мере пару лишних секунд, прежде чем разжать пальцы и отпустить меня. Мой конвоир думает, что я не замечаю, как он старается продлить любой наш физический контакт. Но меня не провести — еще секунда, и я бы начала паниковать. Мне хочется надеть скафандр — лишь бы больше не чувствовать чужих рук на своем теле.

— Доброе, — улыбаюсь я через силу и спешу к его дежурному джипу, такому же мрачному, как и водитель.

Рафа услужливо открывает дверь, и я ныряю в охлажденный кондиционером салон, где сегодня очень странно пахнет. Так сладко и навязчиво, что щекочет в носу и начинают слезиться глаза. Чихаю, зажав рот и нос ладонями.

— Будьте здоровы, — отзывается он и, сев за руль, протягивает мне маленький букетик ландышей.

Вот почему меня затошнило, и стало свербеть в носу. Не переношу удушливый запах этих крошечных цветочков. И все же принимаю букет, кивнув и улыбнувшись.

Ловлю свое отражение в зеркале заднего вида. Чтобы мама ничего не заподозрила, я очень постаралась с камуфляжем. Даже стала немного похожа на прежнюю Агнию, беззаботную и ухоженную. Вот только глаза тусклые, как у старой игрушки с запылившимися стеклянными бусинками.

Мужчины не замечают того, что творится у тебя с глазами — неважно блестят они, или в глубине плещется боль, лишь бы была милая мордашка и пригодное тело, в которое можно повтыкать.

— Это вам, — сконфуженно поясняет он.

— Зачем? — спрашиваю я, полосуя его странные чувства воображаемой бритвой.

— Просто, когда я сегодня ехал на работу, увидел торгующую ими бабульку у обочины, и решил купить. Они напоминают вас.

— Чем же? — спрашиваю безучастно.

— Такие же хрупкие и нежные.

Его комплимент словно издевка. Он видит, какая я хрупкая, но отказывается замечать, как жестоко Цербер уничтожает меня, топча ногами.

— Спасибо, я подарю их маме, — отвечаю вежливо и холодно, положив букет подальше от себя.

— Конечно, Агния. — Он выезжает на дорогу. — Так едем во Внуково да?

— Да, — улыбаюсь я, вспомнив, что скоро обниму маму. — Зови меня Асей. Так все близкие делают.

Хорошо. Чем ближе он меня воспринимает, тем скорее заметит, что со мной творит Цербер. Точнее, не сможет уже закрывать на это глаза.

— Вы прекрасно выглядите сегодня, Ася, — тут же попадает он в мою ловушку. Прост как три копейки. — Я не имею в виду, что обычно плохо, просто сегодня… — запинается, не зная, как продолжить неуклюжий комплимент.

— Я поняла, — помогаю этому неотесанному мужику со статью медведя выбраться из неловкого положения. — Как сегодня с пробками? Долго ехать?

— Нет, нам повезло, всего три балла. За полчаса доберемся. Соскучились, наверное?

— Конечно, — кратко отвечаю я, не желая делиться с ним сокровенным.

— Вашему брату лучше, Ася? — не может облапать меня буквально, так решил сделать то же самое с моим именем.

— Мама сказала, что ему гораздо лучше, — отвечаю я вежливо, но не намереваясь продолжать этот разговор.

Я просто уверена, что они с Цербером обсуждают, что этот монстр со мной делает, и оба ржут, отпуская сальные шуточки. Содрогаюсь от омерзения. Или, может, меня мутит от душного запаха ландышей, который заполнил весь салон? Открываю окно и делаю глоток свежего воздуха.

Я стою посреди жужжащего, словно улей, и переполненного людьми зала ожидания и выискиваю глазами маму и братика. Сначала я замечаю яркий чемодан, разрисованный крупными ромашками, а потом — красную футболку Никитки с пандой на груди. Мама ведет его за руку, и брат идет спокойно, не капризничая и не застывая на месте, словно и не болен.

Впервые за эти ужасные месяцы сердце в груди подскакивает от радости, а нет от невыносимого горя. Я срываюсь с места и, лавируя в толпе, бегу к ним. Бросаюсь маме на шею, едва сдерживая слезы.

Я хватаюсь за нее, словно, если не буду крепко держаться, мама пропадет, и вдыхаю запах «Шанель номер пять». Я не знаю, как это возможно, но уверена, что мама спасет меня. Это же мама. Она заберет меня у Цербера и все.

Наконец я отрываюсь от ее груди, и мама всматривается в мое лицо, обхватив его тонкими пальцами.