Рейхов сын - Сэй Алек

Над столицей Великобритании уже третий день не выли сирены. Третий день городу не угрожали бомбардировщики и остановленные Монтгомери на подступах к Вэйбриджу и Уолтону-на-Темзе войска Манштейна. Третий день длилось перемирие, которое вскоре должно было закончиться подписанием мирного договора.

— Никогда бы не подумал, что буду вторым Гарольдом Годвинсоном, — произнес Его Величество Георг VI Виндзор и поправил орден Бани.

— Все не так печально, сир, — ответил Монтгомери, находившийся здесь же, в королевском кабинете. — Империя получила сильный удар, не стану возражать, но удар не смертельный.

Основные условия договора уже были согласованы между Галифаксом, Риббентропом, Чиано и Литвиновым, оставалось согласовать лишь частности, — и они представлялись свежеиспеченному маршалу (он получил звание за то, что не допустил силы немцев к Лондону) вполне приемлемыми в текущей ситуации. Да, Британия теряла все свои позиции в Средиземном море — но она и так, по факту, уже их потеряла, когда танки Роммеля и Гарибольди вышли к Суэцкому каналу, перекрыв последние пути поставкам Вейгану и О'Коннору. Да, Иран переходил в зону влияния СССР, а Ирак получал полную независимость и становился яблоком раздора между Советским Союзом и Третьим рейхом. Да, колонии в Океании большей частью тоже были безвозвратно утеряны, как и часть африканских территорий. Но все же еще очень и очень многое оставалось — нужна была лишь железная воля, чтобы все это удержать.

Тем более, что победители не собирались всерьез ограничивать размер армии и флота Соединенного Королевства, отлично понимая, что это приведет к отпадению колоний, грозившим непредсказуемыми последствиями для всего мира.

Конечно, оставались еще поползновения янки и японцев, желающих хапнуть кусок от владений одряхлевшей Британской Короны, но и тем, и другим в ближайшее время будет несколько не до этого — первого сентября японский императорский флот атаковал американцев в Перл-Харбор.

— Что ж, пойдемте, маршал, — произнес король Георг, направляясь к двери. — Нас ждут тяжелые переговоры с победителями.

Пять минут спустя Его Величество вошел в зал, где уже собрались все иностранные делегаты.

— Черт возьми, — пробормотал Монтгомери, окинув взглядом присутствующих, — мы и Турции войну проиграли?

Из обращения армейского генерала Максима Вейгана к солдатам «Воюющей Франции».

…после предательства маршала Пэттена мы лишились связи с нашей Родиной и ее содействия. Теперь, с капитуляцией Великобритании, — а что бы англичане ни говорили, это именно капитуляция и не что иное, мы остаемся полностью лишенными поддержки и помощи, отрезанными от всего цивилизованного мира, один на один с красно-коричневыми ордами…

Солдаты! Друзья! Я не стану вам лгать — положение наше чрезвычайно тяжело, и нам предстоит рассчитывать только на себя. Прекратятся поставки горючего, боеприпасов, запасных частей, продуктов, наконец. Но я верю что мы, люди свободного духа и несгибаемой воли, сможем продолжить борьбу и без чьей-либо помощи! Да, мы не имеем более возможности открыто противостоять армиям врага, но это не означает, что мы должны сложить оружие. Перейдя к партизанской войне, мы раздуем такой пожар борьбы, что земля у русских и немцев будет гореть под ногами! Мы вышибем их с нашей земли и принесем свободу прекрасной Франции…

…несгибаемый характер свободных французов, кровь наших предков, основавших Республику, вот залог нашей грядущей победы. Да здравствует милая Франция!

«Le Figaro», 26 сентября 1941 года.

…меж тем солдаты так называемой «Воюющей Франции» генерала Вейгана продолжают сдаваться целыми полками. Однако, несмотря на то, что три четверти наших сограждан, брошенных в никому не нужную мясорубку войны бывшим Председателем Совета Министров Республики Даладье, изъявили желание сложить оружие и вернуться на родину, некоторое количество солдат и офицеров, в том числе и, как это ни удивительно, британских, твердо намерены продолжить борьбу на Ближнем Востоке…

«The New York Times», 26 сентября 1941 года.

…также, по сообщению Генерального штаба, в связи с выбытием Великобритании из войны контроль над портом и городом Рейкьявик был передан нашим вооруженным силам, имеющим там место дислокации. Также источник в Генштабе, пожелавший остаться неизвестным, сообщил о том, что морская пехота ВМС США взяла под свой контроль стоявшие в гавани Рейкьявика британский авианосец «Илластриес» и четыре эсминца его эскорта…

Порт города Брест, кафе «Якорь».

