Мессия - Борис Старлинг

«А ты, надо полагать, хочешь, чтобы я убрался отсюда, да поскорее», — думает Дункан.

— Вообще-то, Хелен, мне бы хотелось кое-что с тобой обсудить.

Он знает, что она не откажет, особенно в присутствии Сэма. Хелен прекрасно понимает этот маневр и бросает на него взгляд, полный неприкрытой злобы.

— Сэм, мы с папой хотим кое-что прояснить. Хочешь забежать внутрь и взять себе кока-колу или еще что-нибудь? Я мигом, поговорю с папой, и к тебе.

Они воображают, будто щадят его, но Сэм-то прекрасно изучил своих родителей и видит, что назревает ссора. Мальчик отстраняется от Хелен и неловко, смущенно обнимает Дункана за пояс.

— Пока, папа. До встречи.

— Увидимся.

Отец пробегает пятерней по голове сына, и тот, со взъерошенными волосами, взбегает по ступенькам к двери. Он еще не пропал из виду, а Хелен уже шипит:

— Ну, что еще у тебя?

— Что твой Энди внушает нашему Сэму?

— Насчет чего?

Дункан имитирует голос записного разглагольствующего либерала:

— Брутальность полиции возрастает, но большинство пострадавших не жалуются, потому что люди слишком напуганы или считают, что их жалобы все равно потонут в бюрократических проволочках.

— Брутальность полиции?

— Да. Это именно те слова, которые употребил Сэм. Много ты знаешь девятилетних мальчишек, способных выдать такую фразу? Что еще говорит ему Энди?

— Ничего особенного. Просто как-то раз Энди принес домой сборник статей, выпущенный университетом. Сэм спросил, что это, Энди ему показал. И мы обсудили его содержание. Немного поговорили. Вот и все.

— Скажи своему Энди, чтобы он бросил эти свои штучки.

— Дункан, Бога ради, перестань. Энди может делать что хочет.

— Если Энди, на хрен, хочет мою жену…

— Бывшую жену.

— …То флаг ему в руки. Но он не получит моего сына. Ты поняла?

— Не будь придурком, Дункан. Энди не пытается влезть Сэму в доверие, не корчит из себя суррогатного отца и не настраивает Сэма против тебя. Отношения у них с Сэмом дружеские. Они говорят о многом, и ты, может быть, удивишься, но тебя во главе списка тем, обсуждаемых по вечерам, не замечено.

Дункан грозит пальцем перед лицом Хелен.

— Если я узнаю, что твой долбаный Энди и дальше будет пичкать Сэма подобным дерьмом, он у меня на своей шкуре узнает, что такое эта долбаная «брутальность полиции»!

— Это что, угроза?

— Ты просто скажи ему, вот и все.

Хелен поднимается вверх по ступенькам и хлопает дверью, выставляя барьер между бывшим мужем и своей новой жизнью. Дункан садится в машину и медленно отъезжает, зная, что рвануть в порыве ярости с места — значит дать понять Хелен, что он выведен из себя. Он не доставит ей такого удовольствия.

Но на самом деле злость и досада так сильны, что Дункан скрежещет зубами.

На месте его брака — пустота. И такой же пустой стала вся его жизнь.

58

Не исключено, что в других обстоятельствах родители Реда одобрили бы его решение поступить на работу в полицию. Пусть он не стал ни бухгалтером, ни банковским служащим, ни юристом, на что рассчитывал отец, но тем не менее такая работа могла считаться серьезной и вполне подходящей. Для другого человека, в других условиях.

Однако на фоне всего случившегося ранее его выбор был воспринят ими как оскорбление, как еще один болезненный удар, в дополнение к тем многим, которые он уже нанес своим близким. Однажды отец явился к нему без предупреждения и заявил, что раз он избрал такой способ успокоить свою совесть, они с матерью, со своей стороны, не желают иметь с ним ничего общего.

Попытки урезонить старика ни к чему не привели, и Ред, выйдя из себя, попытался его ударить. То, что это было ошибкой, он понял, едва успев занести кулак, и единственным утешением в этой неприятной ситуации явилось то, что он промахнулся.

Отец вышел из его комнаты и, как говорится, навсегда ушел из его жизни.

Во время обучения, стажировки и на первых этапах работы в полиции Ред проявлял исключительное рвение, добровольно вызываясь на сверхурочные дежурства. Это не способствовало расширению круга общения и практически не оставляло времени для личной жизни, так что Ред уже совсем было смирился с постоянным одиночеством, но тут случай подарил ему встречу со Сьюзен. Она была медсестрой в больнице Адденбрук, в Кембридже, куда он явился, чтобы допросить раненого. На следующий вечер они встретились, чтобы вместе выпить, а по прошествии менее чем трех месяцев уже поженились. Быстро, может быть, слишком быстро. Углядев в свадьбе возможность для примирения, Ред поступился своей гордостью и отправил приглашение родителям — но они не только не явились, но даже не сочли нужным ответить. С того момента, со дня своего бракосочетания, Ред считал, что его семья состоит только из них двоих, из него и Сьюзен, ставшей во всех смыслах его половинкой. Человеком, с которым он намеревался строить будущее и который должен был помочь ему забыть о прошлом.

Начало было многообещающим, но потом все пошло наперекосяк. Даже теперь, по прошествии семи лет, Ред не знает на самом деле, как и почему не заладилась его семейная жизнь. Первые пару лет, пока брак и их чувства были свежи, все казалось прекрасным. Потом новизна истерлась, блеск потускнел, пламя угасло. Возможно, будь у них дети, это, с одной стороны, отвлекало бы их друг от друга, а с другой — цементировало брак. Ну а так Ред все более отдалялся от жены, углубляясь в работу. Чему способствовал и постоянно возраставший интерес к его персоне со стороны средств массовой информации.

«А ведь большинству людей было бы лестно состоять в браке и с менее известным человеком, — думает Ред. — Лучи славы одного из супругов неизбежно греют и другого, приятно ведь видеть лицо близкого человека в газетах или на экране». При этом Ред не поп-звезда и не футболист, чтобы его подъезд заполоняли поклонницы, а репортеры таблоидов рылись в мусоропроводе в поисках чего-нибудь, позволяющего уличить знаменитость в наличии любовниц или в пристрастии к кокаину.

Но Сьюзен известность мужа не радует. Порой Реду кажется, что внимание прессы к мужу обижает ее, что она завидует его успеху. Ну и конечно — тут он может ее понять, — ей не нравится, что он сутками пропадает на службе и что его в любой момент могут выдернуть из дома. Понятно, что ей хочется внимания, хочется занимать в его жизни первое, а не второе после работы место, хотя… в последнее время Сьюзен не выказывает к нему особого интереса, даже когда он поблизости. Она хочет от него внимания к себе без необходимости отвечать тем же. Во всяком случае, такое впечатление у него складывается.

Так оно пошло, так и продолжается. Он не рассказывает ей о своей работе, потому что не чувствует с ее стороны никакого интереса. Однако стоит ему указать ей на это, Сьюзен обращает его слова против него самого, заявляя, что не спрашивает, потому что у него нет привычки с ней делиться. Она неискренна, но ведь и он тоже. Порой Ред задерживается на работе дольше необходимого, потому что домой его просто не тянет. Потому что бессонные ночи и невыразимые ужасы для него предпочтительнее необходимости биться о глухую стену равнодушия.

И порой, как сейчас, Ред стремится добиться успеха хотя бы для того, чтобы доказать — это ему под силу. Конечно, признавать это ему неприятно, но по большому счету женщина-психотерапевт права. Конечно, ему следует поменьше пропадать на работе и почаще проводить с женой выходные. Что он сейчас и пытается делать. Возможно, это всего лишь попытка замести накопившийся мусор под ковер, вместо того чтобы толком расчистить и проветрить помещение, но ведь и это лучше, чем ничего.

Впрочем, так ли? И стоит ли утруждаться, если его потуги все равно пойдут прахом, как только в игру снова вступит Серебряный Язык? Когда невидимый кукловод начнет дергать Реда за веревочки и велит танцевать.

59

Суббота, 17 октября 1998 года

— О, бэби! — восклицает Сьюзен с нарочитым, для смеха, американским акцентом. — Я чувствую, что у меня от одного вида всего этого закупориваются артерии.

Ухмыльнувшись в ответ, Ред опускает глаза в свою тарелку. Время ленча, но он заказал полный английский завтрак — сосиски, бекон, запеченные бобы, поджаренный хлеб, яйца, грибы и кровяную колбасу. Кусочек последней он подцепляет на вилку и отправляет себе в рот. Сьюзен морщится.

— Как ты можешь есть такую гадость? Это ведь не что иное, как свиная кровь. Мне-то казалось, что за последние несколько месяцев кровь успела тебе надоесть.

Ред набивает рот кровяной колбасой и отпивает маленький глоток из своей кружки. Сьюзен смотрит куда-то ему через плечо, вилка с подцепленным салатом «Цезарь» замерла на полпути к ее рту.

— И почему этот тип выглядит таким знакомым? — спрашивает она.