Рассказы - Матэ Залка

— Ну, дружище стратег, вы получаете задание, в котором сможете проявить свои способности, — сказал Василий Васильевич.

Я невольно подтянулся. Передо мной сидел наш славный комбриг, а я кто? Недавно выпущенный харьковский курсант, скромный сотрудник разведывательного отдела штаба бригады.

Я в первый раз увидел круглую кубанку нашего комбрига, когда нас распределяли по дивизиям и бригадам. Было это еще в конце июля. Я вышел из штаба дивизии и остановился у тачанки, на которой сидел Василий Васильевич. Он сидел какой-то сонный, безразличный, равнодушно подставляя свою спину беспощадному солнцу. Я подумал, что это обозный комендант, и спросил, из какой он части. Как будто пробудившись от сна, он сверкнул на меня темно-зелеными глазами.

— Про нашу бригаду слыхал когда-нибудь?

— Как раз туда направляюсь, — сказал я непринужденно и попросился на тачанку. Кивком головы Василий Васильевич показал место рядом с ним. Из штаба вышел ездовой и передал моему собеседнику боевой пакет. Через плечо ездового был перекинут великолепный карабин. Он сел на козлы и, не обернувшись, не спросив, тронул нетерпеливых лошадей. Мы покатили по широкой улице маленького местечка. Сады и огороды незаметно сменились степью, широкой таврической степью. С высоты тачанки можно было видеть местность, лежащую, как на тарелке, на много верст кругом.

Мой спутник молчал, только изредка взглядывал на меня через плечо. Ему, очевидно, нравилось мое новое выпускное обмундированпе и забавляло то, что я не подозреваю, что сижу рядом со своим начальником, знаменитым комбригом. Не помню, как мы разговорились, но вышло так, что я выложил ему все свои знания, и моя длинная витиеватая речь о положении на фронте была не лишена той поучительности, с какой молодые люди излагают свои только что приобретенные познания. Василий Васильевич с беспримерной снисходительностью слушал мои рассуждения. В те времена я был глубоко уверен в том, что обладаю необычайными стратегическими способностями. За моим гладким юношеским лбом кипели великие замыслы и грандиозные концепции, и не было для меня большего удовольствия, чем высказать кому-нибудь свое мнение о создавшихся «конкретных обстоятельствах». И вот со времени моей первой встречи с Василием Васильевичем прилипла ко мне кличка «стратег». С тех пор мы с ним многое перевидали и перенесли, и четырехмесячная фронтовая жизнь сделала нас большими друзьями.

Теперь я стоял перед комбригом вытянувшись и смотрел ему в глаза. Часто видел я, как сверкали эти глаза во время боя.

— Возьмите с собой сорок бойцов, хотите по выбору, хотите добровольцев. Шпоры снять, шашки оставить и всю лишнюю бумагу из кармана вон.

— Понимаю; значит, в разведку?

— Ни, у Крим за сметаной, — сказал Иван Григорьевич, невозмутимо обгладывая кость.

— Отправитесь в штаб — он помещается в доме попа. Через полчаса вы должны быть там.

Мы второй день стояли в Строгановке, в этом последнем украинском селе перед Крымом, на берегу Сиваша, верстах в восьми от Перекопа. Крым казался нам более далеким, чем когда бы то ни было, нас отделяли от него смерть и море.

Я козырнул товарищу комбригу, подтвердив, что понял приказ. Вышел на крыльцо, и меня отшвырнул к стене яростный гром пушек с Перекопа. Он метался, рвал и слепил глаза своим ледяным дыханием. Было уже темно.

«Едва ли найдутся добровольцы, — подумал я. — Выберу сорок человек и возьму с собой друга-приятеля Сашку Парамонова из нашей разведки».

Опоздав лишь на двадцать минут, мы стояли перед домом попа. Штабная суета была здесь в полном разгаре. Снуют телефонисты с проволокой, прибывают один за другим конные ординарцы и мотоциклисты. А у стены амбара скопление автомобилей. Штаб, настоящий большой штаб, предел моих мечтаний — полевой штаб фронта.

С бьющимся сердцем я открыл дверь и спросил первого попавшегося человека, где кабинет командующего. Имя товарища Фрунзе я даже боялся произносить. Мной овладела школьная робость. Телефонист равнодушно указал подбородком на дверь, руки его были заняты аппаратом. Я вошел без стука, и мне сразу бросилось в глаза лицо товарища Фрунзе. Он сидел у стола и тихо беседовал с группой местных крестьян.

— Разведывательная партия бригады, — доложил я в пространство, не зная, к кому обратиться.

Товарищ Фрунзе взглянул на меня, и в этот момент из глубины комнаты вышел его секретарь. Это был коренастый, круглолицый человек с испытующим взглядом узких глаз.

— Пойдемте со мной, — тихо сказал он и отвел меня в угол под иконы. Там, на маленьком круглом столе, лежала «поднятая» карта с обозначением создавшихся «конкретных обстоятельств». Это была одноверстка района Перекопа. Причудливыми пятнами, как разлитые чернила, синел на карте Сиваш.

— Вот видите, это Строгановка. Направо Перекоп, налево Сиваш. Между Строгановской и этим язычком — видите? — четыре версты моря. Язычок этот называется Литовский полуостров. Смотрите, оконечность его укреплена. Оттуда каждый вечер нас освещают прожекторы. Полуостров защищают кубанцы генерала Фостикова. И вот вам, друзья, предстоит пробраться туда.

— Как, по воде?

— Слушайте внимательно, — сказал наш собеседник значительно, — не по воде, а по суше. Вы слышите, как беснуется ветер за окном? Это уже второй день.

Тут он инстинктивно понизил голос.

— Этот ветер угнал воду из Сиваша.

— Угнал?

— Да, и обнажил дно моря. Оно стало проходимым, понимаете? Видите сидящих товарищей? Они — местные рыбаки и солевары, пришли к нам и сообщили об этом. Они знают Сиваш как свои пять пальцев, будут вашими проводниками и доведут вас до проволочных заграждении белых, идущих в глубь Сиваша. В этих заграждениях вы должны сделать проходы. Для этой цели каждый разведчик получит ножницы или топор. Ножниц у нас очень мало, их придется дать только тем, кто умеет с ними обращаться. Понятно?

— Понятно, — ответил я, как завороженный.

— Когда проходы будут готовы, вы пошлете нам донесение. Донесение надо будет послать в маленький рыбацкий дом на берегу Сиваша, к тому времени мы уже будем там.

— Есть.

— Надеюсь, вам понятна важность возложенной на вас задачи? За вами немедленно спускаются дивизии. Посмотрите на карту: успешная атака Литовского полуострова сделает нам доступным Турецкий вал, и мы сможем обойти его.

Я безмолвно козырнул.

— Я вижу, ты парень сообразительный, — улыбнулся секретарь командующего и повернулся к командующему фронтом: — Михаил Васильевич, разведывательная партия бригады инструктирована. Сейчас им раздадут инструменты. Кто пойдет вожатым?

Из группы людей, беседовавших с командующим фронтом, выступил черноусый, моложавый человек.

— Разрешите мне, — сказал он. Товарищ Фрунзе встал.

— Нет, Андрей Иванович, ты уж оставайся тут. Ты — председатель ревкома, так сказать, местная власть и должен быть здесь со мной. Когда пехота перейдет Сиваш, потребуется твоя помощь. Надо приготовить материал для возведения гати: солому, песок, камни, доски — и, главное дело, мобилизовать повозки и лопаты. Ведь море может вернуться, а мы должны перебросить пушки и обоз. Оставайся, друг. Может быть, мы пустим вперед дядю Обидного, ведь он первый принес нам такое важное сообщение, по заслугам ему и первенство.

Седой черноглазый старик вышел вперед.

— Ну, желаю счастья, — сказал товарищ Фрунзе и пожал руку старику. — Революция не забудет вашей услуги.

Я козырнул. Михаил Васильевич простился и со мной и, задержав мою руку, посмотрел мне в глаза.

— Ну, товарищ командир, помните: осмотрительность и хладнокровие. В тяжелые минуты революция находит себе верных союзников: на нашей стороне ветер и товарищ Обидный, который знает Сиваш, как свои карманы.

— А карманы-то мои дырявые, — засмеялся старик.

— Это ветер не простой, а стратегический ветер, — сказал я воодушевленно. В глазах товарища Фрунзе блеснула улыбка.

Мы вышли на крыльцо. Секретарь командующего послюнявил свой указательный палец и подставил ветру.

— Не меньше девяти баллов, — обратился он ко мне. Я машинально последовал его примеру и тоже поднял палец. Со стороны ветра влага на пальце начала замерзать. Ко мне подошел Парамонов и сунул в руки ножницы для резки проволоки.

— Ругали мы этот ветер, Сашка, — сказал я, сойдя с крыльца. — Ругали и не имели понятия, что сейчас ветер наш союзник.

Со стороны Литовского полуострова били лучи прожекторов. Над Сивашем несся густой туман. Старик Обидный повел нас по крутому склону сивашского берега и, обращаясь ко мне, заговорил:

— Ну, теперь чтоб было тихо. Если кто упадет в яму с соленой водой, чтоб не кричал. Если и пуля продырявит, и тогда молчи. Держись друг за друга. Ну, да не мне, старику, вам это говорить, вы ведь солдаты.

Нас проглотил туман, захлестнул ветер. По колено в мерзлой грязи пробирались мы по Сивашу. Но чем дальше, тем тверже становился грунт, только местами то тут, то там блестела вода. Вдруг старик Обидный удержал меня за руку. Мы остановились. В двух шагах от нас тянулись длинные ряды проволоки, прикрепленной к колышкам.