Рассказы - Матэ Залка

— Видите, приму бой. В чем дело?

— Можно ваш бинокль? — спросил Чужбинин.

— Нате! — кинул ему Кудряшов ненужный ему теперь предмет.

— Ясно, — проронил Чужбинин, взглянув в бинокль. — Они хотят обходом. Конницы около взвода при двух офицерах. Я прошу вас, товарищ Кудряшов, иметь в виду, что все-таки у нас женщины, актеры.

Кудряшов рассердился.

— Я уже говорил вам — уходите отсюда! — И, повернувшись к собравшимся, крикнул: — Все безоружные марш по домам!

Группа всадников приближалась. Застрочил второй пулемет.

И вдруг произошло нечто совсем неожиданное. Кудряшов не успел опомниться, как Чужбинин начал спокойно и уверенно распоряжаться:

— Господа офицеры, ко мне! Господин капитан, дайте карту. Двух солдат поставьте на крыльце дома. Вот так! Так, так! Господин поручик (к Лидочке), отправляйтесь в дом. Выйдете тогда, когда вас позовут. Господин прапорщик, господин капитан — ко мне. Товарищ комиссар, идите к красноармейцам. Исчезайте. Я принимаю командование. Быстро. Не медлите, а то будет поздно. Скройтесь за изгородью.

Кудряшов колебался одно мгновение. Потом повернулся и в два прыжка достиг ограды. «Если это предательство — первой же пулей в него!» — подумал он на ходу.

На крыльце господского дома расположилась живописная группа офицеров. Капитан Цепский развернул карту. Генерал с биноклем в руках рассматривал приближавшийся отряд. Два солдата как вкопанные стояли у входа. Конница приблизилась настолько, что ясно можно было различить лица казаков. Впереди офицер, сзади другой. Лава замедлила галоп, высоко раскачиваются пики.

Генерал, отняв от глаз бинокль, в сопровождении капитана стал спускаться со ступенек крыльца. Ехавший впереди отряда офицер, заметив генерала, резко осадил коня, поднял руку к козырьку и в изумлении уставился на группу офицеров.

— Вы куда торопитесь, господин поручик? Зачем тратите драгоценное время? Кто вас сюда направил? Тут достаточно сил. Берите, голубчик, сейчас же влево, быстренько, без промедления, пока красные вас не опередили. Галопом!

— Ваше превосходительство, тут какое-то недоразумение. Мне дан приказ.

— Ну-ну! Меньше слов, господин поручик! Берите ваш взвод и атакуйте красных. По-кавалерийски, неожиданно, лихо. Потрудитесь выполнить!

Генерал небрежно отвернулся, несколько мгновений сосредоточенно рассматривал карту и не спеша стал подниматься по лестнице. В этот момент в дверях дома появилась фигура молодого черкесского поручика; в руках у него была какая-то бумага. Барсов стоял на крыльце бледный и не мигая смотрел на казачьего офицера.

Взвод сбился в кучу. Солдаты в недоумении переводили глаза с генерала на своего командира. Наконец тот поднял саблю и скомандовал:

— Сотня, рысью за мной!

И, пришпорив коня, повернул обратно. Взвод двинулся за ним.

— Стой! — вдруг исступленно закричал второй офицер, ехавший в арьергарде.

Взвод уже протянулся вдоль изгороди — в двадцати шагах от засады. Генерал скрылся в доме. Барсов, выйдя из оцепенения, побежал за ним.

Второй казачий офицер нагонял командира. В этот момент из-за ограды раздался резкий треск залпа, его продолжила равномерная чечетка пулемета. Первым упал офицер, остановивший взвод. Лошади с ржанием вздымались на дыбы, сбрасывая на пыльную дорогу раненых всадников. Те, что остались невредимыми, бешеным галопом мчались обратно к селу, пригибаясь к луке седла. Красноармейцы дали несколько залпов им вслед.

Двое раненых казаков попытались было встать, но Воронцов броском гранаты уложил их.

Дядя Петро занялся поимкой разбежавшихся лошадей. В этом ему горячо помогали невесть откуда появившиеся хуторяне.

Кудряшову подвели высокого гнедого жеребца. Комиссар уже получил обратно свой бинокль и был весь поглощен борьбой, разыгравшейся налево, в поле. Теперь уже работали все три пулемета.

— Воронцов, голубчик, быстренько скачи к левой тачанке.

Воронцов галопом рванулся в указанном направлении. Пулемет с фланга нажимал на все более редевшую конницу белых.

— Где генерал? Павел Павлович! Поздравляю! Молодцом! Молодцом! Идите теперь к повозкам. Готовьтесь. Отъезжаем.

Тут вмешался дядя Петро. Он подвел Чужбинину стройную серую кобылу.

— Ваше превосходительство! Садитесь. Будьте героем.

Все рассмеялись. Но Пал Палыч, ни минуты не колеблясь, уверенно и даже с некоторым изяществом сел на лошадь.

— Резерва у них нет. Это ясно, — сказал Кудряшов удовлетворенно и приказал прекратить огонь.

Теперь стали слышны стоны и крики раненых. Кудряшов сел на коня. Все заняли места в повозках. Раненых казаков оставили на попечении хуторян. Возвратившийся с поля Воронцов подал знак к отправлению. Обоз мигом снялся с места. Лошади понесли во весь опор. Чужбинин ехал рядом с Кудряшовым. За ними — Дудов и Обушко, тоже верхом.

— Ну, теперь давай и давай! — крикнул дядя Петро, который остался без лошади. Из его рук в последнюю минуту вырвалась казачья кобылица.

— Неладно. Хороша была лошадка, черти ее задери! — проворчал старик.

Уже миновали пулеметчиков. Атакующая конница превратилась в беспорядочно бегущие точки. Пулеметчики оказались из передовой бригады 9-й стрелковой дивизии. Среди красноармейцев вызвало крайнее удивление, а позже — восхищение, — присутствие старого генерала. Конца не было смеху и шуткам.

Надо было отдать справедливость, — старый актер с честью вышел из рискованного положения, проявив редкую находчивость и несомненное знание военного дела. Кудряшов рассказал эту историю в штабе, и все радовались счастливому исходу приключения.

— Да, отставшие семь красноармейцев погибли под Мариенталем. Ну, да на войне такие вещи случаются часто. Зато беляки получили свое.

Разговор вскоре перешел на другую тему, заговорили о всеобщем наступлении на фронте. Была уже середина октября, и красные армии со всех сторон двинулись на Врангеля, не было дня, чтобы то тут, то там не проскальзывали перебежчики от белых. Особенно участились перебежки отдельных казачьих разъездов. У донцов острый нюх, они уже почуяли скорый конец Врангеля.

Тактика Фрунзе оказалась правильной. Боевой дух красных армий возрастал с каждым днем. Каховский плацдарм, как штык, направленный в спину врага, несокрушимо стоял в тылу Врангеля. Армии Южного фронта послали письмо товарищу Ленину с клятвой, что к третьей годовщине Октября на территории Крыма не останется ни одного врангелевского солдата. Каждый раз, когда Алексей попадал в штаб какой-нибудь крупной боевой единицы, он остро чувствовал, какая громадная политическая работа проводится в частях. Это была система Фрунзе, система всего большевистского руководства. Каждый красноармеец Южного фронта знал, что к зиме кампания должна быть окончена.

Кудряшов стоял на крыльце политотдела и задумчиво смотрел на веселую суету красноармейцев во дворе около пулеметной тачанки.

«Эх, скоро конец войне. Поеду в Питер, брошу этих актеров… Гм-м… Как это сказал Бузин? «А ты уверен в том, что цель этого старого актера была спасти труппу от белых?» А как же иначе? Пал Палыч свой человек, а Бузин — чекист, никому не верит на слово. Впрочем, это он правильно делает. И он — начальник Особого отдела дивизии, с этим надо считаться. Да, когда начинаешь в чем-нибудь сомневаться, то все уже кажется подозрительным. И нельзя не сомневаться: интеллигенция — народ каверзный. Сколько от них революция потерпела».

Кудряшов вдруг решительно поправил наган, подтянул пояс и принял решение:

— Ах, черт! Надо допытаться, уж очень старик по-военному поступил. На конце сидит как влитой, а генеральский мундир как носит! Ого! Погоди-ка, узнаем, в чем дело,

Он решительно направился в Особый отдел дивизии. Подождав, пока Бузин кончил дела со своими сотрудниками, Кудряшов тихо сказал:

— У меня к тебе разговор есть.

И он изложил все возникшие у него сомнения.

— Ну, слава богу. А я было уже думал, что ты проглотил все свои матросские зубы. Правильно говоришь, надо пощупать старика.

— Только, знаешь, не очень… Интеллигенция все-таки…

Теперь, когда он облегчил душу перед Бузиным, ему показались подозрения ни на чем не основанными и нелепыми.

— Не бойся, не съем. Напиши-ка ему записку, и я сейчас же пошлю за ним.

Кудряшов написал Чужбинину записку, и когда маленькая тачанка, отправленная за актером, скрылась, ему опять стало не по себе.

«А может, все это только так… И старик еще подумает, что это я в нем усомнился. А впрочем, откуда я их знаю… Дело-то ведь, правда, щекотливое».

Тачанка вскоре вернулась, и с ее заднего сиденья сошел Пал Палыч. Кудряшов, не желая встречаться с ним на крыльце, вернулся к Бузину и нашел там помначдива, который в последнее время усиленно ухаживал за Лидочкой. Пал Палыч постучал. Войдя, он внимательно оглядел присутствующих и произнес: