Жди свистка, пацан - Виктор Сафронов

Пока шли гудки, он опять посмотрел на часы. Времени, с того момента, когда он первый раз зафиксировал его для себя (ну, не для протокола же), прошло всего двадцать две минуты.

Раздался сонный, и чувствовалось пьяный голос Залупенко. Гусаров, нетерпеливо расхаживая по коридору выразительно и вкратце, рассказал ему события последнего получаса.

— Ты полицию вызвал?

Не встревожено, а благим матом закричал Залупенко, отбросив в сторону актерские потуги… Чувствовалось, что он серьезно напуган.

— Нет. Хотел сначала посоветоваться. Тем более надо срочно помочь Механику. Боюсь, эти скоты сломали ему ребра и проломили череп.

— Через полчаса, ну максимум минут сорок, подъедет врач со всем необходимым. Ты его знаешь, — он запыхтел в трубку и почти зарыдал. — Лешенька, не губи. Только полицию не вызывай. У меня скоро намечается новое строительство… Заплачу… Отблагодарю…

— Я жду врача, — заорал в трубку Алексей. — Кончай разводить сопли… Механик умирает… Шкура!…Твою мать. У тебя только деньги на уме… Поторопись! Сука!

И в сердцах швырнул телефон в стену. Телефон превратился в мелкие брызги. Схватив чью-то шмотку, сбежал вниз, посмотрел, как себя чувствует Степан Андреевич. Сел рядом. Подложил ему под голову чужую куртку. Попытался успокоиться. Но нервная дрожь, сотрясающая тело, не давала спокойно усидеть на одном месте. Он опять побежал наверх…

Там все было по-старому. Правда стонов и плача, как полчаса назад не было. Взгляд упал на лежащие шприцы, заполненные бесцветной жидкостью. Из этого хозяйства он машинально взял первый попавшийся. Невидящим взглядом озирнулся по сторонам. Острая, как перец кровь закипала, туманя взор. Берегов океана его гнева видно не было. В утлом челне бушующих чувств, эмоции понесли его в неизвестную для читателя сторону.

Клокочущая ярость захлестывала горло и не давала нормально дышать. Он рванул ворот рубахи. Дышать стало чуточку легче.

Нагнулся.

Резким движением, через штанину, он вколотил иглу в бедро ближайшему бандюку. Тот почти сразу открыл глаза. Алексей поднес к его носу шприц.

— Что это?

Острие иглы было направленно прямо в зрачок. При таких обстоятельствах не хочешь, а скажешь.

— Приводит дурака в чувство, после нашего лекарства… — не отрывая глаза от иглы, стараясь быть умным и покладистым почему-то прошептал тот.

— Что вы от них хотели?

Гораздо более мягко поинтересовался Алексей у плохо соображавшего грабителя, указывая на сложенную у стены поленницу тел.

— Денег… Забрать…

Пробормотал мордатый тип, плохо представляя себе, где он находиться и с кем говорит. — «Ты только старшому не говори»

— Сема… Солдафон? Наводчик? — указывая на того кто лежал рядом, спросил Алексей.

— Нет, он у нас старшой, заместо «бугра» будет, — замотал тот головой, чуть ли не с обидой. — Его идея… Он показывал, а мы этих олухов сюда собирали… Не знали… у кого все деньги… вот всех и притащили…

— Значит, говоришь, денег захотелось?

Опять с нескрываемым участием, поинтересовался Алексей, разглядывая преступника взглядом патологоанатома, — «Боюсь, что они тебе уже не понадобятся…»

Должно быть, он хотел еще что-то сказать, а может быть даже и сделать. Но от стены раздался протяжный стон, именно стон, не песня, одного из лежащих…

— А потом, что с ними должны были сделать?

Он повернул залитую кровью бандитскую морду в сторону сложенного штабеля из непонятных тел.

— В канализацию их побросать… Вместе с тобой, ментяра поганый!

Распоясавшийся преступник вдруг резко выбросил вперед руку, коварно и подло пытаясь выбить глаз у мирно сидящего перед ним на корточках Алексея. Тот легко увернулся.

— Не балуй, агрессор!

После чего, легким и стремительным ударом в область сломанной до этого переносицы, отключил лежащего бандита на более длительное время.

Потом поднялся и только после этого обратил внимание на то, как сильно вспотел в не снимаемой с вечера куртке с деньгами. Тем не менее, курточку все равно не снял. Только оттер пот со лба.

После подошел к ближнему из сложенной скирды, тому, кто с мешком завязанной на голове лежал у стены и громко стонал от жалости к себе… Тем же ножом-бабочкой, перерезал мешковину и скотч, которым был скручен добрый человек по рукам и по ногам.

Из мешка показалась пыльная голова Мыколы. Икая от ужаса и выпитого, заикаясь от страха, тот на чистом русском языке тут же отрекся от «неньки Украины». Чтобы ему поверили окончательно и бесповоротно, призвал к суду истории над Степаном Бандерой и его пособником Мельником.

Бить и резать москалей он уже не хотел. Главное, чтобы они его не били и не резали. Оказывается это больно. В сущности, мордатый Мыкола оказался обычным болтуном не способным личным примером, пламенными призывами и искрометными заявлениями, увлечь за собой на последний и решительный бой, притаившихся за каждым углом настоящих патриотов и творческую интеллигенцию.

Чтобы быстрее привести «главного друга всех русских на земле» в чувства скрытный, но мощный Олесь вколол ему то, что было в другом, еще не испытанном на преступнике шприце.

Пока Мыкола приходил в себя остальным потерпевшим также был введен препарат. Они все очень быстро зашевелились. Очухавшемуся Мыколе, он постарался быстро и главное, доходчиво на языке межнационального общения объяснить все происходящее.

— Держи нож, помоги своим освободиться от мешков и пут, — передавая нож, он вскочил, чтобы бежать к Механику лежащему на улице.

— Погоди Олесь, — плохо слушающимся языком, опять перешел на великий язык Т. Г. Шевченко, негласный лидер нацменьшинства Мыкола. — Что произошло? Почему мы здесь?

— Вот эти «не добрые люди» хотели нас всех поубивать, а наши деньги забрать… Похоже, они убили Механика. Я вынес его на улицу… Если хочешь узнать остальные подробности, спроси вот у этого бугая, он самый разговорчивый… Главный у них — Солдафон… Все, я бегу к Механику…

Он бросился вниз. Сзади слышалось только кряхтение и сопение разбуженных. Но все громче раздавался украинский говорок, все возбужденней становились эпитеты, междометия и восклицания.

Было понятно, что сейчас небрежно разбросанным по углам комнатенки мордастым люмпенам придется в полной мере познать насколько бывает отвратительна человеческая природа.

Ожидать сердобольных и плаксивых старушек, жалеющих на автобусных остановках драчливых, пьяных молодцов им не придется. Старушки и иной человеколюбивый десант спал и попросту не успевал вмешаться.