Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или - Айн Рэнд

Риарден повернулся и вышел из комнаты.

Сидя за рулем машины, Риарден смотрел, как глянцевая, замерзшая дорога летит ему в лицо и под колеса со скоростью шестидесяти миль в час, позволяя всем мыслям о семье улететь вслед за ней. Бездна скорости поглощала лица родных вслед за обнаженными деревьями и одинокими постройками на обочине. Машины на дороге попадались редко, только светились в отдалении небольшие городки. Пустынность и отсутствие суеты были единственными признаками праздника. Вдалеке над крышей завода вспыхивал неясный свет, рассеянный морозцем, и холодный ветер, со свистом обтекавший машину, с глухим звуком прижимал ее брезентовый верх к металлической раме.

По неясному ему самому контрасту, мысли о семье сменились воспоминанием о встрече с Кормилицей, вашингтонским мальчиком с его завода.

Вскоре после того, как Риардену было предъявлено обвинение, он обнаружил, что парнишка, зная о его сделке с Данаггером, никому о ней не донес.

— Почему ты не сообщил своим друзьям обо мне? — спросил Риарден.

Тот ответил грубо, не глядя на него:

— Не хотел.

— Это ведь часть твоей работы, присматривать за подобными делами, не так ли?

— Да.

— К тому же твои друзья будут недовольны тобой, узнав про это.

— Знаю.

— Разве ты не понимал, какой перед тобой лакомый кусочек информации, и какую колоссальную сделку ты мог бы провернуть со своими друзьями из Вашингтона, которым ты однажды уже предлагал меня, помнишь? Тем друзьям, «с которыми всегда возникают расходы»? — Мальчишка не ответил.

— Ты мог бы сделать головокружительную карьеру. Только не говори мне, что ты этого не понимал.

— Понимал.

— Почему же тогда не извлек из этого выгоды?

— Не хотел.

— Почему?

— Не знаю.

Парнишка стоял, угрюмо отводя взгляд, словно пытался отделаться от непонятного чувства, засевшего внутри. Риарден рассмеялся.

— Послушай, Борец-с-Абсолютом, ты играешь с огнем. Пойди-ка лучше, убей кого-нибудь по-быстрому, пока тобой не овладел тот самый принцип, что не позволил стать доносчиком, а то он пустит твою карьеру под откос.

Парнишка не ответил.

Тем утром Риарден пришел в контору как обычно, несмотря на то, что остальная часть здания была закрыта. В обеденный перерыв он заглянул в работающий цех и был изумлен, обнаружив Кормилицу, наблюдавшего за работой завода с детским восторгом.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Риарден. — Не знаешь, что сегодня праздник?

— Девушек я отпустил, а сам пришел, просто чтобы закончить кое-какие дела.

— Что за дела?

— Да письма и… Черт, я подписал три письма и очинил карандаши, я знаю, что не должен приходить сегодня, но дома нечего делать и… Мне одиноко без этого места.

— У тебя есть семья?

— Нет… не такая, чтобы о ней стоило говорить. А вы, мистер Риарден? У вас есть семья?

— Кажется, не такая, чтобы о ней стоило говорить.

— Я люблю это место. Мне нравится здесь ходить… Знаете, мистер Риарден, я ведь учился на металлурга.

Уходя, Риарден оглянулся и заметил, что Кормилица смотрит на него, как ребенок на героя своей любимой приключенческой книжки. «Помоги, Господи, маленькому засранцу», — подумал он.

«Помоги, Господи, им всем», — с сочувствием думал он, ведя машину по темным улочкам маленького городка, словами, позаимствованными у их веры, которой он сам не разделял. Он смотрел на выставленные на металлических стендах газеты с большими черными буквами на первых полосах: ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ КАТАСТРОФА. По радио сообщили, что на главной линии «Таггерт Трансконтинентал» близ Рокленда, Вайоминг, произошло крушение: треснувший рельс отправил в каньон грузовой состав. Аварии на дороге Таггертов стали случаться чаще, пути порядком износились, те пути, которые меньше чем восемнадцать месяцев назад Дагни планировала перестроить, пообещав устроить ему путешествие от побережья до побережья по рельсам из его металла.

Она целый год собирала рельсы с опустевших участков железной дороги, чтобы подлатать главную линию. Она месяцами сражалась с людьми Джима из Совета директоров, которые говорили ей, что чрезвычайная ситуация в стране — дело временное, и рельсы, отслужившие десять лет, прекрасно прослужат еще одну зиму, до весны, когда положение улучшится, как обещал мистер Уэсли Моуч. Три недели назад она заставила их утвердить закупку шестидесяти тысяч тонн новых рельсов. Такого количества хватило бы всего на несколько заплат на самых неблагополучных участках трансконтинентальной дороги, но это было все, чего ей удалось от них добиться.

