ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2) - Пантелеймон Кулиш

даю, чтоб вы были иаготове на большое остереганья от стороны неприятеля Креста

Святаго".

Так плохо порусски писал Русин, переделанный львовскими иезуитами в Поляка.

Про Козаков до него не дошел еще слух. Но в то же время княжеский староста *)

Малюшицкий, по письму Малорусс, сообщил из Красного тому же Плещееву

следующее:

„Пишет его милость пан гетман коронний сторони людей Кримсвих, с которими

сполившися Хмельницкий своевольний в тисячах Козаков чотирох з Ордою, и пана

комисара осадили на вершинах Савсагану в четвер прошлий, и Войско Запорозкое там

посилвует противко Татаров; але предся (однакож) гору береть Орда и под Чегирин

обещаеться подходить рихло (вскоре); и пан полковник переяславский видел в

Кучвасех по сей стороне, в полях, вшир и долго большой миле, Орда стоит и еще

прибывает. И по напису сееи грамоти прибегли з листами от гетмана коронного, же

(что) Орда скупилася с Хмельницким, где все войска обернулися противко их людей".

Наконец Адам Кисель, от 11 мая римским числом, уведо-

*) Паны имели, как и король, старост, которые, по отношению к этим королятам,

были те же brachia regalia.

141

ОТПАДЕНП МАЛОРОССП ОТ ПОЛЬШИ.

мил Плещеева из Гощи о роковом событии на Желтых Водах, на вершинах

Саксагана,—о первом поражении панского войска козаками:

„Нынеча же достиже мя весть о прелести ногайской татарской, што они, егда

ясневельможный каштелян краковский, гетман великий коронный, послал полк оден

войска коронного на зменников черкаских, они, собакове Татары, Крымци и Нагайци,

тот полк на полях, на урочищу Жолтые Воды, осадили; тридцать тысечи Орды на тот

полк пришло, римским числом 2 мая. Они же, в Христа Господа веруючи, храбро и

бодро ополчившися, бранятся; но по нынешнее время што се здеяло, Бог весть*.

Бисель, конечно, знал, что козаки соединились уже все и, вместе с Татарами, били

панов; но* не хотел сказать об этом Плещееву. Он вопиял о скорой помощи к воеводам

путивльвскому, хотмыжскому и к воеводам севским, ссылаясь на договор короля с

царем. Польская Русь, утратившая уже чистоту своего древнего языка и подражавшая

речи московской, с примесью полонизмов, умоляла спасать ее от Крымцев, а в

сущности—от польской неурядицы, породившей руинную козатчину.

Как велика была эта неурядица, мы увидим, перенесясь на правую сторону Днепра,

в лагерь коронных гетманов.

Когда Кисель писал к путивльскому воеводе, что „козаки чер* касци одного

пулковника своего, чигиринского, здрадили*, это значило, что Хмельницкий, еще в

феврале, прогнал из Запорожья стоявший там, в виде гарнизона, Чигиринский полк.

Известие об этом потрясло всю Украину, точно как будто Павлюк еще .однажды сошел

с эшафота. Страх обнял шляхту. Одни бежали в лагерь Потоцкого, другие бросились к

обоим коронным гетманам с мольбой о снабжении Украины гарнизонами. Потоцкий

двинулся с квартяным войском в глубину Козацкой Украины, обеспечил гарнизонами

замки и города, велел свозить пушки с безоборонных мест, убеждал „гродекими

универсалами* местных помещиковъ—не оставаться в их домах, а присоединяться с

надворными дружинами к коронному войску, разослал воззвания к магнатам, чтобы

спешили к нему на помощь, уговорил всех землевладельцев обезоружить мужиков, и

наконецъ—опубликовал грозный универсал, воспрещавший всякое сообщение с

Хмельницким, бежавшим же к нему для своевольства угрожал смертью оставленных

ими семейств и уничтожением собственности. Словом, в запылавшую козацким бунтом

Украину подложил горючего материала.

ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССП ОТ НОЛЫПИ.

145

Нельзя сказать, чтоб он делал „много шуму из ничего". Он, провозившийся с

козацкими бунтами столько времени, еще в декабре 1647 года заявил, что не может

быть в отечестве опасности, более чреватой бедствиями (wiкcej prognans periculum). Он

понимал положение страны и выражал, можно сказать геройски, недоумение, как „с

такою малою горстью квартяного войска" отражать Татар, которые и без Козаков были

весьма опасны; но тем не менее шел на борьбу с ними.

