Ветер вересковых пустошей - Галина Евстифеева

— Ты ведь мой лада, как может быть иначе?

— Если бы не ты, жизнь была невыносимой здесь, — прошептал Карн.

— Опять она? — спросила Агафья.

— Да, она, — нехотя согласился молодой князь.

— Забудь о ней, ты же со мной. Она просто злиться, видя любовь нашу, ведь нас сама Лада благословила, — прошептала она, наклонившись к Карну.

Если сначала Агафья переживала, что Горлунг будет строить ей козни, то теперь успокоилась. Молодая княгиня словно и не замечала её, будто и не подозревала о ней, а после давешнего разговора с ней, наложница совсем успокоилась.

— Злиться, — согласился Карн — она жестокая, ненавижу её. Относится ко мне так, будто я недостоин её и земель, которые принесло мне это супружество. А я ведь еще не княжу даже!

— Забудь о ней, в этих покоях тебя любят, помни об этом, ненаглядный мой, — шептала девица, гладя его по плечам.

Карн, обнимая одной рукой Агафью, смотрел на её рыжие локоны и думал лишь о том, что его и в правду здесь любят, у него счастливая Доля.

Этой ночью прибыл гонец князя Торина, в полдень следующего дня князья, княжич и княгини с немногочисленной дружинной выехали в Торинград на совет военный, на котором следовало обозначить тактику защиты теперь уже общих земель от восстаний, что катились по стране. Все были серьезны и печальны, повод для встречи не радостный, пугающий. Каждый понимал чем грозит восстание славян для Фарлафграда и Торинграда.

ГЛАВА 23

Князь Торин, как и солнцеворот назад, принимал гостей из Фарлафграда, только нынче повод был не веселым, не праздничным. Именно поэтому князь и стоял, хмуро глядя на въезжающих во двор всадников. Вот они миновали забарол и начали медленно приближаться, поднимая при этом клубы пыли.

Впереди ехал князь Фарлаф, такой же сосредоточенный и хмурый, как и Торин, по обе стороны от него ехали сыновья, чуть далее жена и невестка, замыкали вереницу дружинники.

Князь Торин почувствовал какое-то смутное беспокойство, и интуитивно начал искать глазами его причину. Взгляд его уперся в черные глаза, горящие каким-то внутренним, потаенным огнем. Торину стало не по себе, как впрочем, и всегда, когда он смотрел в глаза старшей дочери. Он уж и забыл, какие они, глаза Суль. А Горлунг смотрела на него не мигая, будто видела впервые, но вот она отвела взгляд и окинула быстрым взглядом постройки двора, словно выискивала перемены, произошедшие в Торинграде за этот солнцеворот.

— Приветствую, вас в Торинграде, — громко сказал Торин.

— Здравствуй, Торин, — ответил ему Фарлаф, следом за ним приветствия недружным хором повторили все остальные.

Князья Торин, Фарлаф, Карн и княжич Рулаф, вместе с гриднями [89] прошли в гридницу, где были накрыты столы, держать совет. Княгиня Марфа расстаралась, как обычно, несмотря на нехватку времени, гостей принимали должным образом. Белоснежные льняные скатерти покрывали длинный стол, на котором дымились различные яства, стояли кубки с брагой. Но мужчины не притронулись ни к еде, ни к питью, они выжидающе смотрели друг на друга. Каждый боялся начать этот тяжелый разговор. Наконец, князь Фарлаф молвил:

— Ну, что, друг мой Торин, вот и настали черные для нас с тобой времена.

— Настали, — подтвердил Торин.

И спало напряжение, царившее до этого в гриднице Торинграда. И князь Торин, и князь Фарлаф, словно перенеслись в свою бурную молодость, в те времена, когда они были молоды и постоянно готовились к бою. Они, сыны Норэйг, стали едины снова, как много солнцеворотов назад, и глас будущей сечи зазвучал в их ушах.

Княгиня Марфа тоже не сидела без дела, она хлопотала устраивая гостей. Дружинников князя Фарлафа отвели в дружинную избу, передохнуть с дороги. Княгиню Силье, как и в прошлый её приезд, расположили в богатой одрине. Княгиня Марфа постаралась не ударить в грязь лицом перед гостьей, именно поэтому дни, когда ждали гостей и готовились к их приезду, девки теремные не выпускали из рук тряпок, наводя чистоту и в доме и во дворе.

Горлунг тоже отвели богатую одрину, но она пожелала поселиться в своих старых покоях. Стоило ей только войти в них, вдохнуть душный, непроветриваемый воздух с запахом трав, который так и не исчез за время её отсутствия, как воспоминания нахлынули волной. Воспоминания о жизни здесь, о своих мечтах, так и не сбывшихся, о Яромире, который здесь бывал, о совей ошибке. Всё это нахлынуло, как волна, и княгиня молодая словно перестала видеть настоящее, а унеслась мыслями в прошлое, такое оказывается счастливое.

Так и стояла она посредине неубранных покоев, пока девки теремные мыли и протирали все вокруг, раскладывали её узлы. И вздрогнула Горлунг от неожиданности, когда одна из девок теремных передала ей приглашение от Прекрасы, княжна просила посетить её светлицу. Удивительное для Горлунг приглашение, но она ему была не рада, её отвлекли от таких приятных мыслей. Нехотя выскользнула она в коридор и пошла к покою сестры.

Княжна Прекраса нервно ходила по своим покоям из угла в угол, иногда останавливаясь, боясь, что разбудила Растимира. Но нет, он спал крепким безмятежным сном младенца. Придет ли Горлунг? — эта мысль не давала Прекрасе покоя. Наверное, нет, ведь сестры никогда не были дружны, так зачем ей сейчас навещать младшую непутевую сестру? Но княжне очень хотелось увидеть сестру, разбередить свои раны, а, может, успокоится, узнать, что не одной ей больно.

Княгиня Горлунг вошла в покои своей сестры, всё еще одетая в серое дорожное платье, сшитое из добротной ткани, и в серый повойник. Она была впервые в светлице сестры, и невольно сравнила её со своей одриной, усмехнулась про себя. Богатые красивые покои, как и у неё в Фарлафграде, такие, каких не было у неё здесь, а ведь должны были быть. На мгновение обида за это пренебрежение вспыхнула в Горлунг с новой силой, но затем улеглась, когда она увидела печальное лицо сестры. Даже злорадство не всколыхнулось в княгине, нет, оказалось, что она его переросла. Страдание в постылом браке сделало Горлунг человечнее, добрее, спокойнее.

Прекраса немного полнее, чем была раньше, стояла рядом с зыбкой [90] и нерешительно смотрела на неё. Она была всё также красива, только теперь взрослой женской красотой, фигура её была округлой, с плавными линиями, взгляд голубых глаз более не был наивным, нет, теперь он был немного разочарованным. Горлунг посмотрела на неё оценивающе, как на былую соперницу, хотя они никогда ни за что не боролись. Теперь Горлунг не чувствовала своей неполноценности рядом с сестрой, она не ощущала более себя некрасивой рядом с ней, или же просто такая мелочь перестала её волновать.