Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова - Алексей Маркович Моторов

На эти импортные пакеты с ручками недавно началась дикая охота. Все уважающие себя модницы и модники Москвы разгуливали с пакетами Montana или Wrangler, где были изображены девушки в обтягивающих джинсах. Цена у фарцовщиков начиналась от трех рублей. За пятерку покупали совсем уж отчаянные. Эти пакеты носили даже в театр. Их стирали, запаивали дыры утюгом, даже прострачивали по краям. Ставили внутрь обычные сумки и авоськи, чтобы меньше рвался. Иметь такой пакет очень скоро стало делом чести. В шкафу родительской спальни, куда только что тайно залез Вовка, спрессованные стопки таких пакетов занимали целую секцию, от пола до потолка. Собственно, отец Вовки дядя Витя и был одним из тех, кто наводнил ими город, привозя их с каждого рейса из ФРГ тысяч по десять и сдавая оптом перекупщикам по рублю.

Чтобы подразнить народ, Вовка ходил исключительно с такими пакетами в нашу овощную палатку за картошкой, и когда подходила очередь, медленномедленно извлекал пакет из кармана, так же не спеша разворачивал, по несколько раз встряхивал, расправлял, давая возможность всем желающим полюбоваться на красотку в джинсах, оседлавшую мотоцикл, и с улыбкой подставлял прекрасный вожделенный предмет под отверстие деревянного желоба, откуда с шумом должна была высыпаться картошка. Продавщица застывала со своей видавшей виды бадьей, наполненной традиционным гнильем, и изумленно спрашивала:

— Что, прям туда вываливать?

— Туда, туда, — подбадривал ее Вовка, — куда ж еще, не в карманы же!

По очереди проходил тяжелый вздох, продавщица покрывалась испариной, а Вовка покидал палатку в прекрасном настроении. Пару раз на него находили приступы щедрости, и тогда он вручал пакет в качестве подарка на день рождения людям, расположения которых Вовка искал. Обалдевшие от такой щедрости именинники принимались благодарить его с таким исступлением, что тут же забывали про остальных гостей.

Все-таки не зря я считал Вовку своим лучшим другом. Пусть он иногда и ведет себя как избалованный поросенок, но с такой жизнью, как у него, любой стал бы таким, если не хлеще, зато сейчас взял и вошел в положение. Плохо то, что я совсем не умею ничего продавать и просто не смогу требовать за пакет пятерку, но мне и трех рублей хватит, я не жадный. Да сейчас не это главное, меня мой друг выручил в трудную минуту, вот что имеет значение, а я в нем немного усомнился, и за это мне теперь стыдно.

— Ты только не тяни с отдачей, — негромко, чтоб не услышала мать, произнес Вовка, — мне бабки к следующей неделе самому понадобятся.

— Какие бабки? — Мне показалось, что я ослышался. — Ты это о чем?

— Как это — какие? — Он посмотрел на меня как на слабоумного. — Пакет же пятерку стоит, вот пятерку и отдашь.

— Подожди, кто у меня его в школе купит, да еще за пятерку? — упавшим голосом спросил я. — Ему же красная цена три рубля!

— Слушай, ты сказал, что тебе бабки нужны? — нахмурился Вовка. — Сказал! Я тебе фирменную вещь на продажу дал? Дал! Не хочешь, не бери! Но такой пакет — это тебе не «Монтана», это «Дикий пляж», он самый дорогой. Пятерка — нормальная цена.

Мне очень хотелось вернуть пакет, но вместо этого я опять пробормотал, что в школе человек с пятью рублями в кармане это невиданное дело.

— Ну не продашь, так и быть, назад вернешь! — нетерпеливо перебил меня Вовка и уже стал подталкивать на выход. — Только сам его не лапай и другим не давай!

Я плелся домой, ругал себя последними словами и ненавидел за малодушие. В голову лезли тяжелые мысли, от досады сводило скулы, хотелось от души что-нибудь пнуть ногой, но, как назло, ничего подходящего не попалось.

Тут же вспомнилось, как на зимних каникулах мы брели с Вовкой по нашему метромосту и я вдруг в сумерках разглядел на снегу какой-то фантик, он трепетал под ветром, того и гляди сдунет. Я не поленился нагнуться и поднять, и вдруг этот фантик оказался пятирублевой купюрой. У Вовки в секунду испортилось настроение, изменившись в лице, он пробормотал: «Вот повезло дураку», а еще спустя мгновение попытался заломить мне руку, чтоб выхватить эту пятерку. Совладать со мной ему силенок явно не хватало, и тогда он начал вдруг с жаром говорить о каком-то непонятно важном деле, на которое не хватает именно пяти рублей, но придумать, что это за дело такое, он так и не смог, поэтому принялся и вовсе глупо канючить:

— Слушай, ну дай, тебе жалко, что ли?

И тут, увидев, что на меня и это не особо действует, произнес свое фирменное и беспроигрышное:

— Я тебе что, мало делал?

Я вынул руку из-за спины и молча протянул ему синенькую бумажку. Он моментально ее выхватил, задрал куртку и спрятал в самый глубокий карман джинсов. А потом вдруг взял и снисходительно, с явной издевкой ухмыльнулся.

И в ту же секунду я почувствовал ярость, какую испытывал очень редко, такое у меня бывало перед тем, как броситься в драку. И неизвестно чем бы дело кончилось, если бы Вовка не повернулся ко мне спиной и не пошел бы вперед, хрустя снежком, в своих фирменных дутых сапожках, весело насвистывая. А мне очень хотелось догнать его и разбить ему морду. И дело было вовсе не в пяти рублях. Но спустя всего пару минут ярость улеглась, и через четверть часа мы уже опять болтали как ни в чем не бывало. А Вовка ничего не заметил. Он вообще мало интересовался чужими переживаниями.

Пакет я решил загнать на большой перемене, первые три урока собираясь с духом. Но сколько я себя ни уговаривал, что в этом нет ничего такого и это никакая не спекуляция, а если даже и спекуляция, так с этими пакетами ходит пол-Москвы, и я ни разу не слышал ни слова осуждения в адрес тех, кто эти пакеты продает, но настроение с каждой минутой лишь портилось, и к тому моменту, когда раздался звонок, означавший конец третьего урока, я окончательно пал духом, да мне и идти ни в какое кафе уже давно не хотелось.

Класс дружно рванул на выход, а я немного задержался, чтобы приготовиться. Вытащил пакет из сумки, разложил его на парте и зачем-то принялся разглядывать, будто не видел его прежде. Как сказал Вовка, он назывался «Дикий пляж». Не знаю, считался ли он самым дорогим, но самым красивым — это точно. Обычно на пакетах изображались девушки на мотоцикле у барной стойки