Король, однакож, был крайне недоволен мерами своего фельдмаршала. Король

повелел Потоцкому немедленно пустить Козаков на Черное море, и не подвигаться с

войском в глубину Украины.

Коронный гетман оправдывал свои действия тем, что двинулся спасать Украину по

общей просьбе и по всестороннем обсуждении дела; что не было такого села, такого

города, где бы не призывали к своевольству и не умышляли на жизнь и имущество

панов и державцев, где бы не домогались вознаграждения своих заслуг и не подавали

беспрестанно жалоб на несправедливости и притеснения. О вере, которую наши

летописцы и историки делают первою и главною причиною бунта, предводитель его

усмирителей не упомянул в своем оправдании перед королем ни единым словом.

Зачинщиков бунта он видел только в недовольных экономическими порядками да

материяльными потерями.

„Повидимому, не велика беда 500 взбунтовавшихся Козаковъ" (писал он); „но кто

вникнет, с какими упованиями и надеждами поднят бунт, каждый должен признать, что

было из-за чего мне двинуться в Украину: ибо эти 500 человек подняли бунт в заговоре

со всеми козацкими полками и со всей (мужицкой) Украиной. Когдаб я не поспешил,

запылал бы в Украине такой огонь, который не скоро был бы, или же великими силами,

погашен... Один князь воевода русский (Вишневецкий) отобрал у своих подданных

несколько тысяч самопалов, а сколько же другие! Все это огнестрельное оружие,

вместе с людьми, принадлежало бы бунту Хмельницка'го. Еслибы не были

предупреждены приготовления к б^нту, еслибы не были забраны пушки в разных

местах, которыми своевольные люди (swawola) намеревались овладеть, то какова была

бы сила их, и чт5 делали бы они во владении вашей королевской милости, можете

представить. Впрочем я вовсе не с тем двинулся в Украину, чтобы пролить

христианскую кровь, которая в свое время будет необходима для Речи Посполитой, но с

тем, чтобы, не обнажая сабли, одним только страхом кончить войну. До сих поръ

т. и.

19

146

козаки не потеряли ниоднои капли крови и не потеряют, если успокоятся. Но вижу,

нто этот безразсудный человек, Хмельницкий, не преклонится перед милостью. Не раз

уже я посылал к нему, чтоб он оставил Запорожье, обещая ему помилование,

отпущение преступлений, Ничто на него не действует. Послов моих задержал. Наконец

послал я и пана Хмельницкого, ротмистра вашей королевской милости, человека

расторопного и хорошо знающего козацкие гумори, с увещанием, ручаясь моим

словом, что волос не упадет с его головы. Но не тронутый и этой благосклонностью,

отправил ко мне моих послов с требованием, чтобы коронное войско вышло из

Украины; чтобы паны полковники, со всею их ассистенцией, были из полков удалены;

чтобы правительственная ординация относительно Козаков была уничтожена*.

Далее Потоцкий доносил королю, что Хмельницкий зовет к себе на помощь Татар,

которые хоть и вернулись главною массою в свои кочевья, но все еще чего-то ждут у

Днепра. Несколько сот Крымцев переправил он даже на сю сторону, с тем чтоб они

сгоняли дольские сторожи, поставленные на разных пунктах для удержания

своевольных людей от побегов на Запорожье. Слышно было, что у Хмельницкого уже

3.000 Козаков. В этом Потоцкий видел доказательство, что он давно уже думал о том,

как начать свой бунт.

„Сохрани Богъ* (продолжал коронный гетман), „еслиб он с этим войском вступил в

Украину! тысячи обратились бы вдруг во сто тысяч, и было бы нам, что делать с этими

своевольниками. Теперь он готовит и укрепляет себе на Буцке город (horod), и решился

сильно в нем обороняться. Высоки доводы вашей королевской милости, которые

благоволите высказывать по предмету отвращения этого несчастья: чтобы дозволить

своевольникам идти на море, еслиб того пожелали. Не того ему хочется, чтоб идти на

море, а того, чтобы жить в стародавнем своевольстве и чтобы ниспровергнуть

священные постановления Речи Посполитой, стоившие стольких трудов и шляхетской

крови. Согласен я, что для общественного блага следовало бы пустить Козаков на море,

именно в интересах самой Речи Посполитой, чтоб эта милиция не залегала поля и не

забывала давнишнего способа войны, который может в последствии понадобиться. Но

в такое скользкое время нельзя этого сделать потому, что одни челны еще не готовы, а

другие хоть и готовы, но не так снаряжены, чтобы годились для морской битвы.