27 сентября 1941 года, 18 часов 25 минут.[64]

Дым в кафе стоял коромыслом. Дымили трубками и сигаретами морячки, чадила плита на кухне, надрывалась так, что чуть пар из ушей не валил, на сцене певичка, на которую никто не обращал внимания, замученный оркестр выдавал одну фальшивую ноту за другой, однако посетителям, — громким, шумным, радостным, — на это было наплевать. Германский флот праздновал победу над Великобританией. Этой ночью, чуть заполночь, был заключен мирный договор с Великобританией, окончательно и бесповоротно утратившей статус владычицы морей. Основные оппоненты Королевского флота в этой войне, моряки и офицеры Кригсмарине, не могли не устроить празднества по этому поводу, и пожелай сегодня гросс-адмирал Рёдер отыскать в портах хоть одного трезвого флотского, он не смог бы этого сделать на всем протяжении береговой полосы от Бреста до Мемеля. Немцы, отплатившие наконец за поражение в Ютландском бою и годы унижения Версаля, пили на радостях. Пили все, от адмиралов до юнг, пили кадеты, фенрихи и оберфенрихи, пили матросы и офицеры корабельной и инженерной службы, торпедисты и сигнальщики, медики и военные чиновники, береговые артиллеристы на пару с корабельными, моряки минной и дальномерной служб, ВНОСовцы и радиосвязисты, автомобильная служба и музыканты флота, штабные службисты и рулевые, штурмана и морская пехота, плотники и морские священники. Пили и гуляли все, целыми экипажами и поодиночке, трезвенники и язвенники. Работники судостроительных и судоремонтных заводов, хоть и штатские, пили тоже. Один раз за всю свою историю германский флот мог себе позволить небоеготовность — заслужил это право в недавних жестоких боях.

— Слушать в отсеках! — блистательно пьяный командир U-99, корветтен-капитан Отто Кречмер встал и постучал вилкой по краю рюмки. Экипаж затих, внимательно слушая командира. — Заполнить балластные цистерны!

Сам командир субмарины продемонстрировал отсутствие в своей рюмке алкоголя. Штурман, лейтенант цур зее Карл-Вильгельм Геббельс немедленно подхватил со стола бутыль и налил командиру, себе, сидевшим рядом офицерам — далее, за столом, спешно разливали коньяк еще несколько человек.

— По местам стоять! — скомандовал Кречмер, когда «балластные цистерны» были полны у всех. Экипаж поднялся, иных при этом уже изрядно «штормило». — Геноссен, поздравляю всех с самой блистательной победой, какую только когда-либо одерживали немцы! Все мы, не щадя жизней, были участниками ее сотворения! Мы преодолели непобедимый доселе британский флот и принесли победу нашей Родине. Да здравствует Тысячелетний рейх! Поднять перископы!

Рюмки взметнулись вверх, вслед за рюмкой корветтен-капитана.

— Экипаж, слушай мою команду! — воскликнул Кречмер. — Продуть балласт!

И первым опрокинул в себя рюмку.

Москва, Антипьевский пер., Генштаб РККА.

30 сентября 1941 года, 17 часов 10 минут.

— Ну, чем порадуете, мужики? — маршал Тимошенко переводил усталый взгляд с Мерецкова на Ватутина и обратно.

— А нехреном радовать, Семен Константиныч, — ответил Мерецков, в кабинете которого и происходила беседа. — Японцы, конечно, молодцы, но…

— Кирил Афанасьевич! — перебил Нарком начальника Генштаба. — Говорю тебе, решение уже принято. Немцы, как только «Рихтгофен» войдет в строй, отправляют на Тихий океан оба свои авианосца, «Бисмарк» и «Шарнхорст» с «Гнейзенау». Италия… Ну, эти и рады бы хоть что-то послать, кроме субмарин, но после того, как палубники «Илластриеса» устроили налет на Таранто, у них в строю вообще ни одного боеспособного линкора не осталось: все, что Канингхем в открытом море не добил, все в ремонте. Но подводный флот они переводят в свои свежеприобретенные африканские владения почти полностью. СССР тоже должен поучаствовать в войне на Тихом океане. Это не обсуждается.

— Все это я понимаю, да только ничего хорошего у нас по результатам штабных игр не выходит. Последний раз Штеменко, он за «синих» был, Николая Федоровича, — Мерецков кивнул в сторону комкора Ватутина, — расчехвостил в пух и прах. Нельзя нам сейчас в войну с США вступать.