Большие перемены - Елена Веснина

— Не предлагаю, а предполагаю, что на маяке нужно провести повторный обыск. Так сказать, в связи со вновь открывшимися обстоятельствами.

— Отлично! Возьмете меня с собой? — попросил Марукин.

— Погоди. Об этом мы поговорим позже.

— Как знаете, Григорий Тимофеевич. Я думал, мы в одной команде, — разочарованно протянул Марукин.

— В одной. Но командир здесь — я, — веско отметил следователь и погрузился в дела.

Самойлов и Леша столкнулись у подъезда родного дома и очень обрадовались друг другу.

— Привет, сынок! Соскучился? — обнял сына Самойлов.

— Конечно! Я же говорил, что часто буду тебя проведывать, — улыбнулся Леша.

— Вот и замечательно! А Костя где, ты не знаешь? — спросил отец.

Леша покачал головой:

— Не знаю, но, думаю, ему тоже интересно узнать, как все прошло. Надеюсь, ты перед Виктором Гавриловичем держался молодцом?

— Иначе и быть не могло! — гордо поднял голову Самойлов.

— Умница, отец. Что, идем? — открыл перед отцом дверь Леша.

— Идем! — кивнул Самойлов.

Им не терпелось пообщаться. Но только они сели за стол, как появился Костя.

— А, вот и старший пришел. Садись, Костя, я должен вам обоим рассказать о том, как мы будем жить и работать дальше, — начал разговор Самойлов.

— Обязательно сейчас, отец? — Костя нервно ходил по кухне, было видно, что ему явно некогда.

Самойлова это не остановило:

— Обязательно. Мы с Буравиным только что официально поделили бизнес. Тебе неинтересно, что будет с нашим семейным делом? — Самойлова распирала гордость.

— Очень интересно… — безразличным голосом сказал Костя. — Только, может быть, потом, пап?

— Костя, что ты нервничаешь? — забеспокоился Леша.

— Я не нервничаю, я спешу, — отрезал тот.

— Не ожидал от тебя такой реакции. Только пришел и уже торопишься уйти, — обиделся Самойлов.

— Отец, я хочу сказать… — начал было Костя, но Самойлов его перебил:

— Нет. Сначала я скажу. Сегодня я выиграл в лотерею! Произошло замечательное событие, ребята! Вместо своей доли в размере двадцати пяти процентов я получил фактически сорок!

Леша поднял брови:

— Не понял. Как это может быть? Самойлов довольно объяснил:

— За «Верещагино» Буравин заплатил, как за новое судно, и еще отдал два лучших сухогруза! Представляете?

Самойлов сиял, но Алеша не разделял его радости:

— Папа, что ты сказал? Ты отдал «Верещагино» Буравину?

— Сынок, а что тебя удивляет? Старое судно, требует большого ремонта, его коммерческая стоимость невысока…

— Папа! Какая коммерческая стоимость! Ты что, не понимаешь? «Верещагино» же для меня… для нас… — это все! — воскликнул Леша.

— Мой брат, как всегда, сентиментален. А меня волнует другое. Какую долю в нашем семейном бизнесе ты выделишь мне? — хмыкнул Костя.

Самойлов посмотрел на старшего сына:

— А почему я должен тебе что-то выделять? Чем ты это заслужил?

— Твоя позиция мне понятна. Спорить не буду — времени нет. Можно, я быстро задам тебе один вопрос, раз ты уже рассказал самое важное?

— Ну, что тебе? — сказал раздраженно Самойлов.

— Ничего особенного! Ключи от машины. Мне нужна машина на вечер. Срочно, — грубо ответил Костя.

Самойлов всплеснул руками:

— Замечательно! Мой младший сын сейчас будет рассуждать об абстрактных идеалах, а старший поедет развлекаться! О Боже! И с кем я собираюсь строить семейный бизнес!

Встав, он достал из шкафчика бутылку, быстро налил в рюмку и выпил. Сыновья хором воскликнули:

— Папа, не пей!!!

— Не указывайте мне, что делать. Вы меня расстроили, — огрызнулся Самойлов.

— Отец, я тебе обещаю, что мы обо всем поговорим детально. Но позже. Сегодня я занят, — сказал Костя.

— А, иди! Вернее, езжай! — махнул рукой Самойлов.

И достав ключи из кармана, бросил их Косте. Костя поймал желанные ключи и быстро направился к выходу, говоря на ходу:

— Спасибо, пап! Пока, Лешка!

— Давай, давай, уходи. — Самойлов потянулся за второй рюмкой.

— Папа, подожди. Скажи мне, как ты мог отдать «Верещагино»? — спросил Леша.

— Алеша, ну что ты заладил: как ты мог, как ты мог? Как попугай, ей-богу, — устало отозвался Самойлов.

— Но я, правда, не могу понять, как ты мог уступить «Верещагино»! Мы ведь столько с тобой об этом говорили! Ты же сам говорил: «Верещагино» — это вопрос принципа.

Самойлов развел руками:

— Видишь ли, сынок, для моего бывшего партнера Буравина «Верещагине» — это тоже вопрос принципа.

— Значит, его принципы сильнее? Ты ему уступил? — с вызовом спросил Леша.

— А ты жестокий, Алешка! — сник Самойлов.

— Папа, извини, я не хотел тебе сделать больно…

— А-а-а! Больнее, чем есть, уже не будет! — Самойлов снова выпил. Алеша не препятствовал, он смотрел на отца с жалостью.

— Ладно, папа, извини. Сегодня эту тему трогать не будем. Но… у меня к тебе тоже просьба.

— Валяй!

— Мне нужна квартира… Наша, — неловко начал Леша.

— О-па! На всю жизнь? — съязвил Самойлов.

— Не-а. На сегодня. На вечер, который может изменить всю мою жизнь. Я, конечно, понимаю, что моя просьба неуместна… — Леша опустил голову.

— Да ладно! Что я, не понимаю, что ли? — вздохнул Самойлов.

— Маша должна прийти… — тихо объяснил Леша.

— Понял, понял… Я найду, куда уйти ночевать.

— Папа, точно? Тебе есть куда пойти? — уточнил Леша.

— Конечно! Ты что, думаешь, я совсем никому не нужен? — гордо ответил Самойлов.

К Маше в комнату заглянул Сан Саныч:

— Можно к тебе, внучка?

— Конечно, Сан Саныч, зачем спрашиваете? — улыбнулась Маша.

— Мало ли… Может, не в настроении беседовать… — предположил он, но Маша развеяла его страхи:

— Еще в каком настроении! Мне петь и плясать хочется! Сан Саныч, хочу рассказать вам кое-что по секрету!

И она закружилась по комнате в танце. Сан Саныч наблюдал за ней с улыбкой:

— Говори. Хранить секреты — это мое обычное занятие.

— Не смейтесь! Этот секрет долго хранить не получится… Но… я не могу не поделиться… Меня всю просто переполняет!

— И я даже догадываюсь почему. Вернее, из-за кого, — многозначительно подмигнул Сан Саныч.

— Конечно! Алеша назначил мне свидание, — воскликнула Маша, и Сан Саныч, не понимая, переспросил:

— Свидание? Так вы же видитесь ежедневно!

— Нет, не такое… Вы понимаете… — Маша, смутившись, замолчала.

— Понимаю, внучка. Особенное свидание. Маша прижала ладони к щекам:

— А вы меня не осуждаете?

— Что ты, маленькая. Я за тебя всей душой болею. И за Алешку тоже. Вы для меня — родные дети, — улыбнулся Сан Саныч.