Владимир Красно Солнышко. Огнем и мечом - Наталья Павлищева

Милка завопила, заверещала:

— Прости, княже, прости! Это все он, охальник! Силой понудил с ним жить! За княжичем смотреть стану лучше прежнего… прости!

Туры недовольно поморщился:

— Уведите ее, тошно слушать.

Вышан оказал сопротивление, он попытался позвать на помощь своих дружинников, но те уже поняли, что туровский князь прав, и самим было тошно смотреть на пьяный разгул сотника, не заступились. Туры навел в Изяславле порядок твердой рукой, Вышана казнили за самоуправство, Милку выпороли при всех и сослали на скотный двор на самую грязную работу. Кормильцем Изяслава Туры поставил Незвана, княжич был тому немало доволен, успел привыкнуть к новому дружиннику и полюбить его. Одного не смог Туры — доказать маленькому князю, что мать о нем помнит, и отец тоже.

Позже он несколько раз отправлял в Изяславль какие-то вещицы будто от Рогнеды, передавал от нее приветы сыну. Но в сердце Изяслава так и осталась эта обида брошенного мальчика, навсегда разлучив его с родными. Обман Туры он понял, когда летом прискакал гридь от самой Рогнеды с подарками и словами материнской любви. Изяслав ничего не сказал Туры, но больше ему не верил. А зря, Рогнеда и через родича много раз пыталась приласкать далеко и одиноко живущего старшего сына.

Когда Рогнеда добралась в Киев, князя в городе не оказалось. С одной стороны, княгиня почувствовала облегчение, просто не знала, как глянет ему в глаза, с другой — обиду, что не встретил. В душе снова заворочалось нехорошее чувство, что не очень-то и нужна. Зато ей обрадовался Блуд. Встретил первым, сказал, что князь велел поселить жену в других покоях. Княгиня облегченно кивнула, ей и самой не хотелось бы снова оказаться в той ложнице, где сначала она подняла руку на мужа, а потом муж едва не зарубил ее саму. Другие покои были и лучше, и теплее. Готовы на всякий случай две ложницы, видно, для нее и Изяслава. Блуд, увидев, что княгиня одна, тоже поинтересовался:

— А княжич где?

Рогнеда неопределенно махнула рукой:

— Там остался… В Изяславле. Не захотел сюда ехать.

Взгляд Блуда то ли осуждал, то ли сочувствовал — и не понять.

— А где князь?

— Снова со степняками воюет. Извечная наша беда. И княжичи оба с ним.

— Да ведь маленькие совсем? — ахнула Рогнеда. — К чему таких с собой брать?

— Он не на сечу берет, а просто чтобы к коню приучить да к звону мечей. То не страшно.

Князь приехал на следующий день. С ним княжичи. Рогнеда кинулась сначала не к мужу, а к сыновьям. Обхватила обоих, прижала к себе, целуя щеки, руки, волосы, горячо зашептала:

— Сыночки! Сыночки мои!

Глядя, как прижимает к себе и гладит светлые головки мать, как приникли к ней, украдкой оглядываясь на отца, княжичи, Владимир чувствовал угрызения совести. Как мог он лишить Рогнеду ее детей, а мальчиков материнской заботы? Ведь сам такой не знал с детских лет.

Но Рогнеду только строго спросил:

— Вернулась?

Та от такого приема сначала растерянно замерла, но потом решила для себя, что главное теперь вот эти мальчики, да еще тот, что остался в Изяславле.

Они не заметили третьего княжича. Святополк стоял у стремени своей лошади, глядя широко раскрытыми глазами на Рогнеду с сыновьями. В его глазах даже заблестели слезы, княжич с досадой дернул поводья лошади, от чего та всхрапнула, потом кинул их подскочившему холопу и почти бегом направился к крыльцу. Князь наконец повернулся к пасынку, окликнул:

— Святополк!

Но мальчик уже взбежал по ступеням, с отчаяньем махнув рукой. Княжича душила обида. Он никому не нужен, ни отцу, ни матери, которая только и знает, что свои молитвы! Святополк не видел такой вот ласки, а потому завидовал братьям, и эта зависть много лет разъедала душу княжича.

Вечером Рогнеда с тревогой ждала в ложнице, придет ли князь. Не дождалась. Это было настолько обидно, что она дала себе слово, что никогда больше не сделает навстречу мужу ни одного шага. Зачем нужно возвращать ее сюда, если к себе не зовет и сам не идет?! Очень хотелось уехать обратно в Изяславль, только забрать с собой Ярослава и Всеволода. Княгиня чувствовала себя обманутой. За ночь она передумала многое. Заснула лишь на рассвете и проснулась тоже не рано. В ложницу никто не заходил, ей даже не принесли попить, как делали раньше. Стало совсем обидно.

Вдруг она услышала, как в дверь кто-то довольно крепко стучит. Накинув на плечи большой плат, подошла, взялась за ручку и только тут сообразила, что сама же заложила ее на ночь большой щеколдой! Едва сняла задвижку, дверь тут же резко распахнулась. На пороге стоял взволнованный князь:

— Ты?! Что с тобой?

— Со мной? — изумилась Рогнеда.

— Ты почему заперлась на всю ночь и все утро?! — Владимир вошел и сел на лавку. — Ну ночью меня впустить не хотела, а утром-то что? Всех холопов перепугала. На улице день-деньской, а у тебя заперто.

Рогнеда без сил опустилась на ложе. Только сейчас она поняла, что муж и войти не смог, потому что заперто. Ее губы неожиданно дрогнули в улыбке. Князь смотрел недоуменно:

— Что? Ну что?

— Я… закрылась по привычке… Как в Изяславле делала, пока там жила. — Ее глаза смотрели со смехом и умоляюще одновременно. Владимир тоже усмехнулся, потом улыбнулся, потом… потом они от души хохотали. Ну, а потом все же было все остальное, чего не случилось ночью из-за ненужной привычки княгини.

Рогнеда не сразу привыкла к тому, что не надо заботиться о работе челяди, о том, что творится в поварне, на конюшне, чем заняты те или иные холопы в любой день, отвезли ли должное на торг и не пустуют ли ткацкие станы… Князь с изумлением наблюдал, как жена пытается вмешиваться в хозяйские дела княжьего двора:

— К чему тебе это? Ключники же есть…

Та смущенно жала плечами:

— Привыкла.

Сначала Владимир не понимал:

— К чему привыкла?

Постепенно понял, что Рогнеда в Изяславле не бездельничала, что она уже хорошо разбирается в ведении большого хозяйства и распоряжается с толком. Но все равно это занятие не для княгини, ни к чему самой ходить к кожемякам или в шерстобитную. Рогнеде пришлось отвыкать, этому помогло то, что она снова тяжела, для дитя вредно, чтобы мать дышала кислым запахом кож или глядела на огонь в ковне. Но вот за челядью еще долго приглядывала, те сразу почувствовали, что прибыла хозяйка. Князь смеялся над ее заботами, уговаривая оставить работу и ключникам.

Однажды вечером Владимир вдруг улегся на бок, опершись на согнутую в локте руку, и, уставившись в лицо Рогнеде, начал рассказывать ей… как ночевал у князя в Турове, где ему приснился необычный сон. От внимательного взгляда князя не укрылось смущение жены.

— А утром на подушке вдруг увидел волосок… Он у меня до сих пор хранится. Не ведаешь, чей это?

Рогнеда полыхнула краской по самые уши и прижала палец к губам:

— Тсс! Зачем выяснять?

Князь хотел спросить еще что-то, но жена не дала, горячо обняла и закрыла рот поцелуем…

Позже, откинувшись на спину, Владимир удовлетворенно пробормотал:

— Не сон…

Рогнеда постаралась спрятать улыбку.

Князь лежал, закинув руки за голову, и задумчиво глядел в потолок. Рогнеда смотрела на любимое лицо и пыталась понять, о чем муж думает. За те годы, что жили в разлуке, Владимир сильно изменился. Он стал настоящим князем, много воевал, многих покорил, дань Киеву платят даже те, кто не платил при его отце князе Святославе. Владимир чувствовал себя хозяином на Руси. В князе проявилось и другое — стал участливым, добрым к тем, кому нужна помощь. Княгиня уже видела, как по улицам Киева ездят большие телеги, груженные снедью, с них раздают пищу сирым и убогим. Любой нуждающийся мог прийти на княжий двор и попросить помочь, кормили и поили всех, кто шел. Конечно, пользовались и те, кто просто ленился добывать пропитание сам, но это быстро становилось понятно, таких гнали и больше не пускали. Но каждый киянин знал, что князь в беде не бросит. Князя любили в Киеве, Рогнеда это видела и радовалась.

И все равно оставалось что-то непонятное, пожалуй, во взгляде Владимира появилась мягкость. Нет, он оставался нетерпеливым, легко ярился, легко начинал злиться, но быстро успокаивался и жалел о сказанном резком слове.

Князь, все также глядя в потолок, вдруг произнес:

— В Берестье встретил одного монаха… от Мешка бежал… Чудные слова говорил. — Владимир перевернулся на бок, подперев голову согнутой рукой и не отрываясь смотрел на жену. Потом все же не вытерпел, протянул правую руку, провел кончиками пальцев по ее крупной груди, коснулся яркого выпуклого соска, пока говорил, так и водил, заставляя сердце женщины биться все сильнее. Но вместе с тем она внимательно слушала, понимая, что муж говорит не просто так. — В мире всем правит любовь…