Приходилось выбивать деньги у людей, оглохших от страха: составы попадали в аварии так часто, что людей из Совета директоров трясло при одном упоминании фразы Джима о «самом удачном годе в истории компании Таггертов». Когда не оставалось надежды получить специальную квоту на покупку сплава Риардена, и не хватало времени на выбивание поставок, Дагни приходилось заказывать стальные рельсы.

Риарден перевел взгляд с газетных полос на край неба, где вдалеке начинал вырисовываться силуэт Нью-Йорка, и крепче сжал руль.

Он приехал в город в половине десятого. Квартира Дагни тонула в темноте, когда он вошел, воспользовавшись своим ключом. Сняв телефонную трубку, он позвонил ей в офис. Она ответила:

— «Таггерт Трансконтинентал».

— Ты знаешь, что сегодня праздник? — спросил он.

— Привет, Хэнк. На железной дороге праздников не бывает. Откуда ты звонишь?

— Из твоей квартиры.

— Я буду через полчаса.

— Все в порядке. Жди. Я за тобой заеду.

В приемной ее офиса стоял полумрак, только в каморке Эдди Уиллерса горела лампочка. Эдди запирал стол, собираясь домой. Он взглянул на Риардена с растерянным изумлением:

— Добрый вечер, Эдди. Что вас задержало, авария в Рокленде?

Эдди вздохнул:

— Да, мистер Риарден.

— Вот поэтому я и решил увидеться с Дагни из-за… из-за ваших рельсов.

— Она еще здесь.

Риарден направился к двери кабинета, когда Эдди нерешительно окликнул его:

— Мистер Риарден…

— Да? — Он остановился.

— Я хочу сказать… завтра у вас суд… то, что хотят с вами сделать… они объявляют, что делают это от имени всех людей. Я просто хотел сказать, что я… Это не от моего имени. И, хоть я ничего не могу сделать… хочу сказать об этом вам… даже если это ничего не значит.

— Это значит много больше, чем вам кажется. Возможно, больше, чем нам всем кажется. Спасибо, Эдди.

Дагни посмотрела на Риардена из-за своего стола. Он видел, как усталость исчезает из ее взгляда. Подойдя, присел на край стола. Дагни откинулась на спинку стула, убрав с лица прядь волос, плечи под тонкой белой блузкой расслабились.

— Дагни, я хочу сказать тебе кое-что о рельсах, которые ты заказала. Хочу, чтобы ты узнала об этом сегодня же вечером.

Она внимательно посмотрела на него:

— Пятнадцатого февраля предполагалось отгрузить «Таггерт Трансконтинентал» шестьдесят тысяч тонн рельсов, это позволило бы тебе проложить триста миль железнодорожного полотна. Ты получишь за ту же сумму восемьдесят тысяч тонн рельсов и сможешь проложить пятьсот миль путей. Ты знаешь, какой материал дешевле и легче стали. Твои рельсы будут не из стали, а из риарден-металла. Не спорь, не возражай. Я не нуждаюсь в твоем согласии. Мне не нужно, чтобы ты соглашалась или даже знала об этом. Все устрою я, и я один буду за все в ответе. Сделаем так, что твои люди, знавшие о заказе на сталь, не узнают о том, что ты получишь риарден-металл, и не пронюхают об отсутствии разрешения на его покупку. Документы оформим таким образом, что даже если дело всплывет, никто не станет предъявлять претензий ни к кому, кроме меня. Могут предположить, что я подкупил тебя или кого-то из твоих сотрудников, но доказать ничего не сумеют. Я хочу, чтобы ты дала мне слово никогда в этом не признаваться, как бы дело ни обернулось. Это мой сплав, и если есть шансы им распорядиться, я ими воспользуюсь. Я планировал эту операцию с того дня, когда получил твою заявку. Заказал медь у поставщика, который меня не выдаст. Не собирался говорить тебе, но передумал. Хочу, чтобы ты узнала об этом уже сегодня, поскольку завтра я предстану перед судом за точно такое же преступление.

Дагни слушала его, не шелохнувшись. Закончив, Риарден заметил легкое движение ее губ и щек. Она не улыбнулась, но ее лицо сказало ему все: ее обожание, тревогу, понимание.

Ее взгляд стал мягче, в нем плеснулась боль, и Риарден взял ее за запястье, крепким пожатием и умиротворяющим взглядом стараясь дать ей опору, в которой она так нуждалась, и сказал твердо:

— Не благодари меня, это не услуга, я поступаю так, чтобы сохранить способность работать, иначе я сломаюсь, как Кен Данаггер.