Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени - Николас Хеншелл

Jarett D. 1973. The Begetters of Revolution, Longman. P. 257-258.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ТЕОРИЯ АБСОЛЮТИЗМА?

Большинство критиков концепции «абсолютизма» концентрировали свое внимание на деятельности органов управления. Они подчеркивали, что зачастую государям не удавалось осуществить задуманные программы. Однако, предполагая, что теория «абсолютизма» существовала, они не подвергали ее серьезному анализу. Вопрос состоит в том, была ли вообще такая теория в раннее Новое время. Мы начнем с трех основных характеристик государя, которыми оперировали в Европе раннего Нового времени: он мог называться монархом, деспотом или главой государства с республиканским устройством. Затем мы поймем, требуются ли другие термины для того, чтобы понять истинный смысл исторических событий.

ПРОБЛЕМЫ ИСТОЧНИКОВ

Форма правления определялась конституцией, в которой были оговорены принципы распределения, процедуры реализации и пределы публичной власти. Конституции, как правило, основывались на обычае, то есть были результатом молчаливого соглашения общества относительно оптимального способа удовлетворения его коллективных потребностей. Конституции могли содержать письменные элементы, каковыми были Великая хартия вольностей и Декларация прав в английской конституции, однако их авторитет основывался на соответствии обычаю. Европейские либералы XIX века вообще не считали обычные конституции конституциями, так как принимали за образец то, что считали высшим достижением конца XVIII столетия — запись основных фундаментальных принципов государственного устройства на бумаге.

То, что до 1770–х годов письменные конституции отсутствовали, особенно важно для историков. Четкие определения источника и границ вла–сти были недоступны пониманию современников. Разногласия возникли впоследствии. Перед тем как вникнуть в его детали, нужно осознать, что конституция Бурбонов как таковая не существовала. Она представляла собой совокупность того, что люди говорили и думали по данному вопросу в этот период. Кроме того, французские монархи XVII века не делали официальных заявлений о границах и природе своей власти. Людовику XIV приписывают несколько афоризмов, в том числе и знаменитое «Государство — это я», которые можно соотнести с любой выбранной нами теорией власти Бурбонов. Его девиз гласил: «пес pluribus impar», что на языке Версаля значит «Я — величайший». Но едва ли эту фразу можно возвести в ранг политической теории. Кроме того, Людовик написал «Мемуары», однако эти советы дофину никоим образом нельзя считать систематическим трудом.

Существовавшие в раннее Новое время теории функционирования политических систем следует рассматривать на трех различных уровнях. Стандартное выражение «свободнорожденный англичанин» создали политически неграмотные люди. «Папство и деревянные башмаки» — с таким презрительным слоганом в XVII веке протестантская толпа высмеивала сервильную бедность католического крестьянства; энтузиазм, с которым протестантские писатели Германии и Скандинавии защищали идею абсолютной власти, подчеркивает, как они были далеки от реальности. Но англичане в XVIII веке получали удовольствие от того, что Уилберфорс называл особой привилегией родиться англичанином.1 Общественное мнение Франции ценило достоинства сильной монархии, однако с любовью отзывалось о «свободах французов». Французы раннего Нового времени не считали себя рабами, что очень удивило бы их современников–англичан.

Эти архетипы вновь возникали и эксплуатировались на более высоком уровне поденщиками и активистами от политики в открыто пропагандистских целях. Десятки тысяч трактатов и памфлетов–однодневок, информативная ценность которых сомнительна, а авторы забыты, отвергнуты некоторыми историками на том основании, что такие сочинения были результатом политического заказа. Другие, во главе с Пококом и Скиннером, рассматривают их как интеллектуальную матрицу, породившую впоследствии фундаментальные труды Гаррингтона и Гоббса. Они не могли бы служить пропагандой, не соответствуя тем стереотипам, которые считались приемлемыми. На первых двух уровнях традиционное изображение Англии как «ограниченной» монархии, а Франции — как «абсолютной» в известной мере было устойчивым. Английские писатели не переставали восхищаться тем, как их конституция оберегала жизнь, свободу и собственность поддан-

Langford P. 1989. A Polite and Commercial People. Oxford University Press. P. 320.

ных. Оказывается (с их точки зрения), того же хотели и во Франции. Английские авторы полагали, что эти три вожделенных предмета зависели от прихоти тиранов — Бурбонов. Французы же с этим не соглашались и разоблачали насмешки англичан, считая их пародией на свою конституцию.

На самом высоком уровне политические мыслители, в том числе Гоббс, могут ввести нас в заблуждение, если мы примем их в качестве основных авторитетов в вопросах действовавших тогда конституций и даже в теории абсолютной власти — такой, как ее понимали современники. Как заметил Скиннер, величайшие произведения часто хуже всего отражают политическую мысль эпохи.1 Иная картина возникает, если последовать совету Му–нье и прислушаться к высказываниям тех, кто был причастен к управлению: к запискам министров, к проповедям епископов, к государственным декларациям. Тогда станет ясно, что мнения французов и англичан по основным вопросам совпадали.

КОНЦЕПЦИЯ ГОСУДАРСТВА

В Средние века не существовало понятия «государство», по крайней мере в современном теоретическом значении. Термин «государство» обозначает уникальную общность, которая обладает суверенитетом, то есть высшей законодательной властью. Государство объединяет волю отдельных индивидов и интересы сообщества в действиях центральной власти, которая управляет жизнью коллектива. Словосочетание «res publica» в Древнем Риме означало именно «общественные дела». За столетия, последовавшие за падением Рима, эта концепция потеряла свою определенность, так как произошел возврат к тому, что, в сущности, было племенным обществом. В Средние века более крупные образования возникают вновь, но если в эту эпоху и с у щ е с т в о в а л о какое‑то «государство», то им было Christianitas («христианская вселенная»), теоретически управляемое императором Священной Римской империи и папой. Они были единственными государями, имевшими законное право говорить о своей верховной власти.

Но даже эти властители управляли вовсе не суверенными государствами, поскольку средневековые понятия о законотворчестве отличались от современных. Для нас это слово означает реализацию сознательной воли законодателя, будь то сообщество в целом или один правитель. Так же считали и римляне. Но в Средние века закон означал установление, или обы-

1 Burns J. H. 1990. The Idea of Absolutism // Miller J. (ed.) Absolutism in Seventeenth‑Century Europe. Macmillan. P. 37-42; Skinner Q. 1978. The Foundations of Modern Political Thought. Cambridge University Press. Vol. 1. P. x‑xi.

чай, и законодательство больше напоминало компиляцию или кодификацию уже существующего права. Законодательства средневековых государей — это подтвержденные ими обычаи. Их так называемое законотворчество часто представляло собой то, что мы отнесли бы к исполнительным и судебным функциям правительства. Они не проводили различий между исполнительной и судебной властью и законодательством, существенную часть которого составляли их ответы на судебные запросы подданных. Смешение правительственных функций сохранялось вплоть до XVIII столетия, хотя мысль Монтескье об их разделении на исполнительную, законодательную и судебную мешает это понять.

В то же время публичная власть носила рассредоточенный характер. В период варварских вторжений и переселений она переходила к доминировавшему в той или иной местности представителю знати. Феодальные узы связывали сеньора, вассала и серва взаимными обязательствами, а графы, маркизы и герцоги обладали королевскими прерогативами: могли командовать армиями, «издавать» законы и чеканить монету. Тема суверенитета не акцентировалась, поскольку власть перешла от короля к тем, кто фактически обладал ею. Феодальное общество было пирамидой, на вершине которой номинально все еще стоял монарх, однако реальная власть переместилась к ее основанию. Таким образом, с точки зрения короля, теория феодальных отношений была контрактной и неавтократичной.

Современные представления о государстве восходят непосредственно к возобновленному в Средние века изучению римского права. В конце XIV века особенно полезными оказались две идеи. Первая основывается на цитате из сочинения римского юриста Ульпиана, которая известна лишь по первой клаузуле: «quod principi placiut legis habet vigorem», и это может ввести нас в заблуждение. Целиком отрывок производит несколько иное впечатление: «То, что решил государь, имеет силу закона в той степени, в какой особым указом (lex regia), касающимся его правления, народ сообщил ему и возложил на него полноту управления и власти». Таким образом формировалось представление о том, что внутри сообщества — в народе или в персоне государя — заключена верховная воля, то есть сущность государства, а законотворчество в его креативном значении есть выражение государственной власти. Вторая идея вытекала из первой. Верховная власть внутри государства не должна подчиняться более высокой власти вне его. «Imperium», или верховная власть, был заимствован у императора Священной Римской империи и присвоен половиной королей Европы. В XVI столетии современная концепция государства уже сформировалась.1