Эпизод I: На границе двух миров (СИ) - Терран

Я тяжело дышал, с трудом проталкивая воздух через сведенное судорогой горло и отчетливо осознавая, что если я не справлюсь со своим страхом сейчас — то проиграю ему навеки, забравшись в ракушку лжи и самообмана и так и не смогу начать по-настоящему жить.

Я не знаю, сколько прошло времени, но постепенно мое дыхание успокаивалось, горло наконец вернуло способность пропускать через себя воздух без героических волевых усилий, а сведенное судорогой тело безвольно расслабилось внутри стальной скорлупы доспеха — время моей схватки еще не пришло.

— Здравствуйте, босс, — кивнул мне Винсент, пристроившись слева от меня.

Я шикнул на сержанта:

— Тихо, сейчас настоящий босс говорить будет.

Хайнд только нервно хмыкнул на этой заявление. Нервничать у мужика были все основания — пять минут назад датчики, оставленные неподалеку от входа в ущелье, засекли передовые отряды зергов, стекающихся к Бункеру со всех направлений в совершенно неподъемных для нас количествах, а о флоте Сынов Корхала не было ни слуху, ни духу.

Собрать бойцов по боевой тревоге не заняло много времени — все и так были на ногах. Мрачные ополченцы занимали заранее обговоренные места, кто на стене, кто прямо под ней, а кто — и на последней оборонительной линии, начинавшейся уже непосредственно у бараков.

Над бункером повисла напряженная мрачная тишина, все только и делали, что нервно перехватывали винтовки да косились на замершего на стене шерифа. Рядом с приметным доспехом шерифа (с дырой в груди размером с арбуз) прилаживала на парапет свою С-15 Керриган, равнодушно повернувшись к ополченцам спиной и всем видом демонстрируя, что в гробу она видала все эти пафосные речуги перед боем.

— Давайте я просто расскажу вам о ситуации, — наконец, начал шериф. — За моей спиной — полчища зергов, которые твердо намерены сожрать все живое на этой базе. За вашими спинами — убежища, где, тесно прижавшись друг к другу, сидят ваши жены, родители и дети. Черта, разделяющая их, будет проведена здесь, у нас под ногами. И этой чертой станем мы.

— Коротко и ясно, как ты всегда любил, — ухмыльнулся я.

Все таки эти пошлые пафосные речи правда работают — на идеалы, к которым они взывают, можно опереться в те моменты, когда больше не на что. Когда ты один против всего мира и выхода нет, и помощи не будет, и ты сам и все, кто тебя окружает — ходячие мертвецы, которым осталось притворяться живыми считанные минуты.

— Ну, с Богом… — выдохнул я, протягивая руки и отодвигая в сторону мир, в котором я защищал обреченную базу, чтобы окунуться в другой, где я держал энергетическую заплатку в стене, не беспокоясь более ни о чем.

Я знаю, где-то там, за пределами моего до предела сузившегося восприятия, полыхало сражение. Надсадно хрипели ополченцы, вдавливая спусковой крючок и с хриплыми матюгами менявшие обоймы. Сухие хлопки выстрелов сливались в неразличимый белый шум, безуспешно пытаясь поглотить крики раненных и умирающих, но раз за разом заглушаемые скрежетом раздираемого когтями металла; шипением кислоты, превращающей сталь в вязкую раскаленную жижу; стрекотом и визгом тварей, убивавших с тем же восторгом, что и умиравших. Где-то там ярость боролась с отчаянием; упрямое нежелание сдаваться — с чувством бессилия, когда на место одной застреленной твари встают трое; инстинкт самосохранения, истерично вопящий о бегстве — с безумной яростью загнанного в угол зверя.

Я знаю, что все это было. Но для меня существовала лишь безграничная мощь Кхалы, струящаяся по венам и, казалось, заменившая кровь. Лишь тонкая пленка силового поля, крепостью превосходящая танковую броню и занимающая все внимание и все мое невеликое мастерство.

Мое место в сражении, мое поле битвы. Моя черта, которая не может быть стерта.

Нет ничего важнее этого.

И именно поэтому первой моей эмоцией, когда упругая пси-волна сбила меня с ног, протащив по земле, была ненависть, а первым желанием — стереть глупца в порошок.

Открыв глаза и взглядом нашарив смертника, — невысокую фигуру в измазанном кровью некогда черном доспехе и распластанным под ногами гидралиском, я с трудом сдержал уже собравшуюся в упругий комок пси-энергию и перенаправил ее в открывшийся пролом, в котором уже показалась безликая багряная волна тварей.

— Стреляйте в пролом! — зашипел я, срывая связки.

Мой приказ запоздал — ополченцы и сами прекрасно понимали, что прорвись зерги через пролом и их уже не остановить. Обрушившийся на дыру свинцовый дождь за какие-то пару мгновений превратил гладкую поверхность асфальта в полуметровую кучу агонизирующих тварей.

Проигнорировав предостерегающий окрик Керриган, я бросился к пролому, чтобы восстановить барьер и уже протянул было руку, как ощутил смутно знакомое прикосновение к разуму. Что-то почти забытое, но дарящее уверенность и надежду, что-то… родное?

Барьер был мгновенно забыт. Бросившаяся на меня тварь — небрежно откинута в сторону взмахом руки.

— Они здесь… — только и мог шептать я, запрокинув голову небу, где на темном фоне ярко сияла Призма Искажения, похожая на золотой кулон с сапфиром. — Они здесь.

Из ступора меня вывела яркая вспышка впереди — сияя поднятыми в боевое положение щитами, в паре метров над землей материализовалась долговязая фигура в золотом доспехе. Миг — и после мощного гравитационного удара фигура приземляется на землю. Еще один — и во все стороны брызнули ветвистые разряды молний. Третий — и на пустом пятачке диаметров в пару десятков метров, заполненным лишь крупными хлопьями пепла, ярко вспыхивает с десяток таких же фигур. Вспышки следовали одна за другой, десятками, сотнями превращая ночь, едва не ставшую для нас последней — в яркий полдень, первый в череде тех, что нам сейчас подарили. Прочертив две огненные полосы, с неба рухнули изящные, несмотря на пятнадцать метров роста, четырехногие боевые машины, еще в воздухе развернув в боевое положение расположенные по бокам башнеобразного корпуса пушки и прибавив к голубым вспышкам телепортации ярко-алые лучи термальных орудий.

— Что это, черт возьми, такое? — повернув голову, я с трудом сфокусировал взгляд на Керриган. Девушка вновь упустила контроль над эмоциями и теперь я ясно видел, как облегчение в ней мешалось со страхом.

— Наше спасение, Сара, — ответил я, не переставая глупо улыбаться. — Четвертый вариант, помнишь?

— Не стрелять! — сорванным голосом Джима проорал динамик. — Кому сказал, вояки недоделанные! Это — свои!

Похлопав по плечу ничего не понимающую Сару, я отвернулся от экс-Призрака и бодрой походкой, почти подпрыгивая, зашагал к протоссам, уже зачистившим все видимое пространство перед стеной. Взрывы и вспышки пси-энергии слышались только где-то в удалении.

За моей спиной охнула Сара.

— Ноги… Твои ноги!

Остановившись на мгновение, я обернулся, поднимая забрало. Лучшего шанса мне не представится — здесь и сейчас, казалось, не существовало ничего невозможного.

— Эн Таро Адун, человек, — сказал я, широко улыбаясь застывшей девушке. Жаль, я не вижу ее лица, такое воспоминание пропадает! — Мы — протоссы и теперь у тебя перед нами должок.

Помахав застывшему экс-Призраку ручкой, я повернулся спиной к недоверчиво ощетинившейся стволами крепости — ополченцы до сих пор не поняли, что все уже кончилось.

Золотая Армада в очередной раз подтвердила правомерность титула: «сильнейший флот протоссов» — перед Бункером собралась всего пара сотен лучших Тамплиеров, пара Колоссов и с десяток драгунов и этого оказалось более чем достаточно, чтобы помножить на ноль казавшиеся бесчисленными орды зергов.

Неожиданно одна из десантных групп дрогнула — бесцеремонно расталкивая в стороны сослуживцев, вперед протиснулась неотличимая от остальных фигура в золотых доспехах.

Между нами было всего тридцать метров, поэтому я легко различил уже порядком подзабытый легкий шорох — шлем Тамплиера, чье сияние в псионном поле было подозрительно знакомым, собирался в аккуратный капюшон, являя миру вытянутый череп, обтянутый синеватой чешуей.

Много-много лет назад, в далекие времена, когда я только начинал узнавать свой новый народ, самой большой проблемой для меня оказалось научиться отличать одного протосса от другого. Как для всех европейцев азиаты — на одно лицо, так и для меня чешуйчатые инопланетяне были совершенно неотличимы друг от друга, словно все поголовно были клонами друг друга. Даже спустя семь лет, проведенные в приюте, я до сих пор временами путал своих сверстников… кроме одной. Той, что была со мной с самого начала, той, кому доверял больше, чем даже Джиму.

«Салли…»

Я так и не смог произнести это вслух. Весь тот десяток секунд, наблюдая, как медленно сокращается расстояние между нами, я отчаянно пытался произнести вслух прозвище, которое дал в первую же секунду знакомства. Она никому не позволяла повторять его, кроме